Филькина круча - Анна Чудинова

маленькой тупой группке сила, понимаешь?

– Ну и будь в этой тупой группке сколько влезет, что не так-то?

– А все не так-то! – Паха вдруг остановился и замолчал.

Толик обернулся и вопросительно развел руки.

– Вот ты что из себя сам по себе представляешь?

Толик махнул и пошел дальше. Паха зашагал следом.

– А ведь Реутов прав! По одиночке нас жизнь сожрет и не поперхнется. Потому что мы никто, лузеры, никчемности. Единственное наше спасение – в том, чтобы прибиться к таким же, как мы, чтобы найти хоть какое-то утешение. Вместе хотя бы прикольно и не скучно.

– Да это тебе просто жить скучно!

– Да, ек-макарек! – взбеленился Паха. – Я же тебе объясняю, мы ему больше не нужны. Ему нужна Наташа.

– Так может, и тебе найти Наташу? – Толик резко развернулся и встал как вкопанный. Паха подошел совсем близко. Его карие глаза хитро блеснули, а губы изогнулись в странной ухмылке. Он сплюнул, а затем тихо и размеренно произнес:

– Я не верю в преданность женщин. Они так…

Толик покачал головой и зашагал дальше. Ему хотелось поскорее оказаться на Филькиной круче, спуститься по насыпи к озеру. Подышать.

Толик, прямо как в детстве, собирался усесться на насыпь, укрытую снегом, чтобы полюбоваться видом озера, но, хмуро оглядев свои недешевые вельветовые брюки, передумал. Он поправил кашне, достал из внутреннего кармана куртки телефон и посмотрел на время. В гостиницу возвращаться еще не хотелось. В животе заурчало. Голый чай из директорского кабинета уже давно покинул желудок. Надо бы забежать в магазин, взять чего-нибудь перекусить, а потом поехать в центр города: нормально поесть, купить сувениры и подарки перед завтрашним вылетом, да просто погулять.

За спиной просигналила машина, Толик обернулся: какой-то охламон на двенашке чуть не сбил переходящую по переходу Анюту. Точно! Рабочий день же закончен. Темноглазая брюнетка вдруг среди деревьев поймала его взгляд. Она немного замедлила шаг и помахала ему. Толик помахал ей в ответ. Анюта улыбнулась, поправила лямку сумки, но не увидев никакой дальнейшей заинтересованности в своей персоне, заторопилась дальше. Толик был уверен, что Анюта спешила домой, к семье, или по другим важным, нужным делам. «А все же красотка! – подумал он. – Преданна ли ты своему рыцарю?»

Толик поднял голову. Сквозь серую паутину ветвей он смотрел ввысь, на набирающее черничный оттенок небо, и ему казалось, что оно теперь совсем не такое, каким было прежде, но что оно, как и тогда, таило в себе что-то новое и ошеломляющее, для чего он все еще не мог подобрать слов.

После стычки в школе Толик, Санька и Паха собирались немного подготовиться к экзамену по русскому языку, а вечером прошвырнуться по району. О том, что некоторые конспекты Толик решил взять у Наташи, он никому не сказал. Реутов бы начал ревновать и злиться, а Паха вообще о ней слышать ничего не хотел. Сам же Толик не испытывал к Наташе негативных чувств и даже вполне хорошо общался как с ней, так и с ее мамой Алисой Федоровной. Толик без каких-либо проблем мог попросить у Наташи недостающие записи по темам, которые он пропустил по болезни. Он даже сам собрался к ней забежать за тетрадкой, но она наотрез отказалась, сославшись на то, что они с Реутовым все равно хотели вечером гулять. Так и порешили, что сначала она забежит к Толику и отдаст ему тетрадь, а потом зайдет за своим Санькой.

Толик прислонил руку к домику кручи. Закрыл глаза. Холодные доски были равнодушны к его прикосновению. С дороги донесся визг тормозов, а следом – злые голоса переругивающихся мужиков. В голове закрутилась картина того дня. Сирена скорой, мигалки полицейских машин и накрытое черным полиэтиленом тело. В тот день после перепалки в школе Саньку сбили насмерть.

Да, вечером Наташа зашла к Толику и принесла конспекты. А пока Толик по совету матери ставил чай на плиту, Наташа мышкой выскочила из квартиры, даже не попрощавшись и оставив открытой входную дверь.

Существуют ли творцы совпадений, которые заставили Паху в тот вечер выйти из их шестого подъезда чуть раньше, чем он собирался? Существует ли судьба, которая заставила Паху чуть дольше задержаться в магазине из-за балагурящего на кассе выпивохи? Ведь если бы он вернулся домой на две минуты раньше, чем вышла из лифта Наташа, он бы успел пешком подняться на второй этаж и спокойно вручить уставшей после работы матери пакет с молоком и буханкой хлеба.

Но Паха не торопился домой, он запрыгнул на ступеньки перед подъездом и обернулся, потому что ему показалось, что там на небе вдруг что-то сверкнуло. Какая-то звездочка. И Паха подумал, возможно, впервые в жизни, что все-таки тут, в этом мире, вроде не так уж и плохо, потому что и правда здесь… красиво! И слова в его голове подтвердил скрип тяжелой железной двери подъезда. И Паха увидел огромные глаза Наташи на прячущемся в тени козырька темном лице, в тот момент они враз показались ему двумя большими звездами, в которых заключалось все то красивое, что только есть на свете. И если бы Наташа в вечерней прохладе не почувствовала этот запах свежей булки и дурманящего «Олд Спайса», точно такого же, какой был у ее отца, и чего-то еще, что она не успела тогда себе объяснить… Если бы всего этого не было, то ее сердце бы не трепыхнулось от неожиданного твердого Пахиного «Привет!», и не было бы никакого тихого «Привет!» в ответ, и не было б внезапного притяжения губ и случайного свидетельства Саньки, подходившего к шестому подъезду. Но Санька все видел. Санька смотрел. На Наташины руки, долго обвивающие Пахину шею.

Толик согнулся дугой, его тошнило, грудь неприятно сдавило, на глазах навернулись теплые слезы. С гибелью Реутова пришел конец их дружбе, Черепаха умерла. И хотя Толик знал, что смерть Саньки была случайной и что, не переходи он в неположенном месте в тот вечер после встречи друзей, его бы не сбил лихой пьяный водила, тем не менее с тех пор Толик Червоткин больше не общался ни с Пахой, ни с Наташей. Червоткину было жалко всех: себя, родителей Реутова, маму Пахи, Алису Федоровну, Саньку, но только не Паху с Наташей. Невыносимое чувство злости горело в нем, он винил их обоих и никак не мог простить.

Что Санька чувствовал тогда? Как разрывалось его сердце? Куда он бежал от боли? Что видели его глаза? Или не видели, и их застилал туман горя и разочарования? Нет, Толик не желал Пахе