Убивая ангелов - Кейт Родс

– Развлекаешься… босс? – Последнее слово сержант добавил после демонстративной паузы, словно по некотором размышлении.

– Мы работаем, – оборвал его Бернс. – Что у вас здесь?

– Убийство. Больной ублюдок, это уж точно.

Пит Хэнкок подпустил нас ближе только после того, как мы надели защитные костюмы. Я эти костюмы терпеть не могла. Материал, из которого они пошиты, тайвек, такой тонкий и шершавый, что чувствуешь себя будто завернутым в жиронепроницаемую бумагу. Температура тела в нем постепенно повышается. В каком настроении пребывает Хэнкок, угадать было невозможно – сросшиеся брови придавали ему вечно злобный вид. Наблюдая за тем, как я меняю туфельки на белые пластиковые боты, он даже не попытался завести разговор.

Потом я проследовала за Бернсом по переулку, мимо огромных мусорных контейнеров со сдвинутыми крышками. В нос била жуткая вонь, в которой смешались прокисшее пиво, моча и тухлые объедки. За внутренним ограждением, блокируя вид, стояла на коленях женщина-парамедик.

– Что случилось? – театральным шепотом, словно боясь разбудить жертву, спросил Бернс.

Женщина повернулась. Лицо ее было цвета известняка, и я поняла, что раны, наверное, ужасны, поскольку смертельных случаев на долю таких специалистов выпадает по нескольку десятков в год.

– Все произошло быстро. Крови много – значит, нож прошел через сердце. – Парамедик выпрямилась и поспешила к «Скорой помощи», а мне наконец открылось тело. Мужчина лежал в широком круге крови, на голове у него был черный пластиковый пакет, а возле головы – открытка с ангелом. Тут же, на мостовой, белели разбросанные перья. Мужчина был в темных брюках и рубашке с длинными рукавами. К горлу вскинулась тошнота. Интересно, где он провел последний день жизни? Может быть, в офисе, в предвкушении уик-энда?

Тело заслонили двое в форме. Фотограф начал снимать жертву со всех возможных ракурсов, а когда ушел, Бернс опустился на корточки возле жертвы. Со стороны улицы долетели голоса – прибыла пресса, и журналисты требовали информации. Разбираться с ними поспешил Тейлор.

– Чертовы стервятники! Только и дел, что за «Скорыми» гоняться, – проворчал Дон. – Он, похоже, смеется над нами.

– Что ты имеешь в виду? – спросила я.

– Оставил визитную карточку еще большего, чем тогда, размера – чтобы мы уж точно не пропустили.

Инспектор натянул перчатки и поднял карточку. Она действительно была больше той, которую нашли в кармане Лео Грешэма, а прекрасный лик ангела перечеркивали, как будто разрезая на доли, толстые линии. Я присмотрелась к телу жертвы. Рана находилась в середине живота: неровный разрез длиной шесть, а то и больше дюймов. Я зажала рот тыльной стороной ладони.

– Ты как, Элис? – забеспокоился Дон.

– Бывало и лучше.

– Тебе не обязательно здесь находиться. Я скажу, чтобы кто-нибудь отвез тебя домой.

Я покачала головой. Побывать самой на месте преступления всегда лучше, чем работать потом с фотографиями. Иногда с момента убийства проходит не больше часа, улики еще свежи, и ты едва ли не дышишь одним с убийцей воздухом и даже можешь вдохнуть то, что не даст ни одна фотография. Здесь я обратила внимание на элемент инсценировки: убийца попытался положить руки жертвы вдоль тела, чтобы все выглядело так, будто погибший не сопротивлялся.

Через несколько минут прибыла судмедэксперт, плотная, средних лет женщина, бодрая и энергичная, твердо настроенная не принимать близко к сердцу сопутствующие работе ужасы. Чтобы не мешать, мы с Бернсом вышли за ограждение, а когда вернулись к телу, эксперт снимала с головы жертвы пакет. Рядом стоял фотограф. Женщина стягивала пакет осторожно и медленно, словно не хотела причинять мертвецу боль. Я заставила себя не отводить глаза. Все лицо убитого было изрезано в клочья. Щеку рассекли с такой жестокостью, что в дыре под ухом виднелись зубы. Полоска кожи свисала почти до ключицы, а глубокие порезы на лбу открывали белую кость. Горячая волна тошноты ударила мне в горло. Я метнулась за оградительную ленту, сделала несколько шагов за мусорный контейнер, и меня вырвало. Когда я, еще не оправившись от шока, неверной походкой вернулась к месту преступления, Бернсу, по крайней мере, хватило такта воздержаться от комментариев.

Можно было бы поискать такси, но я так устала, что не нашла сил отказать Тейлору, когда он предложил подбросить меня до дому. Ноги сделались ватными. Трупы всегда действовали на меня не лучшим образом, выделяя среди однокурсников в медицинском колледже. Тем нравилось проводить вскрытие, и они довольно мурлыкали себе под нос, разрезая человеческие кожу и кости с такой легкостью, словно это индейка. Хотя обстоятельства и не располагали, Стив Тейлор решил проявить галантность и широким жестом распахнул передо мной пассажирскую дверцу. Мы уже отъезжали, когда зазвонил телефон, и он, остановившись, вышел на тротуар. Разговор затянулся – сержанту пришлось убеждать кого-то, что он скоро будет дома.

– Третий раз за вечер, – проворчал Тейлор, снова забираясь в машину. – Не выпускает из виду. – Мы проехали ярдов сто, и он искоса взглянул на меня. – А ты? Тебя дома кто-то ждет?

– Только брат.

Занятая в тот момент другими мыслями, я не подумала, что ответ стоит подредактировать, и только позже поняла свою ошибку – надо было изобрести бойфренда. Стив многозначительно улыбнулся и до конца поездки говорил только о себе: расписывал свои спортивные подвиги, объяснял, какие призы получил за успехи в дзюдо, футболе и дайвинге. Послушать его, так получалось, что он выиграл все, что только можно. То же и с женщинами – он мог позволить себе быть разборчивым. И лишь карьера приносила ему разочарования.

– Меня обошли уже в третий раз, – пожаловался сержант. – Обещали твердо, но тут Бернса выперли из Саутварка, и мне опять не повезло. Что-то невероятное. Парень некомпетентен – нате его вам.

Я не стала поправлять Тейлора – он все равно бы не услышал. Лицо его выражало глубокую обиду и горечь, и мне казалось странным, что человек может быть настолько одержим собой, когда неподалеку лежит на земле другой человек, безжалостно убитый и изуродованный. Почему его так волнует несостоявшееся продвижение по службе? Дело определенно не только в деньгах. За всем этим хвастовством скрывалось микроскопическое эго. Может, предложить ему пройти курс когнитивно-поведенческой терапии?

К дому мы подъехали лишь в начале третьего.

– Не хочешь продолжить? Ты могла бы угостить меня кофе. – Стив уже положил руку на спинку моего сиденья.

– Нет, спасибо. – Мне хотелось напомнить, что дома, нетерпеливо поглядывая на часы, его ждет подружка.

Полицейский посмотрел на меня осуждающе и с некоторым даже сочувствием, как будто я сама не понимала, от чего отказывалась.

Дома мое отражение в зеркале только подтвердило, сколь низки стандарты, установленные Тейлором для себя. Волосы у меня растрепались, тушь растеклась по щекам. Я умылась с мылом и отправилась в спальню, но впечатления от увиденного были еще слишком свежи. Я старалась не думать о теле на Гаттер-лейн, брошенном между мусорными контейнерами, как приманка для крыс. Не давали покоя и ангелы: может, убийца – атеист, уверенный, что никакого воздаяния за эти убийства не будет? Уже засыпая, я увидела лицо моего нового знакомого: блеклые, с золотыми крапинками глаза Эндрю Пирнана следили за мной с неотступным вниманием хищной птицы.

Глава 8

Прошлое мстило кошмарами. Стоило закрыть глаза, как я видела тех девушек, лежащих на земле, худеньких, израненных. Я чувствовала под ладонями их влажную кожу, холодную мягкость волос… Проснувшись в какой-то момент с больной челюстью, словно всю ночь хватала ртом воздух, я поняла, что не могу больше оставаться в квартире, что надо выйти на пробежку. Бег – мое единственное пристрастие, без него мне просто нельзя; все мое фамильное древо усыпано влечениями: Уилл нуждался в стимуляторах, отец страдал от алкоголизма, а матери обязательно требовалось все контролировать. Может, я еще легко отделалась, ведь бег менее вреден, чем джин, сигареты или героин. А еще это прекрасное противоядие от мыслей. В ситуации обострения внутреннего конфликта я надеваю кроссовки – волнения и тревоги выходят сами через подошвы и с потом. Конечно, бежать, когда у тебя повреждение мягких тканей, идея немного безумная, но ничего другого не оставалось. Каждый шаг отдавался болью в груди, но сдаваться я не намеревалась.

Я пересекла реку по почти пустому Тауэрскому мосту. Было уже жарко, и воздух будто горел, а во рту оставался едкий привкус бензина и дыма. У входа в доки Сент-Кэтрин швартовались с полдюжины моторных катеров, и канаты натянулись так, что, казалось, вот-вот лопнут. Внушительные особняки из бурого песчаника занимались своими делами, отгородившись от мира ставнями – ничего не вижу. Добежав до Корнхилла, я увидела протянутую поперек дороги оградительную ленту и кучку припарковавшихся поодаль полицейских фургонов. Должно быть, Бернс бросил все силы на прочесывание прилегающего к Гаттер-лейн квартала с надеждой найти улики. Я повернула на Лиденхолл-стрит и, пробегая по Лондонскому мосту, стала то и дело встречать толпы покупателей, тянувшихся к местному рынку. Некоторые готовы прикинуться бедняками ради пакета авокадо.