Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Борис Дмитриевич смотрел на жёлтый гладкий череп и ждал. Наконец череп приподнялся, и чёрные, старчески мутные глаза, сидящие в больших тёмных глазницах, уставились на него.
— Бетонные работы знаешь? — прогудел подвальный бас.
— Знаю.
— Земляные работы?
— Знаю.
— Гм…
Казалось, управляющий начинает сердиться.
А водку пьёшь? А? — управляющий качнул черепом, и в глазах его блеснула еле заметная искорка усмешки.
— По праздникам… — протянул Картавин, но бас перебил его:
— Ну ладно, ладно, начнёшь вилять. Скажу одно: знай только, с кем лить, где, когда и сколько. А сейчас иди, устраивайся с жильём.
После же Картавин узнал, что управляющий даёт такие советы абсолютно всем, кого принимает на работу, исключая женщин.
2
На работе Федорыч много шумел и ругался. В семье же был тих и спокоен. Прорабы подшучивали над ним, что вот, мол, Федорыч, на объекте ты прямо-таки герой, а как к жене попадёшь — и не пикнешь.
Федорыч отмалчивался, а в разговоре по душам говорил:
— Жена у меня — жалоб с моей стороны нет никаких. Хозяйственная, чистёха. А как где что нужное появятся — сейчас она разузнает и достанет. Я в хозяйство и не вмешиваюсь…
Только изредка, когда жена начинала войну, Федорыч протестовал. Он грозился всё перебить, всех разогнать и наконец куда-то уехать.
— Не могу я выпить, а? — кричал он, стоя в одном белье перед кухонной дверью, за которой скрывалась жена. — Я не заработал, а? Днём беготня, ругань, вечером покоя нет! Убирайтесь к чёрту со своими докторами! Плевать мне на них! Чтоб больше и на порог не пускала этих докторов.
В такие минуты жена превращалась в тихую, ласковую женщину и, пока муж не угомонится и не уснёт, продолжала быть такой. На другой же день Федорыч появлялся на объекте не к восьми, а часов в шесть утра. Примостится на лавке в прорабской и вздремнёт, покуда народу нет. А днём ходит хмурый, много, по любому поводу, ругается с бригадирами и, когда ковыляет на обед, то и, дело поёживается, скребёт затылок, удивлённо озираясь по сторонам, но всё-таки шагает.
Если в такой день с материалом бывало особенно туго и рабочие простаивали, Федорыча не устраивала послеобеденная доза. Походит, пошумит для порядка, зайдёт в прорабскую и пропустит граммов сто. А если в это время наезжало начальство, он «ударялся в бега».
Скажем, Картавин сидит на корточках и, наклонив голову, прицеливается глазом: правильно ли по горизонту выложили каменщики столбики под лаги. Сами каменщики сидят в сторонке, перекуривают. В противоположном конце коридора появляется низенькая плотная фигура в сером простом костюме, в кирзовых сапогах и в затасканной кепке — это Федорыч. Он машет мастеру рукой — зовёт к себе. Картавин подходит.
— Там нагрянули эти, — торопливо шепчут почти обесцвеченные губы Федорыча. — Я в бега, а ты иди, встреть их…
— А кто приехал?
— Чёрт их знает! Целая машина. Ах ты! Ну иди, иди! — толкает Федорыч мастера в спину и сам исчезает в проёме. Он поспешно ковыляет или на чердак, куда начальство редко заглядывало и где можно всегда схорониться в темноте, если бы начальство и забралось туда, или в подвал, куда проникнуть нельзя из-за подмостей, не убранных после штукатуров. А то «на воздух» — к какому-либо из соседних прорабов.
Картавин же отряхивался от пыли и направлялся к центральному входу, прикидывая в голове, какими вопросами и жалобами обрушится на приехавших. В проезде между штабелем шлакоблоков и насосом, подающим раствор на этажи, стоит зелёный «козёл». Подле него начальник участка Гуркин, главный инженер участка Николаев, сам управляющий и ещё двое незнакомых. По одежде и по тому, как эти двое озираются, Картавин догадывается — гости из Ленинграда.
Гуркин уже послал одного из рабочих за мастером и прорабом, а пока сам даёт пояснения. Картавин подходит, здоровается. Гуркин никогда не здоровается с подчинёнными за руку. Сейчас же он протягивает руку, пожимает и, улыбаясь, представляет:
— Прораб — молодой специалист, инженер.
Все здороваются с мастером.
— Ну, веди, покажи, что у тебя тут творится, — говорит управляющий. — И где же твой старший?
— Иван Фёдорович ушёл на лесозавод, — врал в таких случаях Картавин, — звонили, звонили мы — не везут шпунтовой доски! На планёрке постановили: давать на больницу доски в первую очередь — и не дают.
— Гм…
Картавин ведёт гостей туда, где меньше мусора и качество работ получше. Строители на некоторое время прекращают работы, отвечают на приветствия и снова принимаются за дело.
При таких посещениях мастер пользовался методом Федорыча. Подведёт, как бы случайно, к отлично выполненному кабинету: полы настланы ровно, двери подогнаны как в сказке, железобетонные перекрытия — без единой раковины. И тут же укажет на какой-нибудь ничтожный недостаток.
— Вот, — говорит он, — немножечко недоглядели, складывали радиаторы и поцарапали.
Предложит пройтись по всем этажам. Позади всех шагает Гуркин. На лице у него выражение: смотрите, мол, что есть, то есть — мне безразлично. Все знали: он ловит каждое слово мастера, следит за управляющим, тот никогда не обрушивался на мастеров, прорабов и тем более на рабочих. Но начальникам участков доставалось. Управляющий кричал на них как на мальчишек за малейшую оплошность в работе.
— Ну ладно, ты меня, старика, затаскаешь, — говорит наконец управляющий. — Он вас дальше проводит, — обращается он к гостям.
Гости останавливаются, дальше идти нет смысла. Видно и так: работа неплохая, только медленно подвигается.
— Что тебя держит? — спрашивает управляющий.
«Ага, — думает Картавин, — теперь самый момент». И говорит:
— Мало возят бетона, до сих пор никак не получить обещанную арматуру, задерживают со сборными балками, нет кирпича, нужен срочно бульдозер.
Гуркин кивает и поясняет, почему именно так обстоит дело.
— Хорошо, перебивает его управляющий, — составь список: сколько чего нужно, когда надо завезти, и завтра принеси мне — всё будет. Звони мне ежедневно. Да грязь, мусор убери. У самого входа развёл болото. Или там у вас свалка? А? Поставь на главный корпус больше людей — и чтоб через месяц был готов. Понял?
— Хорошо.
Начальство двигается к выходу. Картавин отстаёт, закуривает. Он доволен.
Слышно, как хлопают дверцы машины, гудит мотор.
Мимо проходит сантехник Вася и два плотника.
— Унесло?
— Пронесло, — говорит Картавин.
Федорыч отсиделся на чердаке. Через слуховое окно он видел, как уехала машина, и теперь старший прораб уже спускается по лестнице. «Ну?» — спрашивают его глаза.
— Иван Федорыч, ура, — говорит мастер, — клюнул жареный петух.
— Неужели?
— Сам дед сказал, чтобы список подали.
— Эк ты! — Федорыч потирает руки.
Потом они спешат в прорабскую и садятся писать. Чудесное начинается время! Плотники получат фронт своей работы, каменщики — своей. Без всяких просьб будут оставаться и после пяти материал есть, деньги будут. План прорабство выполнит.
Заспорят, что нужно и сколько нужно завезти в первую очередь. Федорыч разгорячится: нужно под шумок хватануть материалу побольше, про запас. Поругаются.
Наконец список составлен. Картавин ходит по будке. Смотрит в окно: бригада Савельева кончает опалубку портика. Савельев пока сам, по чертежу, ставит арматуру — мастер приучал его читать чертежи. Около Савельева сидит Никитенко — совсем мальчишка, весь, с головы до ног, смешной и смешливый. Он тоже заглядывает в чертежи — интересуется.
Под фундамент прачечной экскаватор роет котлован. Он как чудовище из страшной сказки: бросает свою зубастую пасть в грунт, грызёт его так жадно и остервенело, что от попадающих под зубы валунов летит белая пыль. Затем чудовище вскидывает голову и, на секунду замерев, поворачивает её к дороге; там пасть открывается, и грунт валится в кузов приседающего разом трёхтонного самосвала.
Картавин отходит от окна, присаживается. Некоторое время они с Федорычем сидят молча, курят, переглядываются. В этот момент Федорыч особенно нравится мастеру. Ему всё сейчас нравится: и то злобное чудовище, грызущее грунт, и Федорыч, и Савельев, и Никитенко, и все другие. Они все одинаковые дети работы, одни старше, другие моложе.
Посидят так и вскоре отправляются по объекту. Картавин шагает к Савельеву — проверить уложенную арматуру, пояснить, где начнётся пристройка, и дать размеры, а также предупредить что открыта «зелёная улица».
Со стороны морга доносится голос Федорыча:
— Опять залез сюда? Тебе сколько раз говорить? А?… Навыков! Ты что? Дремать сюда пришёл? Ну, что молчишь? Отвечай!
— Можно, брат ты мой, хоть как провиниться, — в который раз рассуждает вслух Федорыч. — Скажу вот так: прогулял нагло два дня — простят, напейся пьян — простят. Ну, а фонд зарплаты решился перерасходовать, тут уж все: ты и бездельник, и руководить не умеешь. Одним словом, никудышный человек.
- Заветные поляны - Михаил Фёдорович Базанков - Советская классическая проза
- Среди лесов - Владимир Тендряков - Советская классическая проза
- Товарищ Кисляков(Три пары шёлковых чулков) - Пантелеймон Романов - Советская классическая проза
- Мальчик с Голубиной улицы - Борис Ямпольский - Советская классическая проза
- Братья и сестры - Федор Абрамов - Советская классическая проза
- Алая радуга - Сергей Иванович Черепанов - Советская классическая проза
- Каменая деревня - Юрий Куранов - Советская классическая проза
- Каменная деревня - Юрий Куранов - Советская классическая проза
- Девочка из детства. Хао Мэй-Мэй - Михаил Демиденко - Советская классическая проза
- Избранное. Том 1. Повести. Рассказы - Ион Друцэ - Советская классическая проза