ЭКЛИПСИС - Тиамат

Они выехали из Фаннешту ранним утром и покрыли большое расстояние за день, беспрерывно погоняя лошадей. Нетерпение эльфа было понятно, но и сам Альва хотел поскорее расстаться и попробовать навсегда забыть Итильдина.

Ночью Альва специально лег подальше от костра и от эльфа, но прошло совсем немного времени, и полностью раздетый Итильдин скользнул к нему под одеяло. Альва пытался оттолкнуть его, но безуспешно, от прикосновений эльфа все его тело словно воспламенилось, и страсть снова затуманила рассудок. И теперь каждую ночь он засыпал, держа Итильдина в объятиях, после того как тот удовлетворял его желание – послушный, покорный, на все готовый. Стыд и унижение охватывали Альву, когда он понимал, что ведет себя как грубый дикарь, но каждый раз темное безумие захватывало его, и он овладевал эльфом, исступленно и жадно, помня, что каждая секунда приближает их расставание навеки. Он ненавидел себя за слабость, но ничего не мог сделать. Иногда он ненавидел эльфа за то, что тот заставлял его сходить с ума от желания и терять над собой контроль. С ним никогда такого не было, разве что лет в четырнадцать, когда он переживал свою первую влюбленность и первый сексуальный опыт, но и тогда страсть не была столь бурной.

На шестой день путешествия вдали показалась стена Великого леса, и на восьмой день они подъехали к ней вплотную. Альва Ахайре, блестящий придворный, прославленный поэт, признанный красавец и любимец королевского двора, никогда не влюблявшийся без взаимности, почувствовал, как сердце его разбивается вдребезги. Он страстно и долго поцеловал эльфа в последний раз, мечтая, чтобы этот поцелуй никогда не прерывался. Но ему пришлось все-таки оторваться от сладких губ, чтобы отдышаться. Эльф смотрел на него своими невероятными глазами, и лицо его снова было непроницаемым. Потом он тронул коня вперед. Отъехав немного, он вдруг обернулся, приподнялся на стременах и выкрикнул какую-то короткую фразу на своем языке. Сжал бока коня коленями и направил его в лес.

Альва смотрел ему вслед, пока он не скрылся за деревьями. С беспощадной ясностью он понял, что никогда не сможет забыть их встречу, что теперь до конца дней своих обречен помнить и мучиться от воспоминаний.

В его жизни случилось затмение, и имя этому затмению – Итильдин.

Глава 2

Если бы Альва знал, что ему придется так страдать, он отказался бы от своей миссии, даже рискуя быть разжалованным из королевской гвардии и вызвать недовольство своего короля.

Каждый день без Итильдина был кошмаром.

Вначале его мучило жуткое по своей силе желание. Все тело Альвы содрогалось от спазмов, стоило только вспомнить, как прекрасный эльф отдавался ему: глаза закрыты, губы закушены, влажные волосы прилипли ко лбу, ноги и руки обвивают человека, прижимая его ближе, будто стремясь слиться с ним воедино. Скрипя зубами от непереносимого вожделения, от чудовищно ярких и живых фантазий с участием эльфа, Альва метался без сна на широкой кровати и терзал свое тело в тщетной попытке найти облегчение. Несколько раз он порывался пойти в дом свиданий, однажды даже дошел до дверей «Цветка страсти», но повернул обратно. Мысль о том, что его будут касаться не руки Итильдина, что ему самому придется касаться кого-то другого, была отвратительной.

На следующий день после его возвращения из Фаннешту кавалер Амарго Агирре, от одного вида которого у Альвы не так давно замирало сердце, прислал ему великолепное изумрудное ожерелье. Кавалер Ахайре машинально открыл бархатный футляр, равнодушно закрыл его и отослал обратно без объяснений. Кроме Итильдина, для него больше никто не существовал. Привычный флирт придворных дам и кавалеров был ему неприятен, старые друзья раздражали, а те, кто искал его благосклонности, приводили в бешенство. Товарищи-гвардейцы звали его пьянствовать в кавалерийские казармы – он неизменно отказывался, потому что не мог выносить ничьего общества, особенно тех, кто пытался расспросить его о причинах такой хандры, растормошить, развеселить.

Вечно пылать невозможно, и через какое-то время грезы покинули его, оставив после себя пустоту и тоску. Альва выпросил у короля отпуск и совсем прервал контакты с внешним миром, запершись у себя дома. Он пытался выплеснуть свои чувства в стихах, но ничего не получалось, и пол в его кабинете был усеян обрывками бумаги с разрозненными строчками и набросками одного и того же лица. Он пытался даже изучать Древний язык, но к усердным занятиям был решительно в тот момент неспособен, и дело продвигалось плохо. Человека, сказавшего, что у него музыкальный слух, Альва клял последними словами, потому что теперь это казалось обидной насмешкой. Он запомнил фразу, которую крикнул ему Древний на своем языке, и, конечно же, в первую очередь попытался ее перевести. Полученный результат выглядел как особо изощренное издевательство: «Я тебя люблю!» Поняв, что память сыграла с ним злую шутку, подменив несколько звуков в очень похожей фразе: «Я тебе благодарен», Альва отшвырнул книгу и разрыдался.

Тянулись дни и ночи, а его тоска только усиливалась. Он взял обыкновение выпивать вина на ночь, отговариваясь перед самим собой, что это прекрасное средство от бессонницы. Потом начал напиваться, в одиночку или в портовых тавернах, среди пьяного сброда – матросов, мошенников, проституток… В алкогольном и наркотическом угаре проходили дни и недели. Альва уже не следил за бегом времени, все глубже погружаясь в тоску и апатию.

– Солнце мое, ты себя погубишь.

Лэйтис Лизандер сидела на полу возле его кровати, положив подбородок на скрещенные на покрывале руки. Так их глаза были на одном уровне, и она смотрела на Альву печально и серьезно. В словах ее не было упрека, за это он всегда любил Лэйтис: она никогда не пыталась повлиять на него, вмешаться в его жизнь, просто всегда оказывалась рядом, когда больше всего была нужна, и подставляла свое сильное плечо.

Что заставило ее покинуть южные границы, где стоял ее полк, и прискакать в Трианесс? Она будто чувствовала, что ее нежно любимый Альва попал в беду. Иногда он думал, что между ними существует какая-то тайная связь – может быть, в загробном мире, еще до своего рождения, они были братом и сестрой, или божественное провидение назначило ее ангелом-хранителем Альвы. И в этот раз она успела вовремя: обойдя весь Нижний город, вытащила кавалера Ахайре из убогого притона, где он пропадал уже два дня практически в невменяемом состоянии. Когда она ворвалась в комнату с двумя мечами наголо, Альву как раз разыгрывали в карты, прежде чем пустить по кругу. Сам он был пьян в стельку, да еще в придачу обкурился травки, так что сопротивляться был не в состоянии, даже если бы отдавал себе отчет в происходящем. Лэйтис чуть не разрыдалась, увидев его бледное осунувшееся лицо с кругами под глазами и заострившимся носом, его мертвый, безучастный взгляд. Расшвыряв любителей легкой добычи, она на руках вынесла полубесчувственного Альву на улицу, отвезла домой, засунула под холодный душ, а потом в постель.