Фабрика счастливых граждан. Как индустрия счастья контролирует нашу жизнь - Иллуз Ева

Если эти исследования и выявили что-то безошибочно, так это идеологическую повестку тех, кто финансирует, продвигает и внедряет концепт счастья в организациях, школах, медицинских учреждениях, развлекательном бизнесе, государственной политике или армии. Можно утверждать, что позитивная психология – это не более чем идеология, переработанная в виде графиков, таблиц и диаграмм, заполненных цифрами, легко продаваемая поп-психология, которую нам навязывают ученые в белых халатах. И все же, именно в этом заключался один из источников ее огромного успеха. Позитивная психология уловила глубоко укоренившиеся культурные и идеологические представления о себе и переформулировала их в объективные, эмпирические факты. Эта стратегия позволила позитивной психологии расти изнутри, наряду с расширением индустрии счастья, набирающей темпы институционализации этого концепта в общественной и частной сферах, а также с увеличивающимся числом альянсов, которые эта область создавала за пределами психологии, включая сферы политики, образования, труда, экономики и, конечно же, терапии во всем ее многообразии. В книге мы остановимся на каждой из этих областей: а начнем с тесной взаимосвязи между позитивной психологией и экономикой счастья – еще одним направлением в психологии, влиятельным движением в академической среде и политизированным.

Экспертам виднее

По мере развития позитивная психология не только укрепляла союзы с профессиональными, неакадемическими коллегами, но и много взаимодействовала с экономистами счастья. Этот подраздел экономики развивался с 1980-х годов, но только в начале 2000-х годов лорд Ричард Лэйард придал ему сегодняшние влияние и размах. Лэйард был советником правительства Тони Блэра с 1997 по 2001 год, членом палаты лордов с 2000 года, директором Центра экономической эффективности при Лондонской школе экономики с 1993 по 2003 год, а также основателем и директором Программы благополучия при том же центре с 2003 года. Прозванный «царем счастья», Лэйард считается известным сторонником позитивной психологии с момента, когда эта область дебютировала в научных кругах. Еще в 2003 году в серии лекций, прочитанных в Лондонской школе экономики, Лэйард отметил, что для полного понимания счастья экономистам и психологам нужно объединить усилия. «Нам повезло, – сказал он, – сейчас психология быстро движется в правильном направлении, и я надеюсь, что экономика последует за ней»42. Как и английский философ Иеремия Бентам, один из основоположников утилитаризма, Лэйард был убежден, что главной и наиболее законной целью политики является рост уровня счастья в обществе. Как и утилитаристы до него, он также был убежден, что счастье – это вопрос максимизации удовольствия и что счастье поддается точному измерению. Как и Селигман в своем взгляде на традиционную психологию, Лэйард был убежден, что традиционная экономика нуждается в изменениях. По его словам, одна из главных проблем заключалась в том, что экономика настолько занята соотношением денег с ценностью, что напрочь забыла, что счастье на самом деле более подходящий и более точный показатель для измерения экономической важности. Таким образом, внимание к концепту счастья обеспечит необходимую реформу этой области, как утверждал Лэйард, подчеркивая, что экономисты могут пользоваться некоторыми из основных «выводов новой психологии счастья»43, что они вскоре и начали делать.

В 1990-х годах большая группа психологов и экономистов, заинтересованных темой счастья и способами его научного изучения, начала сотрудничать друг с другом. До этого интерес к этой теме с научной точки зрения был скудным, и преобладала идея, что счастье – это относительное, иллюзорное понятие. Исследования, направленные на точное измерение счастья, все еще сталкивались со скептицизмом в рамках позитивистской науки. Ярким примером такого релятивистского подхода является работа экономиста Ричарда Истерлина. Уже в 1974 году многие психологи и экономисты страстно увлеклись счастьем, во многом благодаря Истерлину и его знаменитому парадоксу. Истерлин утверждал, что если сравнение внутри одной страны в определенный момент времени показывает, что более высокие доходы связаны с более высоким уровнем счастья, то сравнение между странами и сравнение внутри страны по прошествии времени, наоборот, говорит о том, что богатство стран (измеряемое их валовым национальным продуктом) не связано с более высоким совокупным уровнем счастья среди их граждан. Истерлин, в частности, пришел к выводу, что реальными детерминантами счастья являются относительные соображения, поскольку люди всегда приспосабливаются к обстоятельствам: «…оценивая свое счастье, люди склонны сравнивать фактическую ситуацию с эталонным стандартом или нормой, складываемой из их предыдущего и текущего социального опыта»44.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Из этого возникают две проблемы. Во-первых, для экономистов проблема заключалась в том, что если счастье относительно, то объективные экономические улучшения и стимулы, похоже, не приносят людям реальной пользы. Как они могли объяснить тот тревожный факт, что современные общества, носители прогресса, богатства и процветания, не могли обеспечить людям более высокий уровень счастья? Во-вторых, для психологов проблематично было, что возможность объективной науки об эмоциях и чувствах сомнительна, если само счастье относительно. В этот момент экономистов и психологов посетило озарение: не заключается ли на самом деле проблема в том, что люди не умеют оценивать свои эмоциональные состояния? Что если они на самом деле не понимают такого сложного понятия, как счастье, и просто не умеют его оценивать, точно так же, как не умеют принимать рациональные решения? Эти вопросы, казалось, давали нужные ответы. Действительно, в конце 1980-х годов психологи Даниэль Канеман и Амос Тверски уже отстаивали идею о том, что люди ежедневно опираются на своего рода интуитивную психологию, которая заставляет их полагаться на набор неправильных, некачественных когнитивных искажений и предубеждений45. Эти исследования оказали огромное влияние на экономику и в конечном итоге принесли Канеману Нобелевскую премию по экономике в 2002 году. Во-первых, психологи и экономисты согласились в необходимости более точных методик, способных преодолеть чрезмерный самоанализ и объективно измерить чувства. Во-вторых, они подтвердили необходимость новых, специализированных экспертов по вопросам счастья, которые подсказывали бы людям путь к счастью и правильные стандарты, по которым им стоит оценивать свою жизнь.

Пытаясь объективно измерить такие понятия, как счастье, субъективное благополучие и гедонистический баланс между позитивным и негативным аффектом, психологи и экономисты в 1990-е годы совместно разрабатывали новые опросники, шкалы и методики. Оксфордский опросник счастья (ООС), Шкала удовлетворенности жизнью (ШУДЖ), Шкала позитивного аффекта и негативного аффекта (ШПАНА), метод выборки опыта (МВО) и метод реконструкции дня (МРД) – вот некоторые из наиболее известных примеров. Очевидно, что с помощью этих методик психологи и экономисты доказали две вещи: во-первых, что гедонистическое качество счастья имеет объективную основу, поскольку уровни счастья можно эмпирически сравнивать и точно измерять как функцию относительного количества удовольствия по сравнению с болью, поэтому его нельзя считать совершенно относительным; и во-вторых, что счастье – это вопрос частоты, а не интенсивности46. Интенсивность, однако, полностью не исключалась. Напротив, научная разработка того, какую роль она играет в счастье, и как объективно обосновать ее с помощью физических показателей, например, частоты сердечных сокращений, кровяного давления, потребления глюкозы, уровня серотонина, выражения лица и т. д., – открыла для психологов, неврологов и психофизиологов новое поле для исследований.

В 1999 году книга «Благосостояние: основы гедонистической психологии» под редакцией Даниэла Канемана и Эда Динера обобщит прорывы десятилетия в этой области47 и подтвердит взаимозависимость между психологами и экономистами. В работе рассматривалась, как предполагалось, фундаментальная взаимосвязь между понятиями счастья и пользы, она также обращалась к деятелям политики и призывала страны отслеживать уровни удовольствия и боли с помощью новых методик, которые могли бы дополнить уже существующие социальные показатели для оценки государственной политики. Это было основными идеями, которые Лэйард и область экономики счастья успешно продвигали в последующие годы.