Весь в отца - Александр Валевский

А Котьке слышалось в шуме воды, что ускользающая от него «чайка» дышит жадно и прерывисто. Ему казалось, что всё тяжелей и тяжелей поднимаются над водой её тоненькие смуглые руки. Сейчас преследование будет завершено. Не стоит торопиться! Надо сохранить силы, плыть спокойно и размеренно, глубже дышать. Вот так: вдох, два гребка — выдох, вдох, два гребка — выдох… Досадно, что не удаётся сохранить этот ритм. Откуда-то взялась проклятая одышка и странная тяжесть в левом плече. Котька уже не раз менял стили — плыл то брассом, то на боку. «Ничего, сейчас конец! — думал он. — Ага! Вот она что-то говорит…»

Котька замедлил движение и услышал ровный, спокойный голос:

— Эй, пират! Я не знаю, на сколько тебя хватит, но дышишь ты как старый, заржавленный паровоз… Не потонул бы! Поворачивай обратно, пока я здесь, рядом. А то смотри, уплыву от тебя далеко, и тогда останешься один в пустынном море. Спасать-то некому!

Нет, не ожидал Котька таких слов. Самое удивительное, что её голос был очень спокоен, в нём не чувствовалось ни усталости, ни одышки, словно девчонка разговаривала стоя на берегу.

Сердце Котьки забилось чаще. Он чувствовал теперь тяжесть и в правом плече. Решив воспользоваться передышкой и немножко отдохнуть, он перевернулся на спину, нечаянно глянул на берег и… не увидел берега. Не было ни заветного камня, ни островка.

Тревога и страх охватили Котьку и сразу убавили сил. Стало невыносимо трудно держать раскинутые в воде руки, будто кто-то вдруг привязал к ним пудовые гири. Он никогда так не уставал. Ему мучительно захотелось встать на дно, хоть на минутку. Но Котька знал, что где-то близко здесь проходит фарватер и кругом нет никакой отмели, — всюду морская глубина.

— Эй, пират, ты в самом деле, кажется, тонешь? — раздался рядом с ним звонкий насмешливый голосок. — Не взять ли тебя на буксир? Скажи!

Она обходила его на боку, делая быстрые круги. Он видел, как легко и эластично движется в воде её тело.

Котька ничего не ответил, тяжело развернулся и молча поплыл в обратную сторону. Он с трудом поднимал непокорные, скованные усталостью руки, плыл через силу. Одеревеневшие ноги плохо держали его на поверхности. Он стал часто «проваливаться».

Девочка совсем близко подплыла к нему, сказала тем же насмешливым тоном:

— Слушай, по-моему, ты наполовину уже утопленник. Пока не поздно, клади мне руку на плечо.

Он мотнул головой:

— Доплыву… Не в первый раз…

— Как хочешь!

Она вдруг запела высоким звонким голосом:

Летят белокрылые чайки —Привет от родимой земли —И ночью и днёмВ просторе морскомСтальные идут корабли —

Голова у Котьки болела. В ушах стоял звон. Тело стало совсем чужим и непослушным, онемело, словно его связали верёвками. Холод вдруг охватил ноги, начал подниматься всё выше и выше; и вот Котька почувствовал, как зубы его застучали мелкой дробью. Раза два он пробовал перевернуться на спину, чтобы немножко полежать, но тотчас то в одной ноге, то в другой пробегала щемящая судорога. Она стала повторяться всё чаще и чаще, и наконец левую ногу свело так сильно, что Котька не выдержал и крикнул:

— Спасите!.. Тону!..

Беспомощные движения одних рук уже не позволяли ему держаться на поверхности. Он стал глотать воду, хрипя и захлёбываясь.

Девочка была рядом. Она сильно поддала ему ладонью по подбородку:

— Спокойно! Руку мне на плечо! Живо! Ну, держись!

Котька лихорадочно вцепился ей в плечи двумя руками. От этой тяжести на секунду её голова исчезла под водой. Но девочка тотчас вынырнула.

— Тише! Сумасшедший!.. Не так сильно! Достаточно одной руки. Не бойся! Ну вот так. Двинулись потихоньку!..

* * *

Когда Лёшка и Борис в поисках своего друга пришли на заветный островок, они очень удивились. Брюки и рубашка лежали у камня, втоптанные в песок, но Котьки нигде не было. Тут же, разбросанные в беспорядке, валялись знакомые им вещи: голубая пластикатовая сумочка, пёстрое в цветочках платье, махровое полотенце.

— Братцы, товарищи! — воскликнул удивлённо Лёшка. — Это что же такое делается?! Никак наш Котька подружился с этой пигалицей и ушёл с ней купаться!

— Да брось ты. Придумает тоже, — с сомнением заметил Борис.

— А это что?

Борис проследил за рукой друга и увидел тёмную точку. Она медленно приближалась к берегу. Иногда она раздваивалась, превращаясь в две маленькие точки, но вскоре вновь сливалась в одно тёмное пятно. Красной искоркой что-то горело там, над водой.

— Эта платок девчонки! — заключил Лёшка. — Ох ты! — взвизгнул он в изумлении. — Они плывут обнявшись, как жених с невестой!

— Как будто и в самом деле что-то похожее… — заметил Борис. — Давай раздевайся скорей! Поплывём навстречу!

— Э, нет, — удержал его Лёшка. — Самое интересное поглядеть, что будет дальше! Прячься за камень, пока они нас не увидели. Скорей!

Они шмыгнули за валун я стали наблюдать.

Это было удивительное зрелище. Впечатление о нём надолго осталось в памяти друзей.

Лёшка и Борис не ошиблись: это были Котька и знакомая им смуглая девчонка. Они подплывали к берегу всё ближе и ближе, но двигались почему-то страшно медленно. Да, конечно, они плыли обнявшись. Друзья ясно видели, что широкая, тяжёлая ладошка Котьки лежит на плече у девчонки.

Когда до островка оставалось не больше пяти метров, девчонка оставила Котьку. Ребята знали, что там уже мелко и можно стать на дно. Девчонка пошла к берегу, разбрызгивая руками и ногами воду, а Котька остался на месте. Только голова его торчала над водой. Наконец и он двинулся к отмели и стал вылезать из воды. Но как удивительно он шёл! Так двигаются только четвероногие. Ребята не верили своим глазам: Котька шёл… на четвереньках! Ковыляя и шатаясь, словно пьяный, он выполз на песок. Лицо его было бледно-жёлтым. Глаза залепили мокрые волосы. Он поёживался, вздрагивал и стонал. Он хотел встать на ноги, но снова беспомощно опустил руки в песок и побрёл на четвереньках к камню.

Кажется, никогда ребята не слышали такого искреннего, звонкого и заразительного смеха. Это смеялась девчонка. Вначале она просто фыркнула, сконфузилась, зажала себе рот рукой, но потом всё же не смогла удержаться и расхохоталась. Было над чем посмеяться! Четвероногий Котька полз по берегу медленно и грузно, переваливаясь с боку на бок, как морж. Это зрелище было таким забавным, что ребята тоже невольно рассмеялись и выскочили из-за камня. И тут вдруг далеко в море раздался певучий и густой гудок, словно взяли низкий аккорд на органе.

Еле видимый, у горизонта появился силуэт корабля.

Девчонка мгновенно вскочила на камень и неистово закричала:

— Эй, пират, посмотри: это корабль моего отца! Он вышел в море. Я его ждала три дня. Папка знает, что я встречаю его на этом камне. Он стоит высоко на мостике и смотрит в свой мощный бинокль. Он видит меня. До свиданья, папа! Счастливого плавания!

Она подпрыгивала на камне, махала своим красным платочком, повторяла: «Счастливого плавания! До свиданья, папа!»

Вскоре силуэт корабля исчез в голубой дымке за горизонтом.

А девочка ещё несколько минут стояла на камне, вглядываясь в сверкающую даль залива, потом соскочила на песок.

Котька сидел прислонившись к валуну, вялыми, беспомощными руками поглаживая ноги.

Лёшка и Борис широко открытыми от удивления глазами смотрели то на своего друга, то на странную девчонку.

Она собрала вещи и, указывая на Котьку, сказала:

— Снесите его на пляж. Там есть кафе-ресторан. Напоите вашего дружка горячим чаем с лимоном — и он придёт в себя.

Лёшка и Борис недоумевающе переглянулись.

— Ну, что вы, онемели, что ли? — спросила она строго. — Деньги у вас есть?

— Не-е-ет, — сказал неуверенно Лёшка.

Она покопалась в сумочке и, достав двугривенный, бросила его к Котькиным ногам.

— Действуйте!

И пошла по воде к берегу, весело напевая:

Летят белокрылые чайки —Привет от родимой земли…

Больше они никогда её не встречали.

Ребята рассказывают, что Котька стал неузнаваемо тих, скромен и уже не похваляется своей силой. Он по-прежнему избегает девочек и не дружит даже с одноклассницами. Но если кто-нибудь из ребят отзовётся о девочках пренебрежительно, он неизменно замечает: «Брось трепаться! Помолчи уж лучше! Сам ты пигалица!»

Лежбище тюленей

— Это не пионерский отряд, а какое-то лежбище сонных тюленей, — возмущался вожатый отряда комсомолец Митя. — Ничто их не интересует! Расшевелить невозможно! Честное пионерское, перейду в другой класс… Сегодня же попрошу в комитете комсомола, чтобы мне дали других ребят. Довольно мне и трёх месяцев такой «работы» с вами. Всё! Хватит! Не хочу быть у вас вожатым! Вот она где сидит у меня, ваша медвежья берлога, называемая пионерским отрядом четвёртого класса! Поперёк горла встала!