И сердце на куски - Марина Князева

почему-то почувствовала, как увлажняются мои глаза, а в горле стоит ком, который я не в силах проглотить. А когда неожиданно развернувшись и выглянув из-за плеча Вани, я увидела, что на пустой площадке какие-то ребята уже поставили небольшой столик, покрытый до самой земли белой скатертью и стулья с высокими спинками, на которых красовались два огромных алых банта, то уже не смогла сдержать слез.

Ванька повернулся вместе со мной, и мы вместе наблюдали, как благодаря проворности ребят, на столе появилось шампанское и фрукты, еще какая-то закуска, рядом со столом две огромных вазы с несметным количеством алых роз, и несколько стоек с воздушными красно-белыми шарами.

Как только ребята исчезли Ванька пошел к своей машине, открыл багажник, а потом включил какой-то модный трек о любви. Пространство наполнилось битами и басами, и мое сердце колотилось им в такт.

Схватив меня за руку, Ваня подвел меня к столу и посадил на мягкий стул.

- Извини, но шампанское – детское! Я как бы за рулем. В багажнике есть вино. Если хочешь – я могу открыть…

Алкоголь в эту минуту интересовал меня меньше всего. Я была в таком шоке, что о том, что я сейчас буду пить я думала меньше всего. Сидела и наблюдала, как Смоленцев разливает напиток по красивым высоким фужерам, отметив про себя, что его руки дрожат. Оказывается, он волновался. И, видимо, жутко волновался. И это меня немного отрезвило.

Я встала и подошла к Ване. Закинув руки ему на плечи, я обняла его и прижалась щекой к его груди.

- Мои родители тебя не знают совсем.

- Это великолепный повод для знакомства, – Ваня обнял меня в ответ.

- Они будут в шоке.

- Это временно.

- Тогда в октябре.

- В начале октября.

- Когда еще тепло, но уже нет изнуряющей жары.

- И холодных затяжных дождей.

- Боже… Мне, кажется я сплю…

Но поцелуи Смоленцева убедили меня в обратном. Происходящее не было сном. Но сказкой точно. Вокруг была такая красота, романтика и любимый рядом. Мы пили детское шампанское, кормили друг друга виноградом, пробовали разные виды сыров, болтали о предстоящем событии, любовались невероятно красивым закатом, и мне казалось, что все это происходит не со мной.

Правда долго посидеть у нас не получилось. Наш романтический вечер прервал фотограф, которого пригласил Ваня, чтобы запечатлеть важное для нас событие.

Буквально за полчаса мы отсняли несколько десятков кадров. А потом просто стемнело и нам пришлось закругляться. Мне очень не хотелось уходить отсюда, но у Ваньки была сегодня гонка и нам нужно было возвращаться.

Но даже несмотря на это, я все равно была счастлива.

У меня словно крылья выросли за спиной, а довольная улыбка не сходила с моего лица.

Когда мы сели в машину, Ванька вдруг застонал и хлопнул себя ладонью по лбу.

- Вот я придурок! – он тяжело вздохнул и полез рукой в карман своих брюк, откуда вытащил маленькую красную коробочку. – Забыл о самом важном! Дурацкие американские традиции!

Это было золотое кольцо.

Тонкое, с незамысловатым цветочным рисунком в центре, без вычурных камней. Простое, но очень красивое.

Будь оно ярким и кричащим, я вряд ли бы его приняла. Разве только чтобы не обидеть Смоленцева.

А это мне понравилось. Пока Ваня медленно надевал его на мой палец, мне казалось, что я не дышала. А потом долго любовалась им, до конца не веря, что все эти чудеса – это все по-настоящему.

- Оно нереально красивое, – выдохнула я, взглянув на Смоленцева.

Он довольно кивнул и завел машину.

- Я рад, что тебе понравилось! Но мы опаздываем, сладкая, так что пристегнись!

Я послушно выполнила Ванькину просьбу.

Мне с самого начала не нравилось увлечение Смоленцева. По-моему мнению, гонять по городу с такими же безбашенными оторвягами ради денег – это было слишком опасно. И полиция, и штрафы – это полбеды. Ведь все могло обернуться намного хуже. Об авариях и столкновениях на дороге я старалась не думать, а уж заикаться об этом Смоленцеву, было просто самоубийством.

Потому что машины, трасса, скорость – были его смыслом жизни. Мне кажется, что он любил свое хобби больше, чем меня, но свои мысли вслух никогда не озвучивала. Не видела смысла соревноваться с невидимым соперником. Мне хватало его любви, а остальное было бессмысленно.

Смоленцева вырастила мама. Отец оставил их, когда Ванька был еще совсем маленьким. Ушел в другую семью, а мать так и не вышла замуж. Воспитывала сына одна, как могла.

Жили Смоленцевы небогато, поэтому Ванька с ранних лет был вынужден помогать матери. И на рынке стоял, и листовки раздавал, и металл собирал, и даже дворником подрабатывал. А потом случайно устроился на автомойку, откуда быстро перекочевал в автосервис. И застрял там. А потом, когда стал постарше и появились другие потребности в виде развлечений с девчонками и алкоголем, пришлось искать иные пути заработка. И гонки стали для него выходом. Смоленцев и одевал себя сам, и учил, помогал матери, и машину, и даже квартиру приобрел на свои заработанные, но взамен продал душу дьяволу дорог. Страсть к гонкам у него была теперь в крови. Он без свиста колес и запаха жженой резины не представлял свою жизнь. Правда, к его же удивлению, с моим появлением его приоритеты поменялись, и он был даже готов завязать со своим хобби. И я ему верила.

- Волнуешься? – спросил Ванька, когда мы уже подъезжали к аэропорту.

- Немного. Я скорее слишком счастлива сегодня, чтобы думать о чем-то другом. Но! Ты же знаешь, что я всегда за тебя переживаю. Особенно, если знаю, что ты участвуешь в заезде!

- И ты, сладкая, знаешь, что я скоро совсем завяжу! Вот только заработаю нам с тобой на свадьбу нашей мечты и обещаю, что больше на трассу ни-ни, – Смоленцев широко улыбнулся. Уверенно. Так, что сомневаться не приходилось.

- Вань! Вот только не надо ради свадьбы