Мой «путь в первобытность» - Юрий Семёнов

Таким образом, окончательно в первобытную историю меня загнала, если можно так выразиться, нужда. По этому поводу мне невольно вспоминается стихотворение одного из самых любимых моих поэтов — В.Я. Брюсова, в котором он так объяснял свое пристрастие к историческим сюжетам:

«Когда не видел я ни дерзости, ни сил,

Когда все под ярмом клонили молча выи,

Я уходил в страну молчанья и могил,

В века, загадочно былые».[36]

18. Что дают философу собственные исследования в области конкретных наук

Жалею ли я сейчас о том, что был длительный период, когда в своей научной работе я почти полностью переключился на этнографию первобытности и историю первобытного общества? Не только не жалею, но, наоборот, считаю, что мне страшно посчастливилось. Детальное исследование становления человека и общества, а затем развития первобытного общества и его превращения в классовое дало мне возможность не только сделать немало открытий в этой области, но и далеко продвинуться в другой сфере моих постоянных интересов — в философии.

Сейчас я окончательно утвердился во мнении, что человек, который знает только философию, ничего основательного в философии сделать не сможет. Чтобы добиться успеха в философии (речь, разумеется, идет не о служебной карьере, а о получении новых результатов), нужно обязательно знать какую-либо конкретную науку — естественную или общественную.

Но знание знанию рознь. Знать ту или иную науку можно по-разному. Человек может обладать достаточно большим объемом знаний в той или иной области. Но это знание, если оно лишь расширяет его кругозор, позволяет ориентироваться в этой области, грамотно вести беседы на данные темы, но не больше, может быть названо эрудитским. Иногда его характеризуют как дилетантское. Я полагают, что о дилетантизме можно говорить только в том случае, когда человек, обладающий подобным знанием, воображает себя специалистом в данной области и пытается учить профессионалов.

Другой уровень — человек не просто знает ту или иную науку, но постоянное использует это знание в своей деятельности, в частности занимается преподаванием. Однако он при этом исследовательской работы в данной области науки не ведет. Это профессионально-практическое знание.

С высшей формой знания науки мы имеем дело тогда, когда человек занимается решением нерешенных задач, поисками истины в данной области, сам делает открытия. Это — профессионально-исследовательское, профессионально-творческое, или просто подлинное профессиональное знание. Когда в последующем изложении я буду говорить о профессиональном знании, то буду иметь в виду только такого рода знание. Такой человек является специалистом, а его знание — научным знанием в полном смысле слова. Вполне понятно, что грани между названными тремя видами знания науки не абсолютны, а относительны, но они, тем не менее, существуют.

Философ, чтобы продвигаться вперед в своей области, должен быть специалистом в какой-нибудь конкретной науке, обладать не эрудитским и не даже не профессионально-практическим знанием науки, а профессионально-исследовательским. И критерий подлинной научности его знания — не диплом об окончании того или иного высшего учебного заведения, а самостоятельные поиски в области той или иной науки.

Профессиональное научное знания особенно важно для тех философов, которые занимаются проблемами теории научного познания. Важнейшими категориями этой теории являются понятия факта, гипотезы, теории. И только тот по настоящему может разобраться в научном познании, кто сам создавал гипотезы, сам их проверял, сопоставляя с фактами, кто сам искал и находил новые факты, кто отказывался от самых красивых гипотез, если факты в них укладывались, кто создавал и уточнял пусть частные, но теории. А делать все это можно только в сфере той или иной конкретной науки. Философские построения непосредственно на фактах реальности не основываются. Только конкретная наука способна дисциплинировать мысль.

И когда человек, не зная профессионально ни одной конкретной науки, занимается отвлеченными, непосредственно не проверяемыми умственными построениями, то велика опасность полностью оторваться от реальности и превратиться в специалиста по переливанию из пустого в порожнее. Это и случалось и случается со многими, работающими, как они полагают, в области философии, что можно наглядно сейчас видеть на примере сочинений, публикуемых ныне в журнале «Вопросы философии».

Нельзя успешно заниматься разработкой проблем философии истории, не зная профессионально хотя бы одного раздела исторической науки. Только в процессе конкретного исторического исследования можно выявить, работает тот или иной общий подход к истории или не работает, годится оно или не годится. Это — единственно возможная проверка правильности той или иной философско-исторической концепции. Так как большинство философов, занимающихся проблемами философии истории, не обладают профессиональным знанием ни в одной области исторической науки, то они не в состоянии самостоятельно выявить, верен или не верен той или иной подход к истории. Они вынуждены полагаться на чужие оценки, принимать их. Именно потому многие наши философы с такой легкостью отказались от материалистического понимания истории и приняли иные концепции истории. Я же в ходе конкретных исследований истории первобытности убедился, что из всех общих подходов к историческому процессу лучше всех работает материалистическое понимание истории. Именно поэтому я ни отказался от него и не собираюсь отказываться.

Когда человек в процессе конкретного исторического исследования использует в целом верный общий подход, то рано или поздно убеждается, что в чем-то он не полностью срабатывает, что в нем чего-то не хватает. Это значит, что метод сам нуждается в доработке, в совершенствовании. Однако не каждый конкретный исследователь в состоянии это сделать. Для этого нужно выйти за пределы исторической науки, вторгнуться в область философии истории. Но для этого необходимо знание философии, причем не эрудитское и даже не профессионально-практическое, а профессионально-творческое. Ведь настоящая философия, а не всякие подделки под нее, пусть очень своеобразная, но тем не менее наука. Таким знанием философии историки обычно не обладают. В результате, столкнувшись с трудностями при применении данного общего подхода к истории к тому или конкретному историческому объекту, вместо того, чтобы совершенствовать этот метод, они начинают от него отказываться. Особенно часто это происходит тогда, когда этот метод навязан или некритически принят на веру.

Человек, который профессионально владеет и конкретной наукой и философией, понимает, что данном случае он столкнулся с новой реальной проблемой, которая нуждается в решении, и начинает ее решать, что далеко не просто. Только философ, профессионально знающий конкретную науку, может выявить реальные проблемы, которые развитие этой науки ставит перед философией. Так как большинство философов профессиональным знанием в области конкретных наук не обладают, то они в самом лучшем случае занимаются проблемы, выявленными другими, в худшем — высасывают проблемы из пальца. Вторых — большинство.

Профессиональное знание философии особенно важно для специалиста по истории первобытного общества. Я уже несколько раз писал о существенном отличии историологии первобытности от историологии цивилизованного общества.[37] Не повторяя всего, обращу внимание на один момент. Историология цивилизованного общества прежде всего имеет дело с индивидуальными историческим событиями и конкретными историческими деятелями. Поэтому историки цивилизованного общества при создании исторической картины долгое время могли обходиться и обходились без теории. История цивилизованного общества до сих пор остается во многом эмпирической наукой. теоретической историологии цивилизованного общества до сих пор нет. Если в физике есть экспериментаторы и теоретики, то историков-теоретиков пока нет.[38]

В отличие от историологии цивилизованного общества историология первобытности не знает ни индивидуальных событий, ни деятельности конкретных лиц. Они имеет дело с общим. Поэтому нарисовать картину развития первобытного общества невозможно без создания теории первобытности. Историология первобытного общества не совпадает с этнографией, даже если иметь в виду только такой ее раздел, который занимается первобытными обществами. Для создания картины первобытной истории необходимо привлечения данных не только этнографии первобытности, но также археологии, палеоантропологии и ряда других наук. Но любая подлинно научная теория первобытной истории может только этнологической и никакой другой. Общая теория этнографии первобытности и теория истории первобытного общества по существу совпадают.