Старый друг лучше новых двух - Александр Островский

Татьяна Никоновна. Долго ли, батюшка! Оленька, тебе одеться надо!

Оленька. Да, маменька. Я думаю, скоро жених придет.

Прохор Гаврилыч. Так у вас, значит, кончено?

Татьяна Никоновна. Кончено, батюшка, кончено. Да и в комнате-то нужно прибрать.

Прохор Гаврилыч. Нет, как хотите, а я не пойду отсюда.

Татьяна Никоновна. Так благородные люди не делают. Пришли неизвестно зачем, уселись как дома, и выгнать вас нельзя.

Прохор Гаврилыч. Что хотите требуйте от меня, берите с меня что хотите, только не выходи замуж. Я ни за чем не постою. Ты знаешь, как я привык к тебе; я без тебя с ума сойду.

Оленька. Я бы не пошла ни за кого; но маменька этого хочет.

Татьяна Никоновна. Отчего бы ты не пошла?

Оленька. Вы сами знаете.

Татьяна Никоновна. Знаю, знаю. Против тебя подлости делают, а ты все готова простить, потому что у тебя сердце доброе. Ты плачешь да убиваешься об нем, а он и взгляду-то твоего не стоит. Прощайте, батюшка!

Прохор Гаврилыч. Нет, постойте! Разве она плачет обо мне?

Татьяна Никоновна. Разумеется, плачет. Это она при вас нарочно виду не подает, веселой прикидывается; а без вас, посмотрите-ка, что делает… Да вы нас когда же в покое-то оставите?

Прохор Гаврилыч. Сейчас, сейчас! Так, значит, ты меня любишь? Да это я всегда знал.

Оленька. Конечно, люблю; но маменька, узнавши все это, непременно хочет, чтобы я шла замуж. Я из воли маменькиной не выйду; я и так чувствую себя, что я против нее много виновата.

Татьяна Никоновна. Да, уж я теперь ее ни на шаг не отпущу от себя, пока замуж не выдам.

Оленька. Само собой, что я по своей любви к тебе не могу тебя равнодушно оставить; кажется бы, век не рассталась…

Татьяна Никоновна. На то я и мать, чтобы смотреть за тобой! Да что ж вы нейдете! Будет ли этому конец?

Прохор Гаврилыч. Не пойду я от вас, и свадьбы вашей не бывать; я сам женюсь на ней.

Татьяна Никоновна. А когда это случится? После дождичка в четверг?

Прохор Гаврилыч. Ну, через месяц.

Татьяна Никоновна. Долго ждать, батюшка! В месяц много воды утечет.

Прохор Гаврилыч. Ну, да уж вы поверьте мне.

Оленька. Поверить-то нельзя.

Прохор Гаврилыч. Отчего же?

Оленька. Оттого, что ты все врешь. Ведь ты нам тут что наговорил; а мы всё знаем. Знаем, как ты вчера к невесте пьяный приезжал, как тебе нынче поутру записку прислали.

Татьяна Никоновна. Вот, значит, вам верить-то и нельзя.

Прохор Гаврилыч. Ну да вот что: с отцом мне нечего много толковать, мне только маменьку уговорить. Значит, я вам через полчаса дам ответ. Коли маменька согласна, так хоть завтра же свадьба.

Татьяна Никоновна. Через полчаса – уж очень скоро; зачем так торопиться? А вот если к вечеру вы нам не дадите ответу, так мы ее вечером образом благословим.

Прохор Гаврилыч. Ну, так до свиданья! Прощай, Оленька! (Целует ее.)

Оленька (провожая его). Ты только никуда с купцом-то не заезжай!

Прохор Гаврилыч. Нет, я прямо домой. (Уходит.)

Татьяна Никоновна. Уж теперь, должно быть, не сорвется.

Оленька. Да, похоже на то. А ведь я, маменька, буду барыня хоть куда!

Татьяна Никоновна. Еще бы! Только, ох – как пуст малый-то!

Оленька. Все-таки лучше мастерового.

Татьяна Никоновна. Что говорить!

Оленька. А вот я его после свадьбы-то к рукам приберу.

Входит Пульхерия Андревна.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Те же и Пульхерия Андревна.

Пульхерия Андревна. Ну что, прогнали?

Татьяна Никоновна. Зачем гнать! Добрых людей не гоняют.

Пульхерия Андревна. Давно ли это он стал для вас добрый человек?

Оленька. Он всегда был добрый человек, только он немножко рассеян.

Пульхерия Андревна. Из ваших слов я замечаю, что вы с ним помирились. Это для меня очень странно! После всего того, что он против вас сделал, я бы на вашем месте его и на глаза к себе не пустила.

Оленька. Уж поверьте, что я бы то же сделала. Но он показал себя очень с благородной стороны против меня. Даже в нынешнем свете очень немного таких людей.

Пульхерия Андревна. Я уж не пойму этого, извините меня.

Татьяна Никоновна. Что ж тут не понять-то! Очень просто. Он женится на Оленьке.

Пульхерия Андревна. Он! На Оленьке! Вы шутите или смеетесь надо мной?

Татьяна Никоновна. Нисколько не думаем. Да и что же это для вас так удивительно! Что вы тут такого странного находите, хотела бы я знать?

Пульхерия Андревна. Да что же он, помешался, что ли, от пьянства-то?

Татьяна Никононна. Из чего это вы заключаете, что он помешался?

Пульхерия Андревна. Да изо всего.

Татьяна Никоновна. Нет, однако?

Пульхерия Андревна. Да разве в здравом уме можно такие дела сделать?

Оленька. Хотел же он жениться на другой; отчего ж ему на мне не жениться? Я себя нисколько не считаю хуже других.

Пульхерия Андревна. Все-таки он не должен марать своего звания.

Оленька. Да чем же это марать-то?

Татьяна Никоновна. Да вас-то муж взял, разве вы были лучше Оленьки?

Пульхерия Андревна. Тогда были совсем другие понятия об жизни, чем теперь.

Татьяна Никоновна. Значит, вам не нравится, что Васютин женится на моей дочери?

Пульхерия Андревна. Разумеется, она ему не пара.

Татьяна Никоновна. Ну извините, что не спросясь вас, дело сделали! Вперед будем спрашиваться. Как это мы оплошали, я уж и не знаю! С такой умной дамой да не посоветовались! Да и он-то как осмелился без вашего позволения, для меня удивительно! Ему бы к вам прийти да спросить: что, мол, мне, Пульхерия Андревна, жениться на Оленьке или нет?

Пульхерия Андревна. Вы мне колкостей не говорите! Я от вас их слушать не желаю.

Татьяна Никоновна. А мы-то, вы думаете, желаем вас слушать? Да с чего вы взяли нам свою важность-то показывать! Кому она нужна! Что вы величаетесь-то перед нами!

Оленька. Оставьте, маменька! Пущай говорят что хотят.

Татьяна Никоновна. Нет, погоди! Я тебя в обиду никому не дам. Это уж и на свете жить не надо, коли у себя в доме да над собой же ругаться позволить.

Пульхерия Андревна (встает). Вы, по своему необразованию, можете ругаться; а я никогда себе этого не позволю, потому что считаю за невежество. А я все-таки вам скажу и всегда буду говорить, что ваша дочь никаким образом не пара Васютину.

Татьяна Никоновна. Говорить вам никто не запрещает. Говорите что хотите, только где-нибудь в другом месте, а не у нас.

Пульхерия Андревна. Вам только таких дураков и опутывать, как Васютин.

Оленька. Вы очень умны; да жаль, что некстати.

Татьяна Никоновна. Эк вам чужое-то счастье поперек горла становится! Да еще погодите, мы вам то ли покажем! Вот мы с дочерью-то разоденемся, да будем в коляске на своих лошадях разъезжать. Что-то вы тогда скажете?

Пульхерия Андревна. Вы и сидеть-то в коляске не умеете.

Татьяна Никоновна. К вам учиться не пойдем, не беспокойтесь!

Пульхерия Андревна. Не об чем мне беспокоиться; я очень покойна.

Татьяна Никоновна. А покойны, так и прекрасно. Вы бы и нас-то тоже в покое оставили!

Пульхерия Андревна. И оставлю. Я секунды не могу остаться после таких оскорбительных для меня слов.

Татьяна Никоновна. Да уж и напредки-то…

Пульхерия Андревна. Само собою. (Подходя к двери.) Нет, какова нынче благодарность! Ведь это если людям сказать, так не поверят. По чьей милости Васютину-то отказали?

Татьяна Никоновна. Небось по вашей? Да если бы и по вашей, так все-таки вы не для нас делали; да никто вас об этом и не просил, а так, свое сердце тешили. Разве вы можете жить без кляузов?

Пульхерия Андревна. Что же я, аспид, по-вашему? Покорно вас благодарю за такое мнение.

Татьяна Никоновна. Не стоит благодарности. Чего другого, а за этим у меня дело не станет.

Пульхерия Андревна. Нет, уж это нестерпимо даже, как вы себе много воли даете!

Татьяна Никоновна. Да кого ж мне в своем доме бояться! Кто чего стоит, так я и ценю.

Пульхерия Андревна. Я всегда дороже вас была и буду.

Татьяна Никоновна. Для кого это вы дороги-то? Ну, да ваше счастье! Вы туда бы и ходили, где вас высоко-то ценят! А мы народ неблагодарный, ваших благодеяниев не чувствуем, благородством вашим не нуждаемся, так что вам за охота с нами знакомство водить!