Машина и винтики. История формирования советского человека - Михаил Геллер

Государство оставляет за собой важнейшую из родительских прерогатив — заботу о воспитании детей — советских граждан. Наряду с системой начального, среднего и высшего образования постепенно строится система воспитания взрослого населения. Несмотря на то, что статистически советское население стало грамотным (в 1979 г. — 99,7% грамотных), агитаторы и пропагандисты читают советским людям на предприятиях и учреждениях (в обеденный перерыв) газеты, гигантский размах приобрела система лекционной пропаганды — «важный метод пропаганды марксизма-ленинизма». В 1980 г. общество «Знание» насчитывало 3200 тыс. лекторов. В течение одного года (1979) было прочитано свыше 26 млн. лекций, на которых присутствовало 1 млрд 200 млн. человек. Лекторы готовятся на специальных курсах, в университетах марксизма-ленинизма. Лекции читаются на предприятиях, в учреждениях, по месту жительства.

Важнейшим этапом на пути к созданию «нового человека» был шок коллективизации, на десятилетия травмировавший сознание современников и потомков. Коллективизация была великой политической и психологической победой Сталина — осуществлением плана инфантилизации крестьянства. Подавляющее большинство населения было вырвано с корнями из древнего уклада жизни, лишено самостоятельности. Андрей Платонов, единственный из советских писателей, понял и представил процесс строительства социализма как процесс превращения жителей страны в детей: живущих в страхе, послушно выполняющих даже самые нелепые приказы старших, лишенных всех старых представлений и понятий, подвергающихся непрерывной бомбардировке радио, газетами, агитаторами. «Остановите этот звук! Дайте мне ответить на него!» — напрасно взывает герой повести „Котлован“ «среди шума сознания, льющегося из рупора». Но «шум сознания» продолжает без перерыва литься из рупора: родители учат детей, делают из них «новых советских людей».

Коллективизация была сильнейшим шоком в советской истории, ибо она сопровождалась геноцидом крестьянства. По подсчетам Роберта Конквеста «коллективизация и связанный с ней голод непосредственно, впрямую, были причиной смерти около 15 миллионов крестьян». Геноцид был необходимым элементом строительства социалистической утопии: он подтвердил превращение человека в абстракцию, превращение его в номер, в статистику. Спустя полвека в советских историях коллективизации даются точные цифры потерь крупного и мелкого скота, но нет даже примерных данных о демографических потерях. Истребление крестьянства позволило превратить оставшихся в живых в послушную, инертную массу государственных жителей. Одновременно в советской иерархической системе определяется прочное «дно», основание пирамиды — крестьяне, превращенные в колхозников, лишенные всех прав, прикрепленные к государственной земле. Паспорта, введенные в Советском Союзе в 1932 г. для контроля внутреннего передвижения граждан, не выдавались жителям деревни. Только в 1976 г. началась выдача паспортов колхозникам. Она должна была завершиться в 1981 г., к середине 80-х годов еще не все колхозники получили паспорта.[6]

Вскоре после завершения коллективизации советское население переживает очередной страшный шок: 4 года страна живет в обличии террора, который уравнивает всех обитателей нового мира в полном бесправии. Тотальный террор проводится под лозунгом: невиновных нет. Все — снизу до самого верха — виновны в действии, бездействии, мыслях или их отсутствии. Окончательно складывается система, в которой все обитатели страны превращаются в детей, послушных воле грозного и беспощадного Отца. Одним из официальных титулов Сталина становится: Отец родной. В 1938 г. все советские люди — от младенцев до старцев — получают для изучения новый катехизис — «Краткий курс истории ВКП (б)». Страна садится за парту усваивать текст, который дает ответы на все вопросы.

Чудовищные потери Советского Союза в людях во время войны — новый шок, новая травма — были результатом не только неожиданного нападения Гитлера на своего союзника Сталина, но также безжалостным отношением руководителей, «отцов» к «детям», как легко восполнимому человеческому сырью. Советские потери — их цифра никогда не была указана точно, разговоры о 20-ти млн. жертв носят «неофициальный» характер — стали после войны оправданием всех довоенных просчетов и преступлений власти. Одновременно военные потери стали оправданием хронических трудностей в экономике, эскпансионистской внешней политикой: «20 миллионов жертв» стали чеком, который советские руководители не перестают предъявлять своему народу и всему миру, требуя возмещения «цены победы». Военные потери служат алиби и пугалом, внедряя убеждение: все, что угодно, лишь бы не война.

Цель «инфантилизации» — превратить население социалистической страны в детей, но в детей послушных, напуганных, лишенных инициативы, во всех случаях жизни ожидающих указаний «сверху», от «родителей». В 60-е — 70-е годы советская литература, регулярно поставляющая очередную модель идеального героя, начала с нежностью изображать жителя деревни, колхозника, но сохранившего лучшие черты русского мужика — любовь к земле, чувство неразрывной связанности с природой, доброту и трудолюбие. Бурный расцвет «деревенской» литературы был связан с появлением плеяды талантливых писателей, знавших деревню, искавших в уничтоженном крестьянском быте национальные корни, корни культуры. Разрешение на существование «деревенской» литературы было дано идеологами, произведшими небольшую манипуляцию: советские писатели не имеют права изображать положительно верующего человека. Русский мужик сознательно или бессознательно был человеком религиозным. Героем советской литературы 60-х — 70-х годов стал Платон Каратаев, который вместо Бога поклоняется секретарю обкома. Идеальный герой — цель обработки человеческого материала — стал ребенком Партии.

Процесс инфантилизации в главном завершен. И советский человек 80-х годов начал ощущать тоску по сталинскому времени, как по годам детства и молодости. Александр Зиновьев со свойственной ему откровенностью выразил это чувство, назвав книгу о сталинизме — «Нашей юности полет». Советский человек стал мечтать о юности, не сознавая того, что и в зрелые годы остается ребенком.

Национализация времени

Нельзя доверять такому, в сущности, простому механизму, как часы, такую драгоценную вещь, как время.

В. Катаев

Неслучайно советский писатель В. Катаев подверг сомнению пригодность часов для измерения времени в 1934 году. Убеждение, что время принадлежит им, поскольку им принадлежит будущее, было важной составной частью ленинского марксизма. Победа Октябрьской революции была для Ленина убедительнейшим подтверждением его пророческих способностей. Не имея сомнения, что он познал законы истории и видит Цель, вождь революции приступает в первые же месяцы после переворота к национализации времени, поставив ее в разряд обобществляемых средств производства.

Революция превращается в сознании Ленина в машину времени. Он ждет, что искра, брошенная Октябрьским переворотом, зажжет мировой пожар через несколько недель. 12 июля 1919 г. Ленин категоричен: «Мы с уверенностью говорим, что трудности преодолим, что этот июль — последний тяжелый июль, а следующий июль мы встретим победой международной Советской республики, — и эта победа будет полная и неотъемлемая». Оседлав машину времени, Ленин подгоняет ее, чтобы быстрее прибыть к цели. В беседе с руководителем американского Красного креста Раймондом Робинсом в первые послереволюционные дни Ленин излагает свою программу: «Я заставлю достаточное количество людей работать с достаточной скоростью, чтобы производить то, в чем нуждается Россия». Ключевые слова ленинской программы: заставлю; с достаточной скоростью.

В конце 1921 г. Ленин — уже не в частном разговоре, а публично — объяснил, как он понимал строительство коммунизма в кратчайший срок: «Мы решили, что крестьяне по разверстке дадут нужное нам количество хлеба, а мы разверстаем его по заводам и фабрикам, — и выйдет у нас коммунистическое производство и распределение». Мы решили, дадут нам, мы разверстаем — и в результате «у нас», т. е. у нас и у них «выйдет» коммунизм, машина времени прибудет в рай. Отцы приведут — если надо то под конвоем — детей в «лучшее будущее». Рождается знаменитая ленинская формула машины времени: социализм — это учет и контроль.

Форма решения политических, социальных, культурных проблем была давно уже открыта Лениным: партия всем Руководит, все направляет, все контролирует. Весной 1918 г. Ленин находит «ключ», позволяющий решить экономические проблемы, стоящие перед советской республикой, Советская власть, наиболее прогрессивная социальная система, должна использовать «наиболее прогрессивную», по выражению Ленина, экономическую систему — экономику кайзеровской Германии. Советское государство, «зародыш социализма» в политике, и германское хозяйство, полностью централизованное и поставленное на службу государству, «зародыш социализма» в экономике, позволяют решить все без исключения проблемы строительства нового мира. Через полгода Ленин составляет первую магическую формулу: коммунизм — это советская власть плюс кайзеровская строго регламентированная экономика.