"Дѣти времени" и другие рассказы из жизни рабочих - Сергей Маненков

Агафья Ивановна с дрожью в голосѣ проговорила, не зная что сказать:

— Не то, не то…

Ее уже страшила мысль, как далеко она зашла в спор и каких непоправимых грѣхов надѣлала этим. Посмотрѣв кругом на молча слушавших дѣвушек, сидѣвших за своими столиками, и на нарах, она не хотѣла уронить своего достоинства и уваженія. Ея мысль усиленно работала, ища отвѣта. И вот спасительная мысль осѣнила ее. Дрожащим и возвышенным голосом она воскликнула:

— За грѣхи, за грѣхи! Мы должны молиться за наши собственный грѣхи и за весь мір!..

Она ободрилась собственными словами, как бы почувствовав почву под ногами; побѣдоносно посмотрѣла на Аверьянова, перевела взгляд на Вѣру Константиновну, и через очки посмотрѣла на окружающих.

Вѣра Константиновна слабо улыбнулась, как утопающій, почувствовавшій почву под ногами.

Слушающія женщины свободно вздохнули, точно камень свалился с груди.

Аверьянов, вынув платок, обтер, немного вспоившее лицо и, придвинув быстро табуретку к столу, проговорил:

— Ну, уважаемыя Агафья Ивановна и Вѣра Константиновна, теперь у нас с вами будет послѣдній рѣпштельный бой, или вѣрнѣе, я вырву у вас послѣднюю доску опоры, на которой вы стоите.

Сказав это, Аверьянов посмотрѣл на них. Какой то безотчетный и безпомощный страх тѣнью проскользнул по их лицам, и застыл в немигающих глазах, устремленных на Аверьянова. Он же, замѣтив это, посдѣшил успокоить их, говоря:

— Но не думайте, что я вырвав вашу подпору не дам вам ничего. Нѣт ничего хуже и ужаснѣй, как ни во что не вѣрить. Теперь-же, — продолжал он, — мы разберем, а вѣрнѣй, так разсортируем, откуда и какіе грѣхи у нас, и кто виноват в этом: виноваты ли мы сами или кто-либо другой, так сказать, найдем корень грѣха, гдѣ он зарождается.

— Трудненько это будет, — замѣтила Агафья Ивановна.

— Да. не легко, — согласился Аверьянов. — Да без труда не вынешь и рыбку из пруда, говорит пословица, и вѣрно, мы затронули такіе вопросы, что голова трещит, — закончил он. — Ну, а теперь начнем, о наибольшем грѣхѣ спрошу я вас сам. Людей вы. Агафья Ивановна, не убивали?

Старушка вздогнула, точно от неожиданнаго укола иголки. Мелкая дрожь пробѣжала по всему ея тѣлу п выступила на руках. Она строго посмотрѣла на Аверьянова, и дрогнувшим голосом проговорила:

— Что вы, что вы, Господь с вами; да я не только человѣка, но и букашку, тварь, и ту страшно жалѣю убить.

— Простите меня, Агафья Ивановна, я не хотѣл вас обидѣть или оскорбить, а так, к слову пришлось, — извинялся Аверьянов.

— Ничего, ничего, — проговорила Агафья Ивановна.

Какая то безотчетная надежда зародилась в ней на хорошее окончаніе всѣх этих потрясающих вопросов в их спорѣ, и она сказала: говорите.

— Теперь спрашивайте вы, а я постараюсь найти начало грѣха, — сказал Аверьянов.

— Об'ясните нам этот грѣх «не укради», как говорит заповѣдь, улыбнувшись сказала Вѣра Константиновна, и добавила: вот порок-то.

— Да, да, да! — послышались голоса с сосѣдних столиков и нар, а красавица Катя проговорила:

— Его послушаешь, или до раю дойдешь или в ад попадешь.

— Ну, такой красавицѣ и в аду не плохо бы было, всѣ тамошніе хозяева ухаживали бы за вами, — сострил Аверьянов.

Взрыв смѣха прокатился по спальнѣ. Между смѣхом вырывались фразы:

— Хороши хозяева, да и поклонники тоже!

Аверьянов же, обратясь к Вѣрѣ Константиновнѣ, сказал:

— Так вы желаете об'яснить себѣ этот грѣх? Удачный грѣх вы выбрали, скажу я вам. Он есть разсадник почти всѣх послѣдующих грѣхов, так или иначе связанных с ним. Допустим, что вы украли деньги у бѣднаго или богатаго, это не дѣлает разницы, и вы, конечно, считаете, что вы сдѣлали грѣх?

— Ну, конечно, это ясно, как день, без всяких об'ясненш проговорила Вѣра Константиновна.

— Хорошо, — согласился Аверьянов, — теперь разсмотрим, что вас заставило украсть? Нужда и бѣдность, — отвѣчу я за вас.

Вѣра Константиновна кивнула головой.

— Дальше. Но вы были работницей какого либо хозяина, и он, чтоб разбогатѣть поскорѣй, не доплатил вам вашего жалованья.

— Да он заплатил мнѣ все. — возразила Вѣра Константиновна.

— Он вам заплатил столько, чтобы вы не умерли с голоду, когда работали у него, а весь барыш от вашей работы положил себѣ в карман, с чего и составляется его богатство. Так видите теперь, кто первый был вор? Ваш хозяин, не отдав вам всей (не только всей, а третьей части) заработанной платы, он обокрал вас, этим самым ввергнул вас в бѣднось, а когда вы дойдете до безвыходнаго положенія, то будете способны на все. Вы только подумайте о человѣкѣ, лишенном работы, неимѣющем ни крова, ни пищи и без гроша в карманѣ, на что он способен. Нѣкоторые идут грабить и убивать, другіе убивают себя, третьи дѣлают разныя подлости, чтоб только не умереть с голоду. Женщины идут на улицы и в распутные дома продавать себя, да мало ли всевозможных вопіющих грѣхов найдется, и все это породило воровство хозяина.

— Все это — ужасная правда, — сказала Агафья Ивановна, но хозяин то не виноват, что он не имѣет для всѣх работы.

— Именно он то и виноват, и всѣ хозяева вмѣстѣ взятые, — возразил Аверьянов. — Они заставляют одних работать день и ночь или по двѣнадцати и пятнадати часов в сутки, а других выбрасывают на улицы, чтобы они, наголодавшись и нахолодавшись, пришли у него просить работы, тогда он выбрасывает тѣх, кто работал, и берет изголодавшихся и платит им сколько хочет, вѣрнѣе сказать, ворует сколько вздумает.

— Боже мой! Боже мой! — точно простонала Агафья Ивановна, — все это правда, гдѣ же дорога то? Куда же идти то?

— Я показал вам корень зла, — сказал Аверьянов — теперь же, уважаемая противница, я покажу вам мою вѣру и моего бога.

— Мой бог, — начал он, — есть правда и любовь к ближнему, а вѣра основывается на одной заповѣди: «не дѣлай того ближнему, чего себѣ не желаешь».

Коль скоро мы будем исполнять эту заповѣдь и слушаться этого бога, то зло само собой должно прекратиться, а царство божіе воцарится на землѣ. А если есть рай, о котором вы так заботитесь, — обратился он к Агафьѣ Нвановнѣ, — мы. живя здѣсь не дурно, когда умрем, то переселимся еще в лучшій мір.

— И так, вы не считаете никаких грѣхов за собой? — спросила Аверьянова Вѣра Константиновна.

— Нѣт, — твердо отвѣтил Аверьянов, — за исключеніем ничего не значущих и не приносящих вреда ближним, а скорѣй самому себѣ. Так всевѣдающій бог знает из какого матеріала я сотворен, а если есть какіе нибудь недостатки и грѣнхки, то должен простить их, так как Он видѣл мое старанье жить по правдѣ.

— И вы думаете, что когда умрете, то попадете в рай? — в свою очередь спросила Агафья Ивановна.

— Да я; же вам сказал! — воскликнул Аверьянов, — что иначе быть не может. Веі, эти грѣхи принудили нас сдѣлать богачи, они и виновны во всем, а я и вы, и всѣ вообще бѣдные, живущіе своим трудом, без всяких молитв и пресмыкательств, только живя по правдѣ и любви к ближнему, попадем в рай, и живя так, — продолжал Аверьянов, — мы сплотимся в одну большую любящую семью, гдѣ не будет мѣста насильникам, и они растворятся и уничтожатся в великом океанѣ человѣческой любви. Люди перестанут считать — это твое, а это мое, все будет у нас общее, и каждый будет имѣть все в достаткѣ, и рай земной настанет на землѣ.

— Так будем же дружно жить и работать словом п;; $лом! — воскликнул Аверьянов. — для гтих двух #аез, на землѣ и на небѣ, забудем всѣ мелкія обидм друг против друга, и выступим всѣ дружной ратыо, вооруженные правдой и любовью к ближнему против общаго врага, хозяина и капитала, этих воров и грабителей, на законном основаніи.

— Я первый! — воскликнул Аверьянов. Глаза его горѣли. Казалось, искры сыпались из них. — Протягиваю руку вам, Агафья Ивановна и Вѣра Константиновна, прошу простить меня. Быть может, я сам того не замѣчая, когда либо обидѣл вас, или в сегодняшнем спорѣ оскорбил.

Он встал и протянул руку Агафьѣ Ивановнѣ. Старушка улыбалась счастливой улыбкой, ея лицо точно сіяло, в глазах блестѣли слезы. Она поднесла было угол фартука оттереть их, но, замѣтив протянутую руку Аверьянова, поспѣшно встала, как позволяли ей на то ея лѣта, и взяв его руку, потянула к себѣ, говоря:

— Подойти сын мой, я поцѣлую тебя, ты указал нам ту справедливую дорогу и твоего справедливая) бога, каким он и должен быть. — И она поцѣловала его в лоб, уронив на его щеку слезу.

Аверьянов быстро отвернулся к простѣнку, вынул платок, как бы вытереть эту слезу, а по пути вытер и свои собственныя…

Раздался фабричный звонок, призывающій к обѣду. Аверьянов взял с нар Некрасова, гдѣ он лежал все время, и проговорил:

— Ну, а теперь надо идти на обѣд, книжку почитаем когла либо в другой раз, — добавил он. И пожелав всѣм пріятнаго аппетита, пошел к выходу. Вслѣд ему слышались голоса, приглашающіе его приходить почаще.