Атлант расправил плечи. Часть I. Непротивление - Айн Рэнд

— Лучшие специалисты в области металлургии, — произнес он, — единодушно проявляют крайний скептицизм в отношении риарден-металла…

— Оставь это, Джим.

— Ну, так на чье же мнение ты полагаешься?

— Чужие мнения меня не интересуют.

— И чем же ты руководствуешься?

— Суждением.

— И к чьему же суждению ты прислушиваешься?

— К своему собственному.

— Но с кем ты консультировалась по этому поводу?

— Ни с кем.

— Тогда скажи на милость, что вообще известно тебе о риарден-металле?

— То, что это величайшая находка нашего рынка.

— Почему?

— Потому что сплав этот прочней и дешевле стали; кроме того, рельсы из него переживут век любого известного нам металла.

— Но кто может утверждать это?

— Джим, в колледже я изучала инженерное дело. И если я что-то вижу, то знаю, почему.

— И что же ты увидела?

— Состав сплава и результаты экспериментов, которые показал мне Риарден.

— Ну, если бы этот сплав на что-то годился, его уже использовали бы, а это не так. — Заметив нарастающую вспышку гнева, он нервным тоном поправился. — Откуда тебе может быть известно, что это хорошо? Откуда такая уверенность? Как ты можешь принять такое решение?

— Кому-то приходится брать на себя ответственность, Джим. Кому же, по-твоему?

— Ну, я не понимаю, почему мы должны оказаться здесь первыми. Я совершенно этого не понимаю.

— Так ты хочешь спасти ветку Рио-Норте или нет? — Таггерт не ответил. — Если бы дорога могла это позволить, я сняла бы вообще все рельсы и заменила их на риарден-металл. Все пути пора менять. Долго они не продержатся. Но это нам пока не по карману. Сперва нам необходимо выбраться из дыры. Ты хочешь этого или нет?

— Мы по-прежнему остаемся лучшей железной дорогой страны. Дела других компаний складываются много хуже.

— Значит, ты хочешь, чтобы мы оставались в дыре?

— Я не говорил этого! Почему ты всегда все упрощаешь? И если тебя так волнуют деньги, не понимаю, почему ты так рвешься потратить их на линию Рио-Норте, когда компания «Феникс-Дуранго» нагло отобрала у нас все перевозки по ней. Зачем тратить деньги там, где у нас нет защиты от конкурента, способного воспользоваться нашими вложениями?

— Потому что «Феникс-Дуранго» — отличная компания, но я намереваюсь сделать линию Рио-Норте еще лучше, чем у них. Потому что я намереваюсь победить «Феникс-Дуранго», — но только если это станет необходимо, потому что в Колорадо хватит места не только двум, но и трем железнодорожным компаниям. Потому что я готова заложить всю дорогу, чтобы построить ветку, выходящую поближе к месторождению Эллиса Уайэтта.

— Меня тошнит от одного имени Эллиса Уайэтта.

Таггерту совсем не понравился взгляд Дагни.

— Я не вижу необходимости в немедленных действиях, — проговорил он обиженным тоном. — Например, почему ты считаешь настоящее положение «Таггерт Трансконтинентал» настолько уж тревожным?

— Из-за твоей политики, Джим.

— Какой политики?

— Во-первых, этого тринадцатимесячного эксперимента с «Ассошиэйтед Стил». И, во-вторых, твоей мексиканской катастрофы.

— Правление одобрило контракт с «Ассошиэйтед Стил», — торопливо проговорил он. — Правление проголосовало и за строительство линии Сан-Себастьян. К тому же, я не понимаю, почему ты называешь это решение катастрофой.

— Потому что мексиканское правительство готово в любой момент национализировать твою линию.

— Это ложь! — Он едва не кричал. — Это просто злобные сплетни! Опираясь на совершенно надежный внутренний источник, я готов…

— Не надо обнаруживать свой испуг, Джим, — презрительно бросила Дагни.

Он промолчал.

— Сейчас паниковать бесполезно, — сказала она. — Мы можем только попытаться смягчить удар. А он будет крепким. От потери сорока миллионов долларов легко не оправишься. Однако «Таггерт Трансконтинентал» пришлось выдержать в прошлом много ударов. И я позабочусь, чтобы наша компания выдержала и этот.

— Я отказываюсь, просто отказываюсь обсуждать саму возможность национализации линии Сан-Себастьян!

— Отлично. Значит, мы ее не обсуждаем.

Она молчала. И он заговорил, тщательно взвешивая каждое слово:

— Не понимаю, почему ты так стремишься предоставить шанс Эллису Уайэтту, однако считаешь ошибкой участие в развитии неимущей страны, которая никогда не получит такого шанса.

— Эллис Уайэтт никого не просил предоставить ему шанс. Потом, предоставлять шансы не мое дело. Я руковожу железной дорогой.

— На мой взгляд, это чрезвычайно узкая точка зрения. И мне непонятно, почему мы должны помогать одному человеку, а не целой стране.

— Помощь кому бы то ни было меня не интересует. Я хочу делать деньги.

— Это негодная позиция. Эгоистичная жажда личной выгоды отошла в прошлое. Сегодня все знают, что интересам общества в целом всегда следует отдавать предпочтение в любом деловом предприятии, которое…

— И как долго ты будешь еще уклоняться от принятия решения, Джим?

— Какого решения?

— Относительно заказа на риарден-металл.

Таггерт не отвечал. Он молча разглядывал сестру. Ее стройное тело, с трудом скрывающее усталость, поддерживала прямая, четкая линия плеч, а сами плечи удерживало усилие воли, рожденное сознанием собственной правоты. Лицо ее нравилось немногим: оно было слишком холодным, а глаза чересчур внимательными и строгими; ничто и никогда не могло смягчить их взгляд. Точеные ноги, спускавшиеся прямо перед Таггертом с ручки кресла, раздражали его, поскольку никак не вписывались в столь неженственный образ.

Она сохраняла молчание; и ему пришлось спросить:

— Ты сделала этот заказ, повинуясь минутному настроению, по телефону?

— Я приняла это решение полгода назад. И ждала, когда Хэнк Риарден запустит сплав в производство.

— Не зови Риардена Хэнком. Это вульгарно.

— Так все его называют. И не уклоняйся от темы.

— Почему тебе пришлось звонить ему по телефону вчера вечером?

— Нужно было поскорей договориться.

— Разве ты не могла подождать, пока не вернешься в Нью-Йорк, и тогда…

— Потому что я видела линию Рио-Норте.

— Ну, мне необходимо время, чтобы подумать, поставить вопрос перед правлением, обратиться к лучшим…

— Времени нет.

— Ты не даешь мне возможности сосредоточиться, составить собственное мнение о…

— Твое мнение меня не интересует. Я не намереваюсь спорить с тобой, твоим правлением или профессорами. Ты должен сделать выбор, и ты сделаешь его прямо сейчас. Просто скажешь «да» или «нет».

— Это совершенно нелепый, полный произвола и высокомерия способ ведения дел…

— Да или нет?

— Вечно с тобой одна и та же история. Тебе все хочется разделить на белое и черное. Но мир устроен совсем не так. В нем нет ничего абсолютного.

— Кроме металлических рельсов. Или мы покупаем их, или нет.

Она ждала. Таггерт безмолвствовал.

— Ну? — спросила она.

— Ты берешь ответственность на себя?

— Беру.

— Тогда действуй, — проговорил он и поспешно добавил, — только на собственный страх и риск. Я не стану отменять твое соглашение с Риарденом, но и не стану защищать его на заседании правления.

— Дело твое.

Дагни поднялась, чтобы уйти. Таггерт склонился над столом, явно не решаясь закончить встречу столь решительным образом.

— Ты, конечно, понимаешь, что для проведения решения потребуется более продолжительная процедура, — сказал он, чуть ли не с надеждой в голосе. — Одним разговором со мной ты не отделаешься.

— О, конечно, — проговорила она. — Я пришлю тебе подробный отчет, который подготовит Эдди, и который ты читать не будешь. Эдди поможет тебе провести его по инстанциям. Сегодня вечером я отправляюсь в Филадельфию на встречу с Риарденом. Нам с ним придется как следует потрудиться. — И добавила: — Все просто, Джим.

Она уже повернулась, чтобы уйти, когда он заговорил снова, и слова его казались совершенно не относящимися к делу. — Тебе все сходит с рук, потому что тебе везет. Другим это не удается.

— Что не удается?

— Другие люди устроены, как полагается людям. У них есть чувства. Они не могут посвятить всю свою жизнь металлам и двигателям. Тебе повезло — чувств у тебя нет никаких. И никогда не было.

Она поглядела на него, и удивление в серых ее глазах сменилось спокойствием, а потом странным выражением, скорее, напоминавшим усталость, если не считать того, что читалось в нем нечто большее, чем просто принятие истины настоящего момента.

— Да, Джим, — ответила она негромко, — действительно, чувств у меня нет, и никогда не было.

Эдди Уиллерс проводил Дагни в ее кабинет. Она вернулась, и он ощутил, что мир сделался ясным, простым и вполне приемлемым, и что можно забыть о смятении и неопределенности. Лишь он один находил вполне естественным то, что Дагни — женщина — занимает пост исполнительного вице-президента огромной железной дороги. Еще когда ему было десять лет, она заявила ему, что, когда вырастет, будет руководить дорогой сама. И теперь свершившийся факт удивлял его ничуть не больше обещания, данного некогда на лесной поляне.