Только когда мы вдвоем - Хлоя Лиезе

МакКормак? — произносят её губы.

Боги, её губы. Они выглядят таким пухлыми и невероятно мягкими. Мне ненавистно, что мне приходится смотреть на эти пухлые губы, чтобы понимать её, особенно теперь, когда я знаю, что она не просто так ненавидит меня, потому что тогда было бы проще её игнорировать. Она ненавидит меня потому, что считает мудаком, который её нарочно игнорирует.

Теперь её намного, намного сложнее ненавидеть.

— Уилла, привет! — Эйден привстаёт, но Фрейя сидит рядом, тем самым не давая ему выйти из-за столика, и награждает его убийственным взглядом. Он медленно опускается обратно на своё место.

Взгляд Уиллы мечется между нами.

— Вау.

— Уилла, всё не так, как может показаться, — говорит Эйден. — Я знаю, что усложнил тебе ситуацию с конспектами и понимаю, почему ты в недоумении, ведь Райдер их получил, а тебе я их не дал, но дело в том…

Её рука взлетает вверх.

— Я не желаю слушать отговорки. Вы ясно дали понять, что мне надо самой о себе позаботиться, тогда как этот парень получает особое отношение.

Позади Уиллы стоит длинноногая блондинка, которая неодобрительно хмурится.

— Бесстыжий кусок дерьма, — говорит она, глядя на Эйдена. Её губы шевелятся так быстро, что я уже не могу за ней уследить. Рен это понимает, достает телефон и начинает писать в наш приватный чат то, что она говорит.

— Думаете, у женщин-спортсменок без того проблем мало? Каждый наш профессор предоставляет необходимое и не заставляет нас умолять. У меня сложилось впечатление, что быть приличным человеком не так уж сложно, но вы доказываете, что я ошибалась. Катитесь нахер и доброго вам вечера.

Прежде чем кто-то из нас успевает хоть рот раскрыть, высокая блондинка хватает Уиллу за руку, разворачивает их и вытаскивает за дверь.

Рен роняет телефон, искренне впечатлившись, и хлопает им вслед.

— Твою ж мать.

Эйден трёт лицо ладонью. Я не вижу его губы, но готов поспорить на свою правую ногу, что он чертыхается себе под нос.

Фрейя забирает его пиво, допивает, затем вытирает рот рукой.

— Я уже говорила это ранее и повторю ещё раз: мужики — идиоты. Напомни-ка мне, зачем я вышла за тебя замуж?

Эйден роняет голову на стол, но умудряется напечатать ответ в групповом чате. «Хороший вопрос».

* * *

Моё колено нервно дёргается, когда лекция начинается. К этому моменту всё кажется даже комичным, но единственное свободное место снова рядом со мной. Эйден тарахтит про формулу, которую я уже понял, когда вчера вечером готовился к занятию, а Уилла скатывается из верхней части аудитории, и её сумка подпрыгивает так же сильно, как и её дикие волосы, которые как будто не могут определиться, чем они хотят быть — волнами или кудряшками.

На ней спортивные штаны, полностью скрывающие изгибы её тела, и она выглядит запыхавшейся — учитывая, что она в прекрасной физической форме, это означает, что она бежала всю дорогу до аудитории. Она медленно останавливается возле единственного свободного места рядом со мной, пока Эйден читает лекцию и намеренно игнорирует её опоздание.

Её глаза встречаются с моими, переполнившись ненавистью. Эти янтарные радужки снова обретают сердитый медный оттенок. Если бы она могла воспламениться, так и случилось бы.

Она распалённая и взбешённая. Это вызывает у меня больший восторг, чем должно было.

Потому что когда я потерял слух, обыденная жизнь приобрела резкую двухмерную плоскость, от которой я так и не оправился. Многое из того, что я любил, оказалось потеряно — игра на музыкальном инструменте, профессиональный футбол, шумные вечера с друзьями. Мне скучно. Мой круг общения сузился до нескольких приятелей и членов семьи, свободное время посвящено одержимым тренировкам, времени на природе и домашней работе, заданной в колледже. Не особенно захватывающее существование.

То есть, Уилла Саттер — приятное отвлечение, и её поразительно легко спровоцировать. Я средний ребёнок из семи, так что я точно умею провоцировать. Более того, я в этом эксперт.

Я смотрю на неё, намеренно вызывая на лице едва заметную усмешку. Ровно настолько, чтобы взбесить её.

Если судить по её скривившимся губам, она рычит на меня, плюхаясь на своё место и швыряя тетрадь на парту. Затем она стремительно открывает обложку и с не меньшей силой швыряет ручку на страницу. Я слышу лишь отголоски звуков, но чувствую интенсивность её движений.

Я почти чувствую себя виноватым из-за её раздражения, пока не напоминаю себе, что вчера она не дала ни мне, ни Эйдену шанса объясниться… хотя я бы и не сумел этого сделать.

Не то чтобы она об этом знает.

Если бы я был на месте Уиллы и отчаянно нуждался в конспектах, как нуждается она, по словам Эйдена, я бы успокоился и стал слушать профессора. Я бы мыслил достаточно здраво, чтобы понять, что это единственный способ понять суть занятия и получить желаемое. Но я практичный и уравновешенный человек. Уилла Саттер явно не такая. Если её вспыльчивый нрав постоянно подталкивает её к паршивым предположениям и заставляет видеть в людях худшее, это её проблема, а не моя.

Моего сочувствия к ней хватило настолько, чтобы когда мы расставались на парковке после ужина, я сказал Эйдену, что ему нужно объяснить Уилле всю ситуацию. Это он спровоцировал данное недопонимание. Но его чувство вины не простиралось так далеко.

— У тебя есть голос, Райдер, — сказал он. — Вот и используй его.

Засранец.

Я кошусь на Уиллу, которая, похоже, уселась, и её взгляд мечется от доски к тетрадке и обратно. В середине лекции она поднимает руку, выглядя при этом бунтующей, будто ей меньше всего хочется это делать. Я не слышу, что она говорит, потому что она сидит слева, а её голова повёрнута к Эйдену, но по его ответу легко догадаться.

— Ответ на этот вопрос — формула, которую я разбирал на занятии две недели назад, Уилла. Предлагаю вести записи, когда вы присутствуете, чтобы иметь возможность вернуться к ним и освежить память.

И естественно, это переключает внимание Уиллы на меня, счастливого владельца конспектов. Я точно убью своего зятя. Фрейя немного поскучает по Эйдену, но вскоре забудет.

Взгляд Уиллы медленно скользит ко мне. Я невольно поднимаю глаза и смотрю на неё. Если бы взглядом можно было убивать, я бы уже валялся трупиком. В её радужках пылает пламя. Её щёки покрылись розовыми пятнами. Она — воплощение бешенства. Я же, напротив, безмятежен как озеро в штиль. Спокойный, холодный, неподвижный. Я удерживаю её взгляд столько же, сколько она удерживает мой. И вот уже во второй раз она