Мещёра - Алёна Моденская

в бумагу и засунула поглубже в свой рюкзак. Сжав зубы и не глядя на окно, заставила себя раздеться и лечь в кровать.

Глава 3. Игра в покойника

Проснувшись утром, Ника первым делом удивилась тому, что всё-таки смогла уснуть. После стресса из-за несчастья с младшей сестрой развилось не только переедание, но и бессонница, так что долгое время приходилось глотать препараты. Но теперь, видимо, сказалась вчерашняя усталость.

Ника не сразу сообразила, что проснулась от того же самого навязчивого звука — свиста от глиняной игрушки, которую тогда, в суматохе трагедии так и не нашли. Хотя нет. Это другая игрушка, только звучит почему-то точно так же. И слишком близко. Прямо над ухом.

Ника рывком села на кровати. Рядом оказались две фигуры, замотанные во что-то светлое. В осенних рассветных сумерках они белели буквально в метре от кровати Ники, невысокие и задрапированные, будто стояли на коленях, склонив накрытые покрывалами головы.

— Эй, — тихо позвала Ника. — Эй. Вы кто? — Голос предательски сорвался. Фигуры не реагировали — так и стояли, не шелохнувшись.

Ника спустила ноги с кровати, осторожно встала. Колени дрогнули и подогнулись, пришлось ухватиться за подоконник. Двигаясь слабыми шажками, Ника чуть обошла фигуры и обнаружила ещё одну. На кровати, что занимала Женя, лежал некто, завёрнутый в белый саван, усыпанный разноцветными осенними листьями и сухими травами.

Ника отпрянула и боком попыталась продвинуться к двери. И вдруг тот, кто лежал на кровати, вздёрнул руку к лицу и протяжно засвистел. По телу прошла крупная дрожь, ноги окончательно ослабли, и Ника по громкий хохот повалилась на пол.

— Эй, ты чего! — заливаясь смехом, спросила Женя. Она так и сидела на полу, накрывшись простынёй. — Ну у тебя и рожа!

— Ты там не обделалась? — гоготал Гордей, тоже в простыне.

А Стася, сидя на кровати, продолжала свистеть. Ярость вскинула Нику на ноги, она рывком выхватила свистульку у взвизгнувшей подруги, но съездить по смеющемуся хорошенькому личику, увы, не смогла — руку успел перехватить Гордей.

— Ты нормальная вообще? — произнесла откуда-то Женя, уже без смеха.

— Ты чего, шуток не понимаешь? — больше не смеясь, спросила Стася.

Ника резко высвободила руку из хватки Гордея, который удивлённо заморгал — видимо, не ожидал такой прыти.

— Пошли вон отсюда. — Ника указала на дверь. Ребята, переглядываясь, мялись. — Пошли вон! — прокричала Ника что было мочи.

— Вообще-то, это и моя комната тоже. — Предложение Женя закончила уже за дверью, куда её вытолкала Ника. Гордей и Стася, перешёптываясь, вышли сами.

Ника рывками бросала по комнате простыни, оставленные ребятами, топтала их ногами, швыряла на кровати. Потом обнаружила, что всё ещё сжимала в руке свистульку. Размахнулась и грохнула игрушку о деревянную стену. Села на кровать и обхватила стриженую голову руками.

Дурацкая игрушка. Дурацкая стрижка. Дурацкий свисающий с боков жир. И все её обвиняли, только её. Не родителей, которые так хотели ещё одного ребёнка, что, когда родилась Ангелинка, постоянно оставляли малышку с Никой. У мамы, видите ли, карьера рухнет, если она продлит декрет, а отец вообще дома не бывал. Он тоже очень мечтал о ещё одном ребёнке, правда, о сыне. И, видимо, от разочарования второй дочерью сбегал из дома при каждом удобном случае. А Ника должна была сидеть с этой мелкой истеричкой, а ведь она-то не просила ни братьев, ни сестёр. Когда все сюсюкали, спрашивая, кого она хочет, братика или сестричку, она называла то крысу, то крокодильчика. Родичи в ответ посмеивались и перешёптывались. Но стоило всего раз сказать, что ей и одной неплохо, как она тут же стала неблагодарной грубиянкой.

И продолжала проявлять неблагодарность, отказываясь идти гулять с друзьями, потому что приходилось сидеть с младшей сестрой. Постепенно стала в компании почти изгоем. Родители, когда она об этом рассказала, посоветовали не обращать внимания на ребят. У неё ведь есть сестра. Сестра, которая ломала всё вокруг — разорвала все рисунки Ники, чем напрочь отбила желание ходить в художку. Хотя мама сказала, что это к лучшему — какая художка, когда надо сидеть с сестрой. Сестрой, которая швыряла еду по всей кухне, а виноватой оказывалась Ника, и отмывать стены и полы тоже полагалось ей. С сестрой, которая таскала её за косу, заливисто хохоча. С сестрой, которая однажды выпила воду, где Ника полоскала свои рисовальные кисточки. На Нику тогда кричали так, что хотелось перестать существовать. Рисовать она тогда совсем прекратила.

Всхлипнув, Ника поднялась. В дверь кто-то часто стучал. Не реагируя, Ника натянула спортивный костюм, наскоро пригладила вихры, открыла окно, перелезла через подоконник и спрыгнула вниз, мягко приземлившись в гостиничном саду. Вот и занятия по скалолазанию пригодились.

Быстро пробежала через двор и вышла за территорию, аккуратно закрыв за собой ворота.

Только вот куда двигаться дальше, идей не нашлось. Осмотревшись, Ника просто направилась прочь от домов полузаброшенного села. Двухколейная грунтовка прошла под рощицей янтарных берёз и вывела на пологую вершину холма. Внизу между верхушками деревьев растекались реки ватного тумана, подсвеченного розовыми лучами восходящего солнца. Пахло осенью — опавшей листвой, землёй и сухими травами. Сделав пару глубоких вдохов, Ника почувствовала, как мышцы стали понемногу расслабляться.

Сняв пейзаж на телефон, Ника подумала, что, пожалуй, надо вернуться. Чего она, в самом деле. Ну, сделали ребята глупость, зачем истерику-то закатывать? Но мышцы тут же снова напряглись. Потому что сколько можно обвинять во всём себя? Не может же одна девочка быть всегда и во всём виновата.

Дорогу перебежала небольшая чёрная кошка. Притормозив, Ника потопталась и повернула к скособоченному деревянному зданию, примостившемуся у самого края берёзовой рощи. За покосившимся металлическим забором (правда, свежеокрашенным) в землю врастали тёмные бревенчатые стены, почти до самых окон покрытые чернотой. Это противное нечто, сильно напоминающее чёрную плесень, ползло от скрывшегося в земле фундамента вверх, обхватив продолговатое витражное оконце с резными выцветшими наличниками. Чернота поднималась выше, к высокой конусообразной крыше с крестом.

Оказывается, Ника дошла до местной церквушки. Стало как-то стыдно за то, что у святого места Ника испугалась чёрной кошки. Надо быть посмелее, бодренько пройти заборчик, и… У Ники даже руки опустились. За воротами, в церковном палисаднике, между клумбами расположилось целое семейство чёрных кошек. Одни сидели на перевёрнутых корзинках и ящиках, старательно вылизываясь розовыми язычками, другие растянулись в первых лучах тёплого солнца. Угольная шёрстка животных глянцево поблёскивала в рассветных лучах.

Откуда-то появился священник в старом выцветшем подряснике и потрёпанной телогрейке. Он расставил в глубине палисадника несколько мисочек и стал наливать в них жирное белое