Оккультные тайны НКВД И СС - Антон Первушин

Елена Блаватская иллюстрирует стадии космического цикла разнообразными эзотерическими символами треугольниками трискелионами и свастикой.

С этим последним символом мы столкнёмся ещё не раз поскольку он был очень популярен в начале XX-го века. Свастика известна с древнейших времён. Её можно найти в неолитических изображениях в орнаменте многих народов в разных частях света. Свастика — обозначение благоприятного счастливого объекта изображается в виде креста с загнутыми под углом или овально чаще — в направлении часовой стрелки концами.

В индийской культуре которую со тщанием изучала Блаватская свастика традиционно трактовалась как символ солнца знак света и щедрости 31. Именно свастику Елена Петровна выбрала в качестве официального символа теософов, что отразилось в предложенном ей проекте печати Общества.

Во втором томе «Тайной доктрины» «Антропогенез» Блаватская попыталась увязать историю человечества с эволюцией мироздания. Понятно что её представление об истории выходило за рамки известной современной науке. Блаватская включает человека непосредственно в схему космического физического и духовного развития мира. Здесь её теории представляют собой сплав из открытий палеонтологии конца XIX-го века и расовой теории эволюции.

Блаватская сопровождает свою циклическую концепцию развития мира утверждением о том что каждому из семи кругов эволюции сопутствует падение и возвышение семи последовательных корневых рас в первом-четвёртом круге расы испытывают упадок духовного развития, отдаваясь во власть материальному миру, в пятом-седьмом кругах высшие расы поднимаются к свету.

Согласно Блаватской подлинная человечность может быть создана только пятой корневой расой — арийской. Ей предшествовали соответственно астральная раса возникшая в невидимой и священной земле гиперборейцы жившие на исчезнувшем полярном континенте лемурианцы процветавшие на острове в Индийском океане, и раса жителей Атлантиды погибшая в результате глобальной катастрофы.

Другим принципиально важным теософским убеждением была вера в реинкарнацию переселение душ и карму также заимствованная из индуизма. Человеческий индивид рассматривался как незначительная часть божественного существа. Идея реинкарнации обязывала всякого пуститься в космическое путешествие по кругам и корневым расам которое должно привести его к окончательному воссоединению с Богом от которого он был оторван. Этот путь бесчисленных перевоплощений пишет историю постепенного искупления. Процесс реинкарнации исполняется в соответствии с принципами кармы кто совершал добрые поступки — перевоплощается удачно кто был зол — перевоплощается в ещё более низкие формы.

Помимо расовых акцентов теософия также подчёркивала принципы элитаризма и иерархии. Подобно своим Учителям которые по утверждению Блаватской направили её в мир для того чтобы передать древнюю мудрость арийской расе Елена Петровна претендовала на безусловный авторитет определяемый её местом в оккультной иерархии. В своих рассказах о предыстории человечества она также часто ссылалась на выдающуюся роль элитарных священников корневых рас прошлого. Так когда лемурианцы третья корневая раса погрязли во зле и пороке только иерархия избранных осталась чиста духом. Эти немногие составили лемуро-атлантическую династию королей-жрецов ныне обитающую в легендарной стране Шамбала.

Теория Блаватской вызвала огромный интерес у части образованной европейской публики. Объясняется это видимо вполне определённым обещанием оккультного посвящения которого удостоится всякий принявший идеи Блаватской. Теософия предложила привлекательную смесь из древних религиозных идей и новых для того времени научных концепций для тех чьи привычные взгляды были опрокинуты с одной стороны дискредитацией ортодоксальной религии с другой — научно-техническим прогрессом.

В мае 1891-го года, почти без всякой предупреждающей болезни, Елена Петровна Блаватская скончалась в своём рабочем кресле. Её тело было предано сожжению а оставшийся пепел был разделен на три части: одна часть сохраняется в Адьяре, другая в Нью-Йорке, третья оставлена в Лондоне.

На этом закончился земной путь Елены Петровны Блаватской но мы ещё вспомним о ней когда придёт время поговорить о тех кто захотел возродить величие арийской корневой расы.

* * *

Помимо теософии в начале XX-го века появлялись учения близкие ей по духу но базирующиеся на других эзотерических источниках. Таких учений было превеликое множество но перечислять их все не входит в мою задачу поэтому я остановлюсь только на одном учении непосредственно связанном с темой настоящего исследования. Речь идёт об школе Георгия Гурджиева.

1.1.4. Георгий Гурджиев — философ и мистик.

Георгий Иванович Гурджиев родился 28 декабря 1877-го года в Александрополе Кавказ. Отец его был грек, а мать — армянка. Несмотря на такую пестроту крови, семейство Гурджиевых состояло в родстве с древним византийским родом Палеологов и, как это ни удивительно, с самим Иваном Грозным.

Когда Георгий был ещё мальчиком, его семья переехала в Карс, где он становится учеником Декан Борша, настоятеля русского кафедрального собора, который вместе с отцом Гурджиева оказал огромное влияние на его развитие. Согласно воспоминаниям самого Гурджиева, эти два человека отличались неукротимым старанием понять ясно точное значение всеобщего жизненного процесса на земле, все внешние формы дышащих созданий и, в особенности, цель человеческой жизни в свете этого объяснения.

Юность Гурджиева прошла в местности, история и дух которой сами собой подталкивали мальчика к поиску ответов на извечные вопросы бытия Карс и окружающие его области, находящиеся между Чёрным и Каспийским морями, были плацдармом большого количества войн здесь перемешались религии и традиции великого множества народов.

Гурджиев многое вобрал в себя, особенно — из христианских монашеских источников. Он узнал о древнем символизме, литургии, о технике ритмичного дыхания и мысленных молитвах. Однако, несмотря на богатства его родной земли и религиозные традиции, в которых он рос, Георгий не был удовлетворен своими познаниями и вскоре оставил отчий дом чтобы пополнить их.

Гурджиеву ещё не исполнилось и двадцати а он уже отправился в путешествие через Азию и в такие далекие области, как Эфиопия и Соломоновы острова. В течение этих путешествий он, возможно, вступал в контакт с эзотерическими кругами некоторых исламских орденов, потому что именно суфийские труды являются источниками, с которыми соотносят многие положения его собственного учения. Так центральный символ гурджиевской работы — эннеаграмма — суфийского происхождения. Помимо суфийских эзотерических доктрин Гурджиев освоил и учение школы Ваджраяна, тибетского буддизма.

Луи Повель в своей книге «Гурджиев» утверждает что Георгий Иванович целых десять лет был тайным агентом России в Тибете. Он якобы занимал важные финансовые должности при тибетских властях и осуществлял контроль над снабжением тибетской армии 47. Однако в действительности мы мало что знаем о том периоде жизни Гурджиева который он провёл в Тибете и Центральной Азии от середины 1890-х годов и до, возможно, 1910-го или 1912-го года. Со слов самого Гурджиева известно только что он занимался археологическими и религиозными изысканиями изучал практику ламаизма в тайных монастырях и даже проявлял интерес к сибирскому шаманизму, рассматривая его как источник из которого развились существующие религии. Очевидно, что во время этих поездок Гурджиев выработал определённый взгляд на мир, на основе которого сформировал впоследствии своё учение.

В начале 1916-го года Гурджиев появляется в Петербурге уже как Учитель и носитель высшего знания. Там он познакомился с Петром Успенским, который становится для него тем же, кем был Платон для Сократа. Успенский описывает свою первую встречу с Гурджиевым в книге «В поисках чудесного» следующим образом:

«Я очень хорошо помню эту встречу. Мы пришли в небольшое кафе на шумной, хотя и не центральной улице. Я увидел человека восточного типа с чёрными усиками и пронзительными глазами, который удивил меня прежде всего тем, что… он совершенно не гармонировал с местом и атмосферой. Я был ещё полон впечатлений о Востоке, а этот человек с лицом индийского раджи или арабского шейха, которого легко было представить в белом бурнусе или в позолоченном тюрбане, сидел здесь… в чёрном пальто с вельветовым воротником и чёрном котелке, и производил странное, неожиданное и почти пугающее впечатление, как человек, неудачно переодетый, вид которого стесняет вас, потому что вы видите, что он не тот, кем он хочет казаться, и вы должны говорить и вести себя так, как будто вы не видите этого. Он говорил по-русски неправильно, с сильным кавказским акцентом, и этот акцент, с которым мы привыкли ассоциировать нечто отличное от философских идей, ещё более усиливал странность и неожиданность впечатления» 47.