Журнал «Байкал» 2010–01 - Владимир Гармаев

Так я поступил на службу к удуитскому Тогтохо, моему кровному врагу, о мести которому я не забывал никогда. Мы с нукерами быстро собрали из пленных задаранов указанное количество воинов с их семьями, организовали небольшой курень за рекой Хелго и стали готовиться к набегу на степи левого притока Селенги, где кочевали баяуты. Одновременно подготовленные мною люди очень осторожно и в глубокой тайне стали собирать сведения об остальных задаранах, которых мэргэды уже давно разорвали на мелкие части и заставили прислуживать себе по всем обширным удуитским кочевьям по Хелго и Сухэ.

Наш набег на Джиду состоялся в отпущенное нам время. Благодаря хорошо проведенной разведке, был он стремителен, жесток и удачен. Не успели захваченные врасплох баяуты собраться с силами, как мы благополучно переправились через Селенгу и были вместе с угнанными табунами, захваченной немалой добычей и людьми, особенно женщинами и девушками, вне досягаемости их войска.

Тогтохо таким результатом был очень доволен. Из нашей добычи он забрал весь наш долг, сверх того пять косяков лошадей и десять самых красивых девушек. Мои задараны были крайне возмущены таким грабежом, особенно из-за девушек, которые многим понравились, но делать было нечего — стиснув зубы, пришлось перетерпеть.

После нового года, едва только погасла белая луна, как нас заставили принять участие в большой облавной охоте на Хамар-Дабане, после которой нам досталась лишь малая часть общей добычи, но спорить не приходилось. Одно обстоятельство в ту зиму нас сильно обрадовало — мне удалось убедить Тогтохо увеличить наше войско до тысячи, и в нашем курене стало ровно в два раза больше задаранских семей. К весне, когда все строительные работы в крепости Тайхал были окончены, нам разрешили забрать себе еще пятьсот мужчин, больше сотни из которых были женаты на женщинах нашего рода, и на других пленных монголках.

Наш курень разросся, но это было не обычное степное поселение, а что-то среднее между стойбищем рода и воинским лагерем. Если женатым воинам кое-как еще хватало юрт, то одинокие — и молодые и старые — ютились по десять, а то и двадцать человек в приспособленных для жилья шалашах, землянках и орочонских чумах. В этих условиях становилось трудно держать всех воинов в строгом повиновении, и мне пришлось проявлять большую строгость и даже жестокость. Серьезно провинившихся людей пришлось безжалостно изгнать из куреня, и постепенно к лету моя власть, всецело поддерживаемая моими тридцатью нукерами и большинством воинов, стала беспрекословной и дважды повторять распоряжения мне уже не приходилось. К этому времени тайный круг моих ближайших сподвижников уже определил, что в кочевьях удуит и других мэргэдов задаранов можно собрать, кроме подчиненных нам людей, еще около двадцати тысяч мужчин от четырнадцати до пятидесяти лет, многие из которых имели жен и детей. Стариков и старушек было очень мало, меньше двухсот человек. Мне теперь было нужно придумать способ, чтобы весь мой народ забрать себе, забрать их скот, имущество и увести на Онон. Как всегда, помощи ждать было не от кого, поэтому приходилось терпеть, ждать, надеяться и думать, очень упорно думать.

К осени подвернулся удобный случай. Дело в том, что баяуты никак не могли простить летний набег, и в нем они винили мэргэдов, справедливо полагая, что их боголы задараны, то есть мы, были просто их орудием грабежа. Удуит мэргэды узнали, что это племя начинает сговариваться с племенами урудов и мангудов, когда-то обиженных мэргэдами, о совместном нападении на курень Тогтохо после ледостава на Селенге. Это обстоятельство сильно взволновало всех мэргэдских нойонов, особенно Дайр Усуна, и основания для этого были большие. На Селенге, на всем протяжении этой великой реки, сильнее и воинственнее племени мэргэдов никого не было, однако примыкание к баяудам урудов и мангудов означало вступление в эту вражду монголов из нирунов и старых борджигинов, ибо эти два племени вели свое происхождение от Манан Тодона, законного сына Хабичи-батора, который и являлся сыном Бодончара-борджигина. Мэргэды хорошо понимали, что нируны, как бы между собой не ссорились, всегда помнили завещание великой праматери Алан Гоа о сохранении своего единства перед внешними врагами. Вступить в войну с монголами-нирунами, даже с немногочисленным племенем из их круга, значит начать вражду со всеми монголами, что для мэргэдов было очень нежелательно, к тому же уруды и мангуды всегда славились отвагой и неудержимостью в битве.

Когда у Тогтохо собрались все нойоны племени для обсуждения этих грозных обстоятельств, разрешили присутствовать и мне, ибо я к тому времени пользовался большим доверием и был допущен в круг военачальников. Мэргэдские нойоны совещались долго и ни к чему приемлемому не приходили. Все предложения сводились к тому, что врагов надо разбить по одному, пока они не соединились, и оставалось решить, какими силами и с кого начать. Пока шли эти рассуждения, я собрался с мыслями и про себя решил, что тэнгрии дают мне единственную возможность исполнить свою заветную мечту.

— Уважаемые сайты, — начал я, — у меня есть одно неплохое предложение, но прежде чем сказать о нем, я бы хотел знать, по какой причине баяуты пошли на союз именно с урудами и мангудами, а не с любыми другими племенами монголов, хотя бы с теми же тайджиутами?

В юрте почему-то наступила тишина, то ли все задумались над моим вопросом, то ли никто не ожидал, что я посмею раскрыть рот.

— Однако, нам надо выслушать и этого птенчика, пусть поделится с нами своими мыслями, а вдруг они чего-то стоят, — после неловкой тишины проговорил Дайр Усун. — А баяуды обратились за помощью к урудам и мангудам потому, что они берут друг у друга невест, к тому же эти два племени, хоть и страшные забияки, но живут бедно, охота для них один из основных источников пропитания, и они никогда не откажутся от любой добычи. Видимо, баяуты им посулили большой барыш. Теперь ты нам открой свое предложение.

— Чтобы уруды и мангуды, — начал я, — не имели возможности объединиться с баяутами, надо их поссорить с какими-нибудь соседями. Я слышал, что их нынешние кочевья граничат с улусом Тогорил-хана. Так вот, если эти два племени или хотя бы одно из них нападет на окраинных хэрэйдовв, погромят один-два куреня и угонят скот или табуны на свои пастбища, то Тогорил-хан такой наглостью будет более чем недоволен, и этим племенам будет не до союза с баяудами и нападения на нас.

— Если это случится, то мы были бы спасены от ненужной войны, но разбойники уруды и мангуды не так глупы, чтобы посягнуть на подданных Тогорил-хана и их животных, — засомневался Хатай-Дармала. — Я думаю, что это пустой разговор.

— Подожди, Хатай-Дармала, — вступил в разговор Тогтохо и хитро прищурился. — Этот Джамуха, хоть и молод, но умен не по возрасту. Договаривай, Джамуха-сэсэн, что ты задумал.

— Если я возьму три сотни своих воинов, скрытно проберусь к хэрэйдам, разгромлю хотя бы один приграничный курень, угоню скот и табуны, оставлю их на пастбищах урудов или мангудов, то хэрэйды по следам их обнаружат, а тем монголам, которые хотят вступить в союз с баяудами, будет не до этого. Пока они оправдаются за этот грабеж, пока хэрэйды разберутся, что и к чему, пройдет зима, и Селенга с Сухэ и Хелго вскроются ото льда. Если нам не повезет, и мы будем разбиты и попадем в плен, вы всегда сможете от нас отказаться, мол, знать не знаем, что задумали и сотворили эти негодные боголы во главе со своим мальчишкой.

После недолгого обсуждения нойоны с моим предложением согласились, я подозревал, что главной причиной их быстрого решения была возможность при нашей неудаче отказаться от нас, задаранов, напрочь, а при удаче будущая война с монголами могла и не состояться. Одним словом, они согласились, и я через три дня во главе трех сотен лучших воинов задаранов выступил в верховья Селенги, где хэрэйды граничили с монголами.

Тщательно скрывая от посторонних глаз свое передвижение, мы ехали по ночам, благо первая осенняя луна была полной. Держась правого берега Селенги, мы добрались до места впадения в нее Идэр-гола, переправились на левый берег этой реки и ехали все время по той стороне. Путь наш был долгим и опасным. Вынужденные все время держать в тайне свои намерения и силы, мы ехали, далеко вперед пустив десятку передового охранения, такими же группами воинов постоянно исследовали степи и склоны долины по бокам своего войска. Видно, тэнгрии и духи этих незнакомых мест нам способствовали, хотя цели были хуже воровских — ни разу нас не заметили кочующие по этим долинам монголы, а обжитые места и даже стоянки пастухов мы заблаговременно объезжали далеко стороной. Идэр-гол ближе к истокам, все время бежавший с запада на восток, имел резкий поворот, и там его воды текли с южной стороны, из кочевий хэрэйдов. Там мы миновали странное озеро, куда попадали воды этой реки и выходили из него же. Повернув в узкую долину небольшого притока справа, мы поднялись повыше и в густом лесу устроили временное жилье из шалашей. Тщательное наблюдение окрестностей вплоть до Тарбагатайских гор позволило нам обнаружить осенние пастбища людей Тогорил-хана. Наши дозоры несколько раз встречались с пастухами и табунщиками, но умело уклонялись от разговоров. Они же разведали один небольшой окраинный курень, как потом оказалось, принадлежавший младшему брату их хана.