Ванька 9 - Сергей Анатольевич Куковякин

я к своей смертушке.

Я оперся сразу двумя руками о стену. Замер.

Вода между тем прибывала.

Вдруг, так мне жить захотелось – словами передать нельзя.

Стоя на одной левой ноге, я свою правую, сколько мог в коленном суставе разогнул.

Больно! Ну и хрен с ним…

Судорога не отпускала. Ничего, сейчас я её…

Я носок правой же ноги вверх задирать начал, ахиллово сухожилие ещё немного икроножную и камбаловидную мышцы натянуло.

Всё! Отпустило ногу!

Я схватил ведро и как обезумевший стал отчерпывать воду.

Далее – час за часом я работал как заведенный. Когда уже темнело, уровень воды без моего участия опускаться начал, а скоро я и просто на мокром полу стоял. Вода как пришла, так и ушла через отверстие в полу.

Загремела решетка, а затем меня по голове веревка ударила.

Сам я подняться по ней не смог – сил не было, но вцепился – намертво. За веревку меня и вытащили.

У откинутой решетки соседнего чана лежал труп одного из македонцев. А, ведь только утром я с ним разговаривал! Вполне, и со мной могло такое случится…

Мурашки пробежали по мокрой спине. Ещё тут меня и качнуло.

Македонцы просили похоронить своего сослуживца, но им отказали. Причем, в грубой форме.

Через полторы недели нахождения в негритянском лагере я представлял из себя скелет. Рёбра наружу не торчали, но уже недалеко до этого было. Психика моя была здорово расшатана, по ночам я то ли спал, то ли в бреду находился. Утром меня начинало просто трясти, когда нас из барака выводили.

Утром десятого дня, меня только собирались в чан опускать, как на дороге из негритянского лагеря к месту наших мучений показался человек на велосипеде.

Он махнул капралу рукой – стой мол, подожди с водными процедурами.

Когда вестовой подъехал ближе, я его узнал. Он был из нашего, а не из негритянского лагеря.

Приехавший отозвал капрала в сторону и начал что-то ему говорить. При этом, что тот, что другой, время от времени поглядывали на нас.

У меня даже сердце упало. Опять меня и македонцев хотят куда-то отправить!!! На ещё большие муки…

Негры в бараке нам такого понарассказывали… Колесо и чан с водой – это ещё цветочки, а у французов и ягодки имелись. Не прошли мы, русские солдаты, пока всех кругов ада.

Капрал кивнул посыльному и неторопливо направился в нашу сторону. Куда ему спешить? Не на фронт же? Всё лучше лагерь охранять, чем в траншее со смертью обниматься…

Я стоял и хлопал глазами. Сегодня чана мне не будет. Македонцам – тоже. Нас возвращают в свой лагерь. Власть там сменилась. Комендант вместо Манжена уже другой.

В первый же день после возвращения, Малиновский рассказал мне как всё в лагере и вышло.

- Инженер тревогу поднял. Неладное заподозрил. Канал-то почти не строится, а капитан – дурит. Издевательства над русскими солдатами устраивает, только горло им зубами не перегрызает и кровь не пьет…

Родион, в который уже раз с жалостью посмотрел на меня. Переживал Малиновский. Была тому причина – перед ним сидел бледный, худой, с трясущимися руками старик. Ну, почти старик.

- Генералу Нивелю инженер как-то сумел сообщить про Манжена…

Что, сейчас и Нивель здесь? В девятнадцатом военном округе? Перевели его сюда из Франции?

Последнее я, видно, вслух сказал. Как, даже сам не заметил.

- Нивель – тут. Сместили его и перевели в североафриканские владения. Сейчас и трудовые роты ему подчиняются.

Ну, Малиновский… Всё-то он знает. Откуда только? Далеко парень пойдёт…

- Под Реймсом мы, русские, хорошо себя проявили под его началом, вот он и откликнулся. Вас, Иван Иванович, уже как неделю не было, а тут от Нивеля комиссия приехала. Трудовые роты в Алжирском подрайоне смотреть. Всё ли ладно.

Родион ладонь козырьком ко лбу приложил, брови нахмурил, глазами туда-сюда заводил. Артист…

- К нам комиссия с доктором прибыла. Инженер Нивелю сообщил, что сомневается он в Манжене. Всё ли у того с головой хорошо. Манжен орать начал, ногами топать, но это – не на нас. Вывели его на чистую воду. Объявили больным и с собой увезли…

- Подожди, Родион, откуда ты такие подробности знаешь? – я отхлебнул из кружки напиток из каких-то местных травок. В лагере мы их вместо чая заваривали. Гадость, но бодрит хорошо.

- С капралом одним признакомился. Из наших он, из пролетариев.

- Ты же французского не знаешь почти совсем.

- Иван Иванович… - Родион на меня даже с некоторой укоризной посмотрел. – Два пролетария меж собой всегда общий язык найдут, поймут друг друга. Не даром же сказано – пролетарии всех стран, соединяйтесь!

На последних словах Родион правый кулак сжал и согнув локоть, вверх его поднял.

Во как. Раньше такого я за ним не замечал.

Глава 12

Глава 12 Добровольцы в батальон смерти

Три дня меня не трогали.

На работы не гоняли, я лежал и приходил в себя.

Ел и спал. Кстати, кормить при новом коменданте лагеря стали лучше, среди фасоли уже попадались кусочки мяса.

За работу - платили, те самые три франка в день…

Это тем, кто строил канал. Мне, как не работающему, денежное пособие не шло.

На четвёртый день меня вызвали в канцелярию к коменданту.

- Нравится Африка? – с такого вопроса начался мой с ним разговор.

Издевается, сука…

- Нет, - не стал я кривить душой. Как есть, честно сказал.

- Обратно во Францию не желаете?

- На фронт? – уточнил я.

- На фронт, - прозвучало в ответ.

Воевать у меня желания не было, но и здесь оставаться…

Ладно, выберусь из Африки, а там видно будет. Здесь – конец один, а там – уже возможны варианты.

- Согласен, - выдавил я из себя.

Сказано это было без особой радости, что комендант и заметил.

- Вы же доктор, не на передовые позиции пойдёте, - начал рисовать мне радужные перспективы капитан. Новый комендант был в том же звании, что и Манжен.

- Согласен, - повторил я.

Капитан достал