Пандемониум. Мистические повести - Дмитрий Потехин

– Да, – ответил Евгений, с досадой чувствуя вновь пробегающую по спине дрожь от вида этого двуликого чудища.

Поскольку кукла не умела улыбаться, Мсье Фантазм позволил себе чуть-чуть приподнять уголки рта.

Евгений опустился на стул, и игра началась. Ему было скучно и сложно, он поминутно чиркал карандашом на клочке бумаги, записывая правила и ходы. При этом выходило так, что четких правил в игре действительно нет. Как можно играть в игру без правил? Евгений в растерянности глядел то на Ника, то на Кранц, которые снисходительно улыбаясь, терпеливо силились ему что-то втолковать.

– Мне тоже сначала было трудно, – сказал Ник, ободряюще потрепав Евгения по плечу. – Понимаешь, правила тут есть, но в процессе игры они как бы видоизменяются… это не поддается логике.

– Не понимаю, – помотал головой Евгений.

– Я уже говорил, ты играешь не столько с нами, сколько с самой игрой, – произнес сонный юноша с бриллиантом в ухе, которого, кстати, звали Дятлов. – Игра с тобой играет!

– Как… Она что, живая?

– Живая! – Кранц звонко расхохоталась, оскалив зубастый, как у пираньи рот.

До сих пор молчавшая Броева презрительно фыркнула.

– Считай, что да.

Евгений перевел взгляд на Фантазма и вдруг вспомнил, что дело не в игре, а в его гипнотических чарах. Значит, все это лишь имитация, самовнушение – необязательно знать правила, достаточно просто поверить, что ты их знаешь, и «игра» сама укажет тебе путь.

Он попробовал расслабиться, очистить свое сознание и прислушаться к интуиции.

– Так, так! – одобрительно подала голос кукла, словно прочитав мысли Евгения.

В течение следующего часа Евгений тщетно пытался найти с игрой «общий язык». Он видел, как постепенно менялось поведение других игроков, по мере того, как те опускались в воображаемый ад все глубже и глубже, сталкиваясь с опасностями и переживая новые приключения. Они как будто начинали видеть этот несуществующий мир: совершенно искренне пугались, радовались и даже плакали. С Дятловым случилось оцепенение, наподобие того, которому в прошлый раз подверглась Кранц. Ник взорвался безумным хохотом, через минуту перешедшим в истерические рыдания. Это было отвратительно. Но в этот раз Евгений сидел, прикованный к стулу соблазном и любопытством. Ему казалось, что завеса тайны вот-вот спадет, и он испытает на себе неведомое искусство гипноза.

Этого не случилось. В первый вечер он обрел лишь смутное понимание того, что представляет собой игра (иначе как просто «игра» ее никто и не называл). И так пошло дальше. Каждую неделю Евгений приезжал в театр к концу выступления Мсье Фантазма и в компании новых друзей пытался постичь нарисованный углем на полу иной мир. Для домашних упражнений Мсье Фантазм подарил ему странную вещь: рисунок, состоящий из множества хаотично перемешанных элементов, словно выполненный кистью абстракциониста-маньяка.

– Попробуй разглядеть в нем скрытый образ. Если у тебя все получится, ты даже увидишь его в движении, – объяснила Евгению кукла.

Евгений вернулся домой, чувствуя себя ни то начинающим Фаустом, ни то законченным идиотом. Тратить время, таращась на дурацкую картинку, в поисках волшебства, обещанного сумасшедшим – совсем недавно это показалось бы ему настоящим падением.

«Чем я, в сущности, отличаюсь от того бедняги, променявшего свой дом на жизнь в землянке?» – с грустью думал он. – «Должно быть, лишь тем, что стремлюсь к удовольствиям, а не к спасению от суда господнего».

И он смотрел на этот рисунок каждый вечер, когда, закончив (а иногда и вовсе не доделав) университетские задания, при свете ночника садился в кресло, не обращая внимания на голодный зуд из-за пропущенного ужина. Ночью лежа в постели, он часами мысленно перебирал и обдумывал заученные правила (или то, что можно было назвать правилами), выстраивал комбинации, рисовал в мозгу игровые маршруты. Зато теперь его уже не так беспокоили мысли о стране и о безумии жизни, которое к слову проявлялось с каждым днем все отчетливей.

Так, в какой-то момент Евгений понял, что закупать продукты на далеком рынке теперь уже во всех отношениях выгоднее, чем отстаивать очередь в магазин за углом. Мрачные слухи, как змеи, ползавшие по Москве уже многие месяцы, все больше отдавали зловещей мистикой. Не проходило и дня, чтобы стоя в трамвайной толпе, он не услышал очередные бредовые россказни, по духу соответствующие шестнадцатому веку. От летнего подъема не осталось и следа. Все уже давно перестали ненавидеть немцев, которых в сущности никогда и не ненавидели. Евгений чувствовал, как в массах зреет новый образ врага и тут же мысленно посылал к черту и страну, и народ с его дикостью и непостоянством.

«Надо разобраться с игрой», – думал он. – «Сойти с ума за отечество я всегда успею».

Будучи от природы пытливым и усердным, Евгений за пару недель научился видеть скрытый в картинке образ. А уже через месяц играл в игру на равных с остальными. Теперь он знал, каково это, когда половина твоего сознания сидит в комнате, лениво двигая керамическую фигурку, а вторая бродит по ирреальным подземельям, сражает чудовищ, общается с умершими гениями, избавляет несчастных от мук, искренне страдает, ликует, дрожит от ужаса и рычит от ярости. Это раздвоение было совершенно бесподобно. Евгений не знал, как действуют наркотические препараты, но даже самые яркие сны не могли подарить похожих иллюзий. В глубине души Евгений даже сомневался, что имеет дело с простым гипнозом: в конце концов, Фантазм ни разу не заглянул ему в глаза, значит, он вводил себя в это состояние самостоятельно. Но задумываться об этом почему-то было лень – всегда свойственная Евгению любознательность начинала угасать и уступала место наплевательскому легкомыслию. Общающийся через куклу фокусник, магическая сила игры, в которой нет четких правил и которая играет с тобой сама – все принималось как должное.

Была и еще одна странность, не столько изумлявшая, сколько раздражавшая всех игроков: ни один из сеансов, которые посетил Евгений, не закончился чье-либо победой. Игра как будто мастерски обводила всех ее участников вокруг пальца. Из раза в раз игроки пытались добраться до выхода из нарисованного ада, кто-то с большим, кто-то с меньшим успехом. Но по истечении трех часов все оставались ни с чем. Иногда победа буквально выскальзывала у них из рук.

Как-то раз Евгений всю ночь прохлопал глазами, мучительно выстраивая в голове стратегию предстоящей игры и под утро даже увидел об этом сон.

Приехав следующим вечером в театр, он вдруг с необычайной ясностью почувствовал, как внутренний голос подсказывает ему верные ходы, руководит всеми его действиями, уберегая от ошибок. Оторопев от своего везения и мастерства, не смея даже в мыслях потешить самолюбие, Евгений ловко обошел Ника, перехитрил Кранц, разбил в поединке Дятлова и, оставив в западне еще двоих игроков, вошел в Пандемониум следом за Альциной, которая, ликуя, поначалу даже не заметила опасного соперника.

Но вдруг ее глаза вспыхнули, алчные зрачки осветила поистине дикая тревога и ярость. Она смотрела на Евгения, как на злейшего врага, как голодная кошка смотрит на ворону, задумавшую стащить ее законный клочок мяса. Сам Евгений тоже оказался немного вне себя. Он чувствовал, как дрожит его рука, передвигающая фигурку, как в лихорадочном азарте мечется сердце, как дергается кожа на окаменевшем лице. Вероятно, у него точно также светились глаза, только без ярости, а как у человека, заранее уверенного в своей победе.

Они шли к цели уже почти вровень. Красочные галлюцинации в сочетании с невероятным напряжением совершенно вытеснили чувство реальности. Евгений не сразу понял, что не попадает палкой в фигурку. Ник бросился ему помогать.

Они давно миновали рубежи, на которых терялись и вылетали самые опытные игроки. Сопротивляющаяся всеми способами игра уже в открытую давила на сознание, пыталась одурманить его, притупляя одни чувства и до предела обостряя другие. Евгений плохо понимал, что происходит, но инстинктивно продолжал идти по ледяной поверхности, видя впереди ужасающую кристаллическую даль и слыша над собой оглушительный скрежет зубов во рту Альцины.

«Я побеждаю! Я побеждаю! Я…» – исступленно твердил он, забыв, что его слышат какие-то далекие люди в какой-то далекой комнате.

Внезапно Евгений понял, что его везение – всего лишь издевка со стороны игры, решившей выкрасть у него победу в самый последний миг. Конечно! По-другому и быть не может. Не зря у него до сих пор все шло, как по маслу. Он проиграет, потому что выиграть здесь нельзя, потому что так устроена жизнь, потому что он бессильное ничтожество. Собрав последние силы и вцепившись зубами в ускользающую надежду, Евгений бросился к заветной цели, как умирающий в пустыне к привидевшемуся оазису.