Журналист: Назад в СССР - товарищ Морозов

class="p1">Впрочем, на фоне того, что со мной происходило и происходит последние двое суток, путешествие одной несчастной фотографии внутри пачки документов мне представилось не такой уж и великой загадкой. Есть дела и поважнее. И я снова запихнул злосчастное фото в самую серединку бумажной стопки.

Теперь потребовалась сумка — не в руках же нести документы. Беглый обзор квартиры не дал результатов, зато в прихожей на вешалке висел пакет из грубой простроченной мешковины, точь-в-точь как у того остромордого «шакаленка». Он тоже был серым, как и все грубые мешки, но всю лицевую сторону пакета украшала печатная аппликация: четыре довольно схематично изображенных физиономии и подпись на английском «ABBA». Качество печати было таким, что я с трудом узнал в этих лицах эстрадных кумиров моей молодости. Ну, что ж, лучше, чем ничего.

Я погрузил документы в мешок, бросил туда на всякий случай шариковую ручку, обнаруженную мною еще вчера на столе возле письменного прибора, и отправился в университет. Приемная комиссия всегда размещалась в его главном здании, в четырех трамайных остановках от моего дома, но я решил пройтись пешком. На ходу мне всегда лучше думается; видимо, так мысли не застаиваются в голове.

Несмотря на довольно-таки оживленное движение, люди в моем городе образца 1980-го года переходили и перебегали проезжую часть, где им вздумалось, несмотря на горевшие у перекрестков светофоры. Я сразу вспомнил свое реальное время и группы людей у светофоров, чинно ожидающие, когда зажжется зеленый свет, даже когда машин поблизости не наблюдалось. Но справедливости ради стоит отметить, что по дороге к университету мне по дороге попалось считанное число пешеходных переходов; к тому же краска на них давно не обновлялась, несмотря на центр города, и потому дорожные «зебры» выглядели весьма блекло.

Зато то тут, то там мне встречались бело-синие будки на двух колесах, защищенные от июльского солнца широкими матерчатыми зонтиками, под которыми деловитые мороженщицы торговали своим сладким товаром. Непременно надо будет попробовать, отметил я про себя, вспомнив, как любил в юности мороженое, в особенности местное эскимо, напоминавшее большие перевернутые стаканы, покрытые вполне шоколадной глазурью. Внутри содержался великолепный белый пломбир, куда лучше нынешних подделок, напичканных соей и пальмовым маслом.

А вот и здоровенная желтая бочка с такими притягательными в летнюю жару большими буквами «КВАС». В моей недавней реальности эти автоприцепы-цистерны уже давно исчезли, а тут все еще оставались обыденным делом. К продавщице, сноровисто мывшей кружки под полосатым навесом, выстроилась небольшая очередь, в основном пришедших с тарой. В мою студенческую пору мы называли таких «бидононосцами». Вспомнив пленительный, сладкий с кислинкой, вкус бочкового кваса, я не удержался и пристроился в хвост очереди — вспомнить молодость.

Прямо передо мной в очереди за квасом стояли трое парней в стройотрядовских куртках-«целинках», украшенных трафаретными рисунками и надписями с названиями университетских факультетов, исторического и биологического, благо главное здание «альма матер» было уже неподалеку. Они с явным нетерпением следили за тем, как медленно наполнялась тара «бидононосцев», и от скуки травили анекдоты. Анекдоты были в основном про Чапаева, Штирлица и армянское радио, но один я запомнил благодаря его интригующему, почти детективному сюжету:

На улицу только что привезли полную бочку свежего кваса. Только продавщица отцепила ее, чтобы начать торговать — подходит какой-то пожилой мужик с сумкой:

— Скажите, пожалуйста, сколько стоит вся бочка?

— А вам это зачем?

— Ну, очень надо!

— Ладно, считайте сами: пятьсот литров, по шесть копеек пол-литровая кружка. Итого выходит шестьдесят рублей.

Мужик прикинул что-то в уме, потом кивнул и тут же вынимает из кармана деньги. Отсчитал шесть «красненьких» и сует продавщице.

— Вот вам деньги, можете идти отдыхать, в кино сходите или домой. А вечером приходите за пустой бочкой.

Продавщица помялась, но деньги взяла.

— Ну, ладно.

Как только она ушла, мужик достал из своей сумки большой бумажный плакат. Разворачивает его, а там написано: «Квас отпускается бесплатно».

Один покупатель подошел, за ним другой, а через пять минут возле бочки уже очередь образовалась.

Народ сначала удивился. Потом стали подходить. Потом и очередь выстроилась. Длиннющая! А народ всё прибывает. Возле бочки уже толпа собралась. Начали ссориться, ругаться, кричать, чтоб без очереди не пропускали, а квас отпускали только по две кружки или бидону в одни руки. Слово за слово, глядишь, уже и драка пошла.

Тут подъезжает милиция в «ПМГ», народ разогнали. Некоторых в машину затолкали — нормативы же и у ментов есть, по задержаниям нарушителей общественного порядка. А первым делом повязали этого мужика и — на допрос.

— С какой целью вы спровоцировали беспорядки?

— Что вы, даже и не собирался!

— А зачем тогда незаконную торговлю на улице организовали?

— Никакой торговли я не организовывал, просто людей квасом угощал, у меня вся толпа — свидетели.

— Но вы же бесплатно угощали?

— Ну, да.

— Так значит, ваш квас, наверное, ворованный?

— Помилуйте, никакого воровства, всю бочку на свои деньги купил, на кровные. А что, не имею права разве?

Милиция и так, и эдак — делать нечего, нет состава преступления, придется отпускать. И уже на пороге отделения самый дотошный, лейтенант молоденький, понизив голос, спрашивает его доверительно:

— Ладно, мужик, бог с тобой, шагай до дома. Но только напоследок мне объясни, зачем ты это сделал? Какого лешего ты свои деньги тратил, а квас бесплатно раздавал? В чем тут смысл?

Мужик вздохнул.

— Да скажу, конечно. Я уж не молод, на пенсии. Прикинул, сколько стоит бочка кваса — как раз половину пенсии моей. До коммунизма, сынок, я теперь уж точно не доживу. А мне так хотелось посмотреть, как оно это будет-то всё… При коммунизме!

Студенты расхохотались, засмеялся и я. А потом негромко, но так, чтобы парни слышали, сказал им в спину:

— Сто восемь.

Они разом обернулись.

— Сто восемь, — повторил я.

— Чего «сто восемь»? — озадаченно воззрились они на меня.

— Сто восемь рублей надо.

— Кому надо?

Вся троица глядела на меня в полнейшем недоумении, даже, кажется, про квас забыли, хотя их очередь приближалась.

Вот и пришло мое время блеснуть эрудицией. Дурацкая привычка, но до сих пор так и не сумел от нее избавиться. Вечный огонь внутри, чего уж там…

— В этой бочке девятьсот литров, а не пятьсот. Простая арифметика: двенадцать копеек за литр умножить на девятьсот — получится сто восемь рублей. И ноль-ноль-копеек, — картинно вздохнув, подытожил я и пожал плечами.

Студенты переглянулись. А потом вновь уставились на меня.

— Откуда знаешь — про литры?

Они еще спрашивают! Тридцать с лишним лет моего журналистского стажа обусловили мне такой багаж самых разнообразных