Египет Рамсесов - Пьер Монтэ

«Я наполнил для вас кладовые пирожками, мясом, печеньем, сандалиями, одеждой и благовонными маслами, чтобы вы могли умащать свои головы каждые десять дней».[62]

Вряд ли следовало ожидать, что те, кто совершил столь тщательный туалет, да еще наелся до отвала, примется после этого за работу.

III. Счастливые и несчастливые дни

Исполнив свой долг перед богами и отдохнув в положенный день, египтянин все же не безоглядно предавался наслаждениям или занимался полезной работой. Все дни разделялись на три категории – счастливые, опасные и несчастливые – в зависимости от событий, которые отметили их в те времена, когда на земле жили боги. Хор и Сетх прервали свою ужасную борьбу в конце третьего месяца половодья, и земле был дарован мир.

Хор получил во владение весь Египет, пустыня отходила Сетху. Боги радовались, ибо смертоносная борьба захватила всех обитателей неба. Перед пантеоном богов, наконец-то примиренных и успокоенных, Хор возложил себе на голову белую корону, а Сетх – красную. Это были три счастливых дня.

Такими же счастливыми считались первый день второго месяца сезона «перет», когда Ра своими могучими руками поднял небесный свод, и двенадцатый день третьего месяца того же сезона, когда Тот занял место Атума во владении храмовым «Озером двух истин».

Однако вскоре Сетх опять принялся за свои злодеяния. На третий день второго месяца сезона «перет» он со своими сподвижниками воспрепятствовал плаванию Шу. Это был опасный день, подобный тринадцатому дню того же месяца, когда становятся ужасными глаза Сехмет – богини, насылающей болезни. Что же касается двадцать шестого дня первого месяца сезона «ахет», то этот день был попросту несчастливым, ибо на него приходилась годовщина великого сражения Хора с Сетхом. Оба бога приняли человеческий облик и начали ломать друг другу ребра, затем они превратились в гиппопотамов и продолжали сражаться три дня и три ночи, пока Исида, мать Хора и сестра Сетха, не заставила их покинуть столь уродливое обличье, угрожая им своим гарпуном. День рождения Сетха, который падал на третий из пяти дополнительных дней года, считался особенно несчастливым. Фараон в этот день до наступления ночи не вел никаких дел и даже не занимался собой.

Простые египтяне тоже вели себя в зависимости от дней. В несчастливые дни они старались не выходить из дома, особенно на закате и ночью, но, впрочем, и в дневные часы. В такие дни нельзя было купаться, плавай на лодках, отправляться в дорогу, есть рыбу и все, что происходит из воды, нельзя убивать утку, козу или быка.

В девятнадцатый день первого месяца сезона «перет» и во многие другие дни тяжкий недуг угрожал всем, кто осмелится приблизиться к женщине. Были дни, когда не разрешалось зажигать в доме огонь, возбранялось слушать веселые песни, произносить имя Сетха, жестокого бога – убийцы и грабителя. Если кто-либо упоминал это имя при свете дня, в доме его начинались нескончаемые ссоры и раздоры.

Откуда же египтяне знали, что им можно делать, от чего воздерживаться, а чего избегать любой ценой? Разумеется, главную роль играли традиции. Но чтобы освежить память и подсказать правильное решение в сомнительных случаях, существовали календари с отмеченными счастливыми и несчастливыми днями.

До нас дошли довольно значительный отрывок одного такого календаря и фрагменты двух других.[63] Если бы в нашем распоряжении был полный текст, мы бы, наверное, узнали, на чем основаны все эти запреты. В оракулах Египет никогда не испытывал недостатка. Календари со счастливыми и несчастливыми днями наверняка составлялись в храмах, где пророчествовали эти оракулы. Они, несомненно, противоречили друг другу, и это выручало простого египтянина: если ему позарез нужно было выйти из дома, отправиться в дорогу или заняться срочным делом к неблагоприятный день, он всегда мог обратиться к предсказателю, который считал этот день счастливым. Так, коварные деяния Сетха вызывали возмущение во всех местах, посвященных Осирису, Хору и Амону, однако в Папремисе,[64] во всей Восточной Дельте и в ее центре, в XI номе, в Верхнем Египте, в Небете и в Оксиринхе – короче, там, где поклонялись Сетху, те же злодеяния рассматривались как подвиги и связанные с ними даты, разумеется, считались счастливыми днями.

Предположим, однако, что у нашего египтянина не было возможности обратиться к другому оракулу или же он свято верил только своему. В конце календаря ему наверняка подсказывали, как выйти из положения и что нужно сделать, чтобы обнять любимую, не опасаясь страшной болезни, искупаться в реке, не страшась крокодила, и без риска встретиться с быком. Для этого достаточно было произнести подходящее заклинание, прикоснуться к своему амулету, а еще лучше – сходить в храм и оставить там хотя бы маленькое подношение.

IV. Часы

Египтяне разделяли год на двенадцать месяцев и точно так же делили на двенадцать часов день и на двенадцать – ночь. Вряд ли они делили час на более мелкие отрезки времени. Слово «ат», которое переводится как «мгновение», не имеет никакой определенной продолжительности. Каждый час имел свое название. Первый час дня назывался «блистающим», шестой – «час подъема», двенадцатый – «Ра сливается с жизнью». Первый час ночи был часом «поражения врагов Ра», двенадцатый – часом, который «видит красоту Ра».[65] Возникает впечатление, что продолжительность часов с подобными названиями менялась изо дня в день. Однако это не так. Дневные и ночные часы были одинаковы в периоды равноденствия. В остальное время египтяне знали, что солнце отстает либо забегает вперед. Это их нисколько не смущало, точно так же как нас не беспокоит то, что летние шесть утра и восемь вечера весьма отличаются от тех же часов зимой.

Названия часов, которые мы привели, были в ходу лишь среди ученых и жрецов. Их мы находим во многих гробницах, потому что путь солнца над двенадцатью областями потустороннего мира являлся традиционным сюжетом росписи гробниц. Простые же египтяне называли часы по номерам. Это наводит нас на размышление: насколько интересовало их точное время и как они могли его узнавать? Определенная категория жрецов носила название «унуит», производное от слова «унут» – «час»; эти жрецы должны были сменять друг друга каждый час и, таким образом, беспрерывно служить богам. Один чиновник фараона Пепи I утверждает, что он подсчитывал все часы работы на благо государства, как он считал провизию, скот и прочие вещи, внесенные в качестве налога.[66] В своем письме к правителю Элефантинского нома Хуфхору, привезшему из южных стран танцующего карлика, фараон Неферкара (тронное имя фараона Пепи II) рекомендует приставить к этой драгоценной диковинке умудренных людей, умеющих считать каждый час.[67] Вряд ли из приведенных текстов следует, что приборы для измерения времени были тогда широко распространены. Неферкара, когда он писал Хуфхору, был еще ребенком и, возможно, по своей наивности полагал, что приборы, которые он видел во дворцах, были доступны всем и каждому. Но тем не менее такие приборы в ту эпоху уже существовали. Их можно видеть в наших музеях, а по времени они восходят к эпохе от XVIII династии до Позднего царства.

Ночью час определялся по звездам, с помощью линейки с прорезанной щелью и двух наугольников со свинцовым отвесом на бечевке. Для определения времени требовалось два человека – наблюдатель и помощник. Помощник становился спиной к звезде, а наблюдатель перед ним. Наблюдатель пользовался заранее составленной таблицей, действительной только на пятнадцать дней, где указывалось, что такая-то известная звезда должна находиться в первый час прямо над головой помощника, в другой час другая звезда – над его левым глазом или под его правым глазом.[68]

Когда трудно было наблюдать за звездами, использовали конические вазы высотой в локоть с отверстием в дне.[69] Объем вазы и величина отверстия рассчитывались таким образом, чтобы вода вытекала из нее ровно за двенадцать часов. Снаружи вазу часто украшали астрономические знаки или надписи, расположенные на определенных горизонтальных уровнях: наверху – божества двенадцати месяцев, ниже – тридцать шесть знаков зодиака, еще ниже – посвятительная надпись и, наконец, в самом низу, в маленькой нише, – фигурка павиана, священного животного бога Тота, покровителя ученых и писцов. Именно между ног павиана находилось сливное отверстие. Двенадцать вертикальных полос разделяли вазу изнутри на одинаковые части, на которых изображались иероглифы – символы «жизни», «продолжительности» и «незыблемости». На полосах были проделаны неглубокие ямки на примерно равном расстоянии. В принципе каждая полоса обозначала определенный месяц. В действительности же ямками можно было пользоваться до бесконечности в любое время года.