Попал (СИ) - Дейнеко Никита

Следующим центром притяжения был, если так можно сказать экономический блок села, состоящий из трех семейств местных богатеев. Безусловным лидером здесь был Савва Зырянов пятидесятилетний крепкий мужик с цепким взглядом из под нависших бровей. Он держал в своих руках всю сельскую торговлю: имел лавку и так называемый «заезжий двор», где можно было остановиться переночевать, поесть и главное выпить. Все это приносило ему неплохую прибыль, поскольку и разразившаяся к этому времени сибирская золотая лихорадка с местным центром в Спасске поставляла ему клиентов хоть и не в изобилии, но постоянно. Лавкой и заезжим двором руководили два его старших сына. Младший же звался Фролом и был тем самым мажором в жилетке.

В селе поговаривали, что Савва знался с варнаками, тайно скупал золото у старателей и не брезговал краденым. Но за руку пойман не был, а к сплетням относился равнодушно. Он довольно часто ездил в Барнаул, всегда в сопровождении жилистого мужика с глазами снулой рыбы, явно бывшего каторжника, который откликался на имя Пахом. Иногда Савва брал в поездки и Фролку, видимо приучал вести дела. Оттуда и привез тот свой знаменитый жилет с цепочкой. Часов на цепочке, как выяснилось позже, не было; не дорос Фролка до часов, но и без них, выглядел он среди босоногой деревенской детворы, ну очень круто.

Двух других деревенских «олигархов» звали Федор Жабин и Захар Самылов. Жабин с многочисленной родней имел самый большой в селе пахотный клин и владел помимо привычных сельхозорудий еще и механической молотилкой, с приводом на конной тяге. А еще была мельница ветряная, которая махала крыльями на холме за селом и приносила владельцу изрядный прибыток.

Самылов же был «начальником транспортного цеха». Два с лишком десятка подвод летом и столько же саней зимой развозили по округе товары, возили в Барнул и Бийск зерно, муку, масло.

Собственно эта троица и рулила в селе Сосновка. Да и как иначе, если почти половина жителей зависела от них в той или иной мере. Остальные были обычными сибирскими крестьянами, зажиточными и независимыми, которым было наплевать на всякую власть, если она не слишком мешала им жить. Местные «олигархи» прекрасно это осознавали и не переходили определенных границ в стремлении нажиться.

Дед Софрон с сыновьями, теми самыми Щербаченками, занимал в этом ряду особое положение. Все трое были кузнецами; профессия на селе уважаемая и некоторым мистицизмом сдобренная. Да и сама личность деда Щербака не располагала к панибратским с ним отношениям. Ростом под метр девяноста, он обладал широченными плечами и неимоверной силой. Выходец из кержаков-старообрядцев, был молчалив и сохранил привычку, даже в церкви, крестится двумя перстами. По рассказам очевидцев, на замечание отца Серафима он всего лишь молча глянул на священника, и тот, бормоча молитвы и мелко крестясь, оставил деда в покое, и больше никогда не докучал ему своими упреками.

Сыновья его, Иван да Кузьма были пожиже и попроще, но на масленицу, когда два конца деревни сходились стенка на стенку, их всегда заставляли драться по разную сторону, несмотря на то что жили они оба на Мшанке рядом с кузницей. Если бы они оба бились за мшанских, то у сосновских не было бы ни каких шансов.

Дед никогда не дрался в стенке, но его всегда привлекали к некому подобию судейства и он, находясь в обществе седобородых ветеранов кулачного веселья, лишь снисходительно усмехался, глядя, как по деревенски размашисто, мутузят друг друга односельчане. Но в спорных вопросах кулачных схваток его слово было последним.

Ну а в селе были и страстные болельщики, этого своеобразного спорта. Деревенская молва сохранила имя некого деда Тришки, который, обезножив, болел за сосновских, сидя на печи, благо домишко его находился напротив площади, где и происходило действо. Специально выпиленная дыра позволяла ему следить за боем прямо с насиженного места и, когда однажды, мшанские погнали сосновских, то дед Тришка отступая вместе с любимой командой, упал с печи и расшибся насмерть. Славная смерть фаната, достойная остаться в скрижалях деревенской истории.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Все эти подробности я узнал постепенно, вычленяя кусочки полезной информации из рассказов детворы, на которую взрослые не обращали никакого внимания во время разговоров друг с другом. В результате детское население обладало довольно большим объемом сведений из жизни села. Нужно лишь правильно задавать вопросы, внимательно и главное заинтересованно слушать.

Надо сказать и Баба Ходора не оставляла меня без своего внимания. Хожу к ней уже целую неделю. Вернее ходит Ленька. Он очень быстро учится, уже читает бегло и приступил к изучению письма. Каждый раз позанимавшись Баба Ходора усыпляла его и вызывала наружу меня. Правда варнаком уже не обзывала, называла Ляксеем и выспрашивала меня в основном о медицине.

Рассказывал ей все, о чем мог вспомнить по теме. Кое что она знала, кое о чем догадывалась, кое о чем не имела представления. Так например она знала что надо мыть руки и обмывать раны кипяченой водой, но не знала ничего о бактериях. Откровением для нее стало, что можно спасти человека при воспалении аппендикса. Достаточно сделать операцию по удалению отростка. Очень заинтересовала ее тема внематочной беременности.

Посоветовал ей вместе со студентом начать делать простейшие хирургические операции. Наверняка студент имеет представлении об анатомии, она же поработает анестезиологом. Объяснил, что самое главное при проведении операции — чистота. Эх нет в кустах рояля, то бишь хотя бы школьного микроскопа, а то бы показал бабуле какие кракозябры водятся на немытых руках. Но ничего — поверила на слово.

Поговорила со студентом насчет знания анатомии. Выяснилось: студент лекций не пропускал, да и в анатомическом театре при университете поработал, то есть теория вполне на уровне. Непонятно на кой ляд ему революция. Оказалась, был знаком с кем то из так называемых народников, запрещенную литературку почитывал, еще кому то давал почитать, вот и «загремел под фанфары».

Ладно, надо этих двоих подвигнуть на хирургию, а то мало ли что. В прошлой жизни аппендикс мне удаляли, вдруг и здесь прихватит.

А студент то хорошо устроился у вдовушки под крылышком. Оказалось ссыльным деньги какие то платят, а он еще и в деревенской школе при церкви подрабатывает на пару с отцом Серафимом, арифметику преподает. Только вот скучно ему здесь, среди народа, который хотел просветить. Ни в какую народишко не хотел просвещения, жрать хотел, вино пить хотел, а о своей тяжелой доле знать совершенно не хотел. Вот и случился у студента когнитивный диссонанс. Ну, а по простому, в который раз интеллигенту не повезло с народом.

Кстати, что то много вдов в деревне, мор что ли какой то на мужиков напал. Спросил у Бабы Ходоры, та и рассказала, что как нашли в окрестностях Спасска золото, то мужики словно с ума посходили, кинулись золото искать. Ну и пропал кое кто в тайге, а кто вернулся, так те золото не нашли или нашли очень мало. Не вернулся, сгинув в тайге и отец Архипки, а вместе с ним пропали еще два его приятеля. Вот и множатся вдовы на селе.

Блин, вот и рояль в кустах. Я ведь точно знаю, где можно золотишко нарыть. И главное не так далеко отсюда. Километров двести или чуть больше. Нужно лишь детство свое золотое вспомнить.

Глава третья

Забавно работает человеческая память. Детство вспоминается какими то яркими эпизодами. Вот мы с моим ровесником Мукаешом, четырехлетним шорцем, вооружившись палками, осторожно крадемся к нам в ограду. Там хозяйничает наш враг — здоровенный, разноцветный петух. Он ходит по двору, громко квохчет, сзывая кур и зорко следит за воротами. По какой то причине петух на дух не переносит маленького шорца, а мне достается от него видимо за компанию, иначе, чем объяснить, что когда я один петух не обращает на меня никого внимания, а стоит Мукаешу присоединится ко мне, как тут же нам обоим достается на орехи.

Вот мы входим в ворота и тихонько пробираемся к крыльцу. Мы заранее договорились, как будем палками лупить зловредную птицу, и даже потренировались на кустах крапивы. Молодая крапива покорно сникла под ударами наших мечей, что вселяло в нас не шуточную надежду на успех в войне.