Пустой Амулет - Пол Боулз

Он подскочил, согнал остальных коз с дороги и поспешил назад, чтобы оттащить мертвых животных в канаву. Если проедут полицейские, они сразу определят, что козы из его стада и заберут его с собой.

Подошел паренек — Абдалла узнал сына человека, жившего по соседству с его хижиной; он толкал пустую тачку. Абдалла окликнул его и показал на трупы в канаве.

— Поможешь мне от них избавиться? Все равно, где ты их спрячешь, только не вези по дороге. Когда вернешься с пустой тачкой, я тебе заплачу.

Абдалла не объяснил мальчишке, отчего хочет убрать трупы, а не оставить в канаве собакам. Если тот поймет важность задачи, он будет недоволен скромной суммой, которую собрался дать ему Абдалла.

Паренек взвалил двух коз на тачку и покатил ее по тропинке, спускавшейся среди кустов к реке. Было воскресенье, и десятки женщин занимались на берегах стиркой; кусты превратились в палатки из сохнущих простынь. Он толкал тачку, пока не добрался до моста над шлюзом. Наверху вода была глубокая и черная, а внизу по дну петляющего русла струилась лишь тонкая речушка. Он решил бросить коз в глубокую воду и засучил рукава.

В этот момент женщина, стоявшая на берегу под мостом, принялась на него кричать. Он стоит на ее земле, кричала она, и пусть тащит свою падаль куда подальше. Довольно долго, ни слова не говоря, он смотрел, как она вопит и размахивает руками. Потом, заметив, что собирается толпа, презрительно плюнул, опрокинул тачку, и животные плюхнулись в воду. Голос женщины перерос в визг: она заявила, что идет в полицию.

— Я знаю тебя! — вопила она. — Знаю, где живет твой отец! Ты будешь ночевать в тюрьме!

Даже не взглянув на нее, мальчик двинулся вперед, толкая тачку. Чтобы добраться до места, где ждал его Абдалла, он вышел на шоссе.

Завидев его, Абдалла пошел навстречу, заглянул в пустую тачку и расплатился, решив, что козы спрятаны где-то среди кустов и ежевики у излучины реки.

И часа не прошло, а женщина уже была в комиссарии — размахивала руками и доносила на мальчика. Полицейские внимательно выслушали, уверенные, что им удастся содрать штраф.

Когда они выудили коз из воды и бросили в задней комнате участка, женщина отвела их к дому отца мальчика.

Паренек вознегодовал.

— Я кинул их в лучшее место — в глубокую воду, — протестовал он. — Один человек заплатил мне, чтобы я их выбросил. Спросите его.

На соседнем участке увидели Абдаллу: он уныло сидел с восьмерыми оставшимися козами.

— Пойдем, — сказали ему. — Мы хотим тебе кое-что показать. — И заставили его пройти в комиссарию, где предъявили два мокрых трупа и потребовали немедленно заплатить сорок тысяч франков.

Абдалла был потрясен.

— У меня и десяти нет, — сказал он.

— Ну ладно, — сказали ему. — Заберем у тебя четырех коз.

На это Абдалла поднял крик.

— Как две козы могут стоить четырех? — не утихал он.

Они засмеялись и вытолкали его; поднялся такой шум, что люди столпились перед входом, стараясь разглядеть через входную дверь. Зохра, ждавшая автобуса на другой стороне дороги, быстро узнала историю от стоявших поблизости.

«Ага, значит у него козы», — сказала она себе, поднимаясь по склону в автобусе, и вся ее затаенная злоба на Абдаллу вернулась. Никогда за буханку хлеба заплатить не мог, а у самого козы.

И она стала распускать в округе слух о том, что Абдалла, вопреки всеобщему мнению, вовсе не уехал из Танжера, а живет под Васкода-Гамой со стадом коз. Она была уверена, что это дойдет до жены Абдаллы; так очень скоро и случилось.

Жена Абдаллы даже не пыталась подать на него жалобу за то, что он оставил ее с детьми, поскольку знала, что ничего с этого не получит. Теперь же она решила пойти и подать на алименты. Если у Абдаллы козы, так лишь благодаря ее ложкам; в этом она не сомневалась. Он не имеет права их держать.

На следующий день она не пошла на работу к назареям, а отправилась заявить, что ее бросил муж. После долгого ожидания ее впустили в контору. Заполняя бумагу, чиновник спросил ее, где работает Абдалла.

— Он не работает. У него нет денег.

Человек развел руками:

— Так чего вы от нас хотите? Если у него нет денег, зачем вы сюда пришли?

— У него козы, — ответила она.

Через несколько недель пришло письмо от властей, чтобы она пришла в комиссарию в ее квартале. Там ей выделили полицейского, и вдвоем они направились к хижине, где жил Абдалла.

С тех пор, как полиция увела половину его стада, Абдалла даже не выпускал оставшихся четырех коз на пастбище. Он просто сидел на пороге хижины и смотрел, как изголодавшие животные бродят по маленькому загону. Изредка приносил им охапку травы.

Полицейский велел женщине подождать на дороге, а сам пошел забрать коз. Она взглянула за калитку и увидела четырех костлявых, отощавших животных. Полицейский поговорил с Абдаллой, а потом вышел за калитку, гоня коз перед собой.

Когда он закрыл калитку, она бросила еще один взгляд внутрь и увидела, что Абдалла сидит на пороге хижины, горестно закрыв лицо руками. Если бы он в тот миг поднял взгляд, она бы крикнула, что все в порядке и он может к ней вернуться. Но он не шелохнулся. За калиткой его уже не было видно, и она пошла по дороге с полицейским и козами.

На миг она пожалела, что не заговорила с ним: он казался таким одиноким и несчастным. Но тут же вспомнила про шаль. Три дня назад, после нескольких месяцев подготовки, ей удалось стащить огромную кашемировую шаль, которую она решила оставить себе. Она подумала, что, придержав язык, поступила верно.

«В этом мире невозможно иметь всё сразу», — сказала она себе.

1980

переводчик: Дмитрий Волчек

В «Крунгтеп-плазе»

Настал день, когда с визитом к королевской чете должен был прибыть президент Соединенных Штатов с супругой. Накануне целые отряды людей метались по бульвару, таская тяжелые металлические щиты, чтобы выставить заграждения на тротуарах. Манг Уат поднялся с постели весь взмокший: ночью он почти не спал. С тех пор, как ему сообщили, что кортеж проедет перед отелем, он с нарастающим ужасом ждал этого дня. Малейший инцидент поставит под угрозу его карьеру. Достаточно одного психа с гранатой.

С раздражением он раздвинул шторы и взглянул на свет зловещего дня. Потом, приняв душ, вернулся к окну и долго смотрел. В сером небе над городом гудели вертолеты; пока еще ни один не задел верхушку храмовых чеди, но прохожие всякий раз поглядывали с интересом, когда громыхающая махина направлялась к ближайшему шпилю. Временами патрульный автомобиль объезжал квартал, весь транспорт останавливали, воцарялась непривычная, тревожная тишина, и до Манга Уата доносился лишь стрекот насекомых в листве. Затем вдали появлялись другие признаки жизни — детские крики, собачий лай, — и они тоже действовали на нервы, эти нагие шумы, пришедшие на смену нескончаемому реву моторов.

Никто не знал, когда проедет королевский кортеж. По радио объявили, что в десять утра, но в холле внизу появились слухи — вроде бы прямо из штаб-квартиры полиции, — что все начнется в полдень. Манг Уат решил не завтракать и вообще ничего не есть пока не минует опасность и ему не станет легче.

Он сидел за столом, постукивая ногтем по кончику зуба и задумчиво глядя на мисс Пакун, сидевшую напротив и печатавшую на машинке. Темно-красные шелковые шторы на окнах его кабинета чуть подрагивали от дыхания лопастей вентилятора. От штор комната напоминала какой-то будуар, и движение или поза обретали порой странную двусмысленность. Сегодня эта странность уже не вдохновляла его, а просто усилила недоверие к секретарше. Она выглядела необычайно привлекательно и деловито, но Манг Уат вынужден был признать, что заботит его другое. Он рассчитывал на ее честность, принял на веру сведения, которые она изложила в своем резюме. Он выбрал ее из нескольких столь же респектабельных кандидаток, решив, что она получила доброе буржуазное воспитание.

Подозрения возникли на прошлой неделе, когда кассир по имени Удом сообщил ему, что видел, как мисс Пакун идет по улице в антисанитарном и пользующемся дурной славой квартале Тонбури на другом берегу реки. Удом хорошо знал эти места: это был район трущоб, свалок, опиумных курилен и борделей. Если она жила там, почему же дала сукумвитский адрес? А если нет, какое убедительное оправдание может у нее быть для визитов в столь опасный район? Он даже начал сомневаться в том, что Пакун — ее настоящее имя.

Манг Уат гордился своим трехкомнатным люксом в «Крунгтеп-плазе». В тридцать два года он уже был менеджером отеля, и это его восхищало. Через окошко в стене приемной он мог, если бы захотел, посмотреть в холл и увидеть, что творится почти в каждом его уголке. Но он никогда этого не делал.