Кодекс Альфы - Евгений Юллем

Мишки.

Тот сжался от барского тона. Потому что этот ласковый разговор моментально превращался в жесткий разнос, который мог закончиться батогами на конюшне. Ивашкин, в отличие от прежнего хозяина использовал конюшню по второму назначению, а не как гараж. Батоги и хлысты были в ассортименте, как в секс-шопе для садо-мазо.

— Вечно у тебя, Иннокентий Матвеевич, холопы пуганые, — отодвинув согнувшегося в поклоне Мишку вошел поверенный в делах Астафьев, один из преданных людей. — Ты их по старинке батогами охаживаешь?

— А бывает и батогами, — благосклонно кивнул Ивашкин. — Обычно плетьми. Особенно тех, кто мешает мне пить чай.

— Пшел вон, — бросил холопу Астафьев. — И да, не время чаи гонять. Константинов вернулся.

— Что? Как? — купец выпучил глаза так, как жаба во время случки.

— А вот так, — бесцеремонно плюхнулся в кресло Астафьев. — Взял и вернулся.

— Но мы же…

— Не знаю как «мы же», — передразнил его Астафьев, — но каким-то образом он выбрался из склепа. Шалыгин маякнул. Граф пришел к нему и начал подбивать бабки. С того самого счета, который мы пока не использовали. Проплатил все долги и пообещал еще вернуться.

— Говорил же я, что надо было его в контейнер и на дно океана, чтобы там вечно гнил!

— Ага. И его секрет ушел бы вместе с ним? Пока Стилет Первородной не найден, Константинов нам нужен. И потом, не забывай, что он твой альфа. Напомнить, что будет, если его убить?

— Да сказки все это, — насмешливо сказал купец. — Он убил Франческу, а она была Альфа-ноль. И никто пока не помер, в смысле окончательно.

— Проверять я не желаю. Кто занимался погребением лично?

— Ведьмы. Они же и наложили на его склеп множество заклятий.

— Надо было им сказать, чтобы хоть Дневное Кольцо с него сняли. Нечего ему шастать по свету.

— А что случилось, известно?

Астафьев поморщился, как от лимона.

— Насколько мы можем судить, он выбрался из склепа с посторонней помощью. Трупы его помощников лежали вместо него в его саркофаге.

— Опознали, кто такие?

— Какие-то залетные шныри — уголовнички. Но шли на дело целенаправленно. Сняли защиту, открыли гроб…

— И первым делом вынули Кинжал Забвения, идиоты, — скорчил рожу Ивашкин.

— Похоже, так, — пожал плечами Астафьев. — Он же красивый, золотая ручка и каменья.

— Что теперь делать?

— Что-что, — опять передразнил Астафьев. — Не знаю.

— Надо его найти, — сказал Ивашкин.

— А что его искать? По некоторым данным граф преспокойно вернулся в свое имение. В Упыревку.

— Ну так надо послать бойцов… — вскинулся купец.

— Сами понимаете, что мы этого сделать не можем.

— Каких-то восемьдесят верст…

— По землям, населенным монстрами, ага, — скривился Астафьев. — Губернатор не даст. Он сейчас сидит и трясется, чтобы не спровоцировать всю эту ораву, шатающуюся вокруг города и жаждущую свежего мяса внутри стен. И когда она ломанется внутрь…

— Да ладно, — насмешливо сказал Ивашкин. — Пробоев не было уже давно, а то, что еще друг друга не сожрало, вряд ли сможет пойти на штурм города.

— Хотите попробовать? — осведомился Астафьев. — Потом только не жалуйтесь.

— Что бы вы посоветовали?

— А я то что? — пожал плечами Астафьев. — У вас для этого есть целая служба безопасности. Или она только способна крыс по амбарам гонять?

— У меня нет амбаров. У меня…

— Вся недвижимость, принадлежащая раньше Константинову? Предприятия, бизнес-центр, и складской комплекс? — насмешливо сказал Астафьев. — Я бы сейчас не делал резких движений.

— То есть? — непонимающе нахмурил лоб Ивашкин.

— Тут есть два варианта.

— Какие?

— Первый — повиниться перед графом, упасть ему в ножки и вернуть все нажитое его непосильным трудом. Всю недвижимость, имущество, счета, — усмехнулся Астафьев. — В расчете на его милосердие.

— Исключено, — быстро сказал Ивашкин. — Даже если я так сделаю, граф меня не простит. Он никогда этим не славился.

— Ну да, он из тех, кто ведет себя благородно только по отношению к благородным, — усмехнулся Астафьев.

— Какой второй?

— Не трогать графа физически. Удавить Его Сиятельство экономически. Перекрыть ему все счета, все финансовые поступления, пустить его по миру.

— Сделаем, — кивнул Ивашкин. — Это можно. Тем более по закону все его счета — мои.

— Были, — уточнил Астафьев. — Граф объявился — теперь может потребовать все свои деньги назад.

— Только вот проблема в том, что в человеческий суд он не пойдет. Протокол сработал только в одну сторону, обратной силы не имеет. Или пусть созывает совет всех альф. Которые опять его погрузят в долгий и продолжительный сон, как в прошлый раз, кхе-кхе, — растянул губы в улыбке Ивашкин.

— Вот именно, что вы поступили не по закону, устроив против него заговор и исподтишка погрузив его в Забвение.

— Я не понял, на чьей вы стороне? — прищурился Ивашкин.

— Я говорю объективно. Хотите — слушайте, хотите — потешьте ваше самолюбие и поддайтесь эмоциям, — пожал плечами Астафьев. — Такова правда. И граф имеет право на все действия, которые будут направлены против вас. По любому закону, будь то человеческий, или наш, упырский.

— Вы так считаете? — зло сузил глаза Ивашкин.

— А вы нет? По законам Российской Империи вы совершили несколько преступлений. Заговор с целью убийства, похищение, незаконное лишение свободы, а теперь еще будет кража и мошенничество в особо крупных размерах.

— Пусть пойдет в имперский суд и докажет все то, что вы сказали. Если дойдет.

— Я об этом и говорю, — вздохнул Астафьев. — Он прав, а вы — нет. Я работаю на вас, поэтому и растолковываю очевидные вещи.

— Ой, все! — как девочка-истеричка вскинулся Ивашкин.

Ему была неприятна вся правда, которую изложил поверенный. Потому что он был прав, а Ивашкин со товарищи, точнее, хозяева — нет. По любой системе оценки. И граф имел полное право потребовать от него удовлетворения через дуэль. А состязаться с семисотлетним убийцей-альфа…

— Ладно, я подумаю, как можно удавить графа, не нарываясь на открытый конфликт.

— Надеюсь на ваше благоразумие, — кивнул Астафьев.

— У вас все? — посмотрел на него в упор купец.

— Да, удаляюсь-удаляюсь, —