Горец II - Кристофер Макнамара

— Не знаю, вождь!

Взмах — и по земле покатилась голова, пятная красным белизну снега.

— Так что же произошло там? — теперь вопрос был обращен к другому гвардейцу.

Тот оказался догадливее и вмиг уразумел, насколько он сам близок к тому, чтобы рисовать красным по белому.

— Сейчас узнаю, о вождь!

И поднес к глазам Стекло Дальнего Зрения.

(Это тоже было нарушением Запрета. Не только в оружейном деле, но и вообще ни в чем, причастном к войне, не разрешалось применять Высокое Знание…)

8

ДА, БЫЛО ТАК:

"Когда встали бегущие первого отряда перед глазами и стволами жезлов отряда второго — тогда поднял Махайра свой меч. И блеснул на солнце тот клинок, словно серп земледельца, готовящегося к обильной жатве…

И это было сигналом для тех, кто лежал рядом со Стражем Границ.

Одновременно с мечом предводителя блеснули и их клинки, лишь на миг запоздав. И с громким кличем вскочил каждый из половины Священного отряда, ибо прошло время таиться.

Все же хорошими воинами были Крагеры второго отряда. Не растерялись, дети вражьи. Успели вскинуть Запретные жезлы к плечам.

Вскинув же — выстрелили. И упала половина от половины Священного отряда, не изведав крови врага.

Но те, кто не упал…"

Даже Крагерам было нелегко решиться открыть огонь по своим. На этом они потеряли несколько драгоценных секунд. Когда же решились — было почти поздно.

Почти.

Дробный залп разметал отступавших, уложил их на иссеченный очередями снег. Многие — если не большинство — из атакующих легли рядом с ними. Но атака не захлебнулась.

Потому что все прочие продолжали бежать, перепрыгивая через убитых, не обращая внимания на кровь друзей и на собственную кровь, хлещущую из пулевых ран.

В руках у каждого было оружие холодного боя. И каждый в неистовстве крутил им так, что не было видно ничего, кроме призрачной стены сияющей стали, и не было слышно ничего, кроме свиста рассекаемого воздуха.

Вот они уже рядом!

Смяли вражеский строй, но и сами не удержали построение. И закружились в бешеном вихре рукопашной с рослыми Крагерами.

Клинком — по стволу автомата, по доспехам, по рукояти железного цепа, если кто успел за него взяться. Не думать об исходе схватки, о собственных иссякающих силах, о жизни…

И пусть ты чувствуешь горячий удар пули или шипастого шара — но и этот, в черном, тоже рухнул.

Никто и никогда не видал такого. Неоднократно простреленные навылет, врывались воины Махайры в ряды противника. И каждый, прежде чем свалиться самому, прихватывал с собой нескольких врагов.

Отсечена рука? Перехвати меч в другую (а срубленная кисть, застывая в мертвой хватке, все еще держится на эфесе) и продолжай рубиться. Настиг тебя вражеский удар? Что ж, подтяни к себе последним живым усилием того, кто сразил тебя, до рукояти погружая железо в собственное тело. А подтянув, вонзи уже в его тело зубы, кинжал или пальцы костенеющих рук…

И сталь одолела огонь и свинец… Потому что в тесноте сшибки мало толку было от автоматов. Потому что такого боя Крагеры не ждали.

И не выдержали его.

Возможно, они обратились бы в бегство, как это сделал первый отряд. Но вскоре уже почти что некому было бежать. А главное — им не дали такой возможности.

Но не бойцы Стража Границ отняли у них эту возможность…

…Это рядовым Крагерам было непросто открыть огонь по соплеменникам. Вождь же их не медлил ни минуты.

И окружение его, из третьего отряда, ни минуты не медлило, когда вождь отдал приказ. Слишком наглядна была судьба того, кто даже не ослушался, а всего лишь промедлил, — и вот его обезглавленное тело остывает на снегу.

Разом, в десяток глоток, взревели бомбарды. Им вторил треск автоматных очередей.

…Именно в эти минуты Катана остановился, прислушиваясь к артиллерийскому гулу. А потом остановил свой отряд.

Огненный смерч прошелся поперек долины — с запасом, во всю ширину. И с таким же запасом облако смерти накрыло живых и убитых, своих и чужих, меченосцев и автоматчиков…

Только при первых взрывах отбросил Страж Границ свою махайру и взялся за автомат, висевший у него поперек груди.

Двадцать четыре патрона было в обойме — ровно две дюжины. Только наполовину он успел опустошить ее, целясь в сторону третьего из отрядов. И всего лишь дважды промахнулся. Упал десяток врагов.

Но еще раньше, чем затвор, лязгнув, выплюнул двенадцатую гильзу, черное одеяло смерти покрыло глаза Махайры. И выпал из его рук автомат.

А снаряды еще долго рвались на месте схватки, и долго стреляли по этому месту автоматчики, не оставляя кому-либо шансов уцелеть…

"…Все это видели лучники на холме. Но слишком далеко были от них бомбардиры.

Ибо даже если твой дух и воля, а не мышцы и лук, посылают стрелу, — не безграничны и их возможности. Лишь Творец всего сущего шлет свои стрелы, куда хочет, не задумываясь о том, может ли он их слать.

Поскольку может Он — все. Но не все, доступное Творцу, мыслимо для его творения.

Сказал зоркий Скрамасакс:

— Вижу: Стекла Дальнего Зрения в руках у многих Крагеров. Но смотрят они не в нашу сторону. Если затаимся сейчас — минует нас их огонь.

Спросил Конайре, прозванный Кончар:

— Что слышу я, муж меча и лука?! Чьи бы уста молвили это, да не твои!

И ответил ему Скрамасакс:

— Не понял ты меня, Конайре, сын Финнбара, прозванного Рапирой. Вовсе не желаю я уцелеть, затаившись!

Тогда вновь спросил его Конайре:

— Так чего же хочешь ты для себя и для нас, муж меча и лука?

И вся половина Священного отряда, стоявшая на холме, слушала их спор.

И вновь заговорил Мак Айлиль, прозванный Скрамасакс:

— Не для того собрались мы здесь, чтобы уцелеть. Желаю я нам — пройти через огонь Запретного оружия. Ибо не пройдя — как воссоединимся с нашими братьями, что полегли с Махайрой?

Вот так сказал он. И тогда ответил ему Конайре-Кончар:

— Велика правда твоя, Мак Айлиль. Прости мне подозрение необдуманное!

Простил его Мак Айлиль, не потребовав поединка, — ведь неуместен был поединок на поле сражения, перед лицом врага.

Тогда в четвертый раз заговорил Кончар, поскольку он был поставлен старшим над половиной отряда Стражем Границ и остался старшим теперь, когда смежил веки Страж:

— Что скажете, мужи-воины? Прав ли брат наш Скрамасакс?

«Воистину прав!» — ответили.

— Тогда делайте, что положено! И пусть будет то, что будет!

Сказав это, Кончар первым натянул свой лук.

И выстрелили одновременно с ним все остальные лучники, зная, что их стрелы не достигнут цели. И выстрелили арбалетчики — не зная, достигнут ли цели они…"

Лишь четыре арбалета, как оказалось, обладали достаточной силой. Их стрелы, тяжелые и короткие, свистя оперением, достигли на излете группы командиров, стоявших впереди третьего отряда.

Но Крагер всех Крагеров не был задет. Еще тогда, когда по отряду хлестнула очередь, выпущенная Махайрой, воины из его ближайшего окружения выдвинулись вперед, прикрывая предводителя своими телами.

И вот сейчас трое из них, не издав ни единого звука, опрокинулись навзничь. В глазницах их, постепенно замирая, трепетали оперенные древки стрел.

Словно диковинные цветы…

Трое — потому что один из упавших был сражен двумя стрелами. По стреле в каждый глаз…

— Оттуда! Вождь, стреляли оттуда! — кричал один из гвардейцев, указывая куда-то рукой.

— Вон с того холма!

И Крагер всех Крагеров медленно вытянул обнаженную полосу эспадона в том направлении, куда указывала рука гвардейца.

И взревели бомбарды.

…Снова безумствовал десяток орудийных стволов, снова строчили автоматчики — долго, очень долго уже после того, как на вершине холма не осталось никого из живых.

Да и от холма того мало что осталось…

А потом измолотый в алмазную пыль снег, который сперва был вздыблен облаком вместе с растерзанными частицами мерзлой земли, медленно опустился на тела и остатки тел, прикрывая их призрачным покровом.

Крагер Крагеров посмотрел на троих лежащих гвардейцев, на пернатые цветы, распустившиеся в их глазных орбитах.

И молча покачал головой.

Этот грохот тоже услышал Катана вдалеке отсюда. Услышал и оценил — даже не сам грохот, а его прекращение.

А оценив, повел свой отряд прочь, шагая впереди, — чтобы никто не видел его слез…

…Когда уцелевшая треть крагеровского войска приблизилась к месту схватки, земля перед ними вдруг зашевелилась.

И встал из-под снежного крошева Фер Ломна по прозвищу Эсток — единственный из уцелевших. Так бывает: иной раз остается кто-нибудь жив и даже невредим там, где не может быть живых и невредимых.

Любит судьба пошутить иной раз…

Страшен был взгляд Эстока. И страшен был узкий меч в его руке, обагренный кровью не одного Крагера.

Но автоматы, мечи и боевые цепы, стеной надвигавшиеся на него, были страшны не менее.