Измененная - Лисса Прайс

Пуля пробила красный круг в центре лба. Управляющий ничего не сказал и кивком пригласил меня стрелять снова. Моя следующая пуля прошла в первое отверстие. Тинненбом замер, взирая на мишень так, словно тут был какой-то фокус. Другие стрелки – исключительно старички – прекратили тренировку и стали смотреть, как я раз за разом попадаю в одно и то же место.

Мы продолжили проверку с разным оружием: я впечатлила всех еще и тем, каким количеством разного стрелкового вооружения владею. Спасибо папе.

По дороге обратно Тинненбом уже не морщил носа. Он повернул свой экранчик так, чтобы мне было видно то, что на нем было написано. Там оказался мой контракт.

Я быстро сосредоточилась на том, что было самым важным: три аренды – и плата. Денег должно было хватить на то, чтобы снять квартиру на пару лет. И дать взятку какому-нибудь взрослому, чтобы он подписал соглашение за нас.

– Эта цифра. Она такая же, как до проверки.

– Верно.

– А разве уровень моих умений не должен был перевести меня на другой уровень оплаты?

«Почему бы и не попробовать», – подумала я.

Его улыбка поблекла.

– А ты умело торгуешься. Для несовершеннолетней. – Он вздохнул и ввел другую цифру. – Как тебе вот это?

Я вспомнила, какой вопрос учил меня задавать мой папа.

– А каковы риски? – спросила я. – Что может пойти не так?

– Любая операция сопряжена с риском. Однако мы предпринимаем все меры осторожности, чтобы уберечь ценное имущество.

– То есть меня.

Он кивнул.

– Уверяю тебя: за двенадцать месяцев работы мы не имели ни единой проблемы.

Это был не слишком долгий срок. Однако деньги мне были нужнее, чем более оптимистический ответ. Что бы на это сказал папа? Я отмахнулась от этой мысли.

– Самое сложное позади, – заверил меня Тинненбом. – Остальное не труднее, чем заснуть.

Мой брат каждый вечер будет засыпать в тепле. У нас будет настоящий дом. И все это мы получим всего лишь за три аренды. Я прикоснулась к экрану – и отпечаток моего пальца появился на контракте в знак заключения сделки. Тинненбом стал смотреть в окно лимузина, стараясь выглядеть непринужденно. Тем не менее я заметила, что нога у него непроизвольно подергивается.

* * *

Когда мы вернулись в банк тел, я была готова к тому, что Тинненбом познакомит меня с тем высоким мужчиной, которого я видела в переговорной утром, однако мы его не встретили. Вместо этого Тинненбом передал меня Дорис.

– Вот увидишь, что Дорис для тебя приготовила!

Он ухмыльнулся и исчез в коридоре.

– Пора начать твое преображение.

Дорис взмахнула рукой так, словно была моей волшебницей-крестной.

– Преображение?

Дорис осмотрела меня с ног до головы. Я инстинктивно поднесла руку к кончикам моих свалявшихся волос, словно собиралась помешать их остричь.

– Ты ведь не думала, что мы будем демонстрировать тебя такой?

Я натянула рукав на ладонь и вытерла им лицо. Она прикоснулась к моему запястью.

– Ты счастливица. Мы полностью тебя преобразим, с ног до головы.

Она осмотрела мои пальцы. Ногти у нее сияли ослепительным перламутром: этот лак напомнил мне раковину галиотиса. Мои ногти выглядели так, словно я копалась в выброшенном на берег мазуте.

– Нам предстоит немало работы. – Дорис приложила ладонь мне к пояснице и подтолкнула к двустворчатой двери. – Когда мы закончим, ты сама себя не узнаешь.

– Этого-то я и боюсь.

* * *

Первым этапом стала автомойка – только рассчитанная на человека. Я стояла голая на высокой вращающейся подставке и держалась за поручень, протянутый у меня над головой. Небольшие очки защищали мои глаза от едкого химического состава с горьковатым запахом, которым хлестали по моему телу. Очки, похожие на рыбьи глаза, делали все еще более странным, чем до этого, включая Дорис, которая наблюдала за мной через специальное окошко. Огромные губчатые пластины выше моего роста выдвинулись из выгнутых стенок и стали накатываться на меня, так что я испугалась, как бы они меня не придушили. Я затаила дыхание, но их податливый материал принял форму моего тела, отмывая его по всей высоте. Когда закончился этот этап, пластины отошли назад и сменились мощными потоками воды, которая хлестала со всех сторон и кололась, словно иголки.

Я прошла через маленькую комнатку, освещенную синим светом, а потом через жаркую и сухую. В последней, которая оказалась похожа на кабинет врача, двое старичков в защитных костюмах проверили меня на наличие бактерий. Меня сочли абсолютно чистой – и потащили на косметические процедуры. Первой шла лазерная обработка. Новая команда старичков объяснила, что просто надо будет убрать веснушки и подростковые прыщи, однако времени на это ушло много. Они не дали мне посмотреть на результат, но заверили, что я останусь довольна. Я заметила, что у меня полностью зажили царапины на руках, оставшиеся от той последней драки.

Дальше были маникюр, педикюр и (как будто я была недостаточно чистой) скраб всего тела. Боль была баллов в одиннадцать по десятибалльной шкале – как будто им хотелось, чтобы на мне не осталось ни одной старой клетки кожи. После этого Дорис завела меня в комнатку, где меня ждала местная парикмахерша. Впервые я увидела старушку, чьи волосы не были целиком белыми или седыми. У нее они перемежались лиловыми прядями и торчали острыми колючками.

Я попыталась отказаться от стрижки.

– Не глупи. – Дорис нависла над стойкой, барабаня по ней ногтями все быстрее. – Она не станет делать тебе ежик. Твои чудесные волосы по-прежнему останутся длинными. Они просто будут лучше лежать. Станут пышнее.

Я позволила колючей парикмахерше накинуть на меня накидку, но уже то, что она не позволила мне смотреться в зеркало, вызывало немалые подозрения.

Когда она закончила, на полу оказалась такая груда волос, что их хватило бы на целую кошачью шкурку. Мне ужасно хотелось увидеть результаты ее трудов, но всем было на мои желания наплевать. Моей последней мучительницей оказалась мастер-визажист по имени Клара: она больше двух часов покрывала красками каждый дюйм моего лица. Она лазером сформировала мне брови и нарастила новые ресницы.

Дорис подобрала мне новую одежду, и я переоделась в комнатке, где не было зеркал. Мне не дали возможности посмотреть на себя, а потащили в другую комнату, где мне пришлось стоять у стены и позировать для фотографий.

Я попыталась улыбаться так, как это делала та рыженькая на голограмме, которую мне показывал Тинненбом. По-моему, у меня такой улыбки не получилось.

Когда я ушла из комнаты для голографических съемок, я была просто никакая. У меня было такое чувство, будто меня не преобразили, а прибили.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});