Пряничный домик - Марина Фурман

Затем он заподозрил Снейпа в использовании приворотного зелья, но вскоре был вынужден отбросить и эту догадку, поскольку маленькая Роуз была чудесным светлым ребенком, который, как и полагается в ее возрасте, любил весь мир, не делая исключений. А это значит, что Гермиона и Снейп тоже любили друг друга. По крайней мере, один раз.

Мерлин всемогущий! Ничего удивительного, что Гермиона никогда не писала ему о том, что она вышла замуж и кто ее избранник! Гарри от такой новости хватил бы удар! Да кого угодно удар хватил бы!

Гермиона Грейнджер и Северус Снейп! Как такое вообще могло произойти?

Впрочем, глупо полагать, что Снейп подробно ответит на этот вопрос. Лучше уж спросить у Гермионы. Найти бы только лист бумаги, который смог бы стерпеть все, что Гарри хотел ей сказать.

— Как вы меня узнали? — спросил Гарри, чтобы выиграть немного времени. Как бы он ни был сейчас ошеломлен, но час назад сам просил мистера Уайта уделить ему немного времени, чтобы поговорить о Роуз. И вот мистер Уайт здесь, и рано или поздно спросить его о девочке придется. Теперь Гарри понял, почему узнал своего бывшего учителя так легко, несмотря на огромный опыт последнего в секретных операциях. Снейп попросту не мог себе позволить быть совершенно непохожим на себя, в этом случае Роуз не узнала бы его. И приходил он позже всех именно для того, чтобы не столкнуться ни с кем, кроме Сьюзен.

— Начнем с того, что последние лет двадцать или двадцать пять у меня начинает дергаться глаз каждый раз, когда кто-то в радиусе десяти футов от меня произносит имя «Гарри». А моя дочь, поверьте, упоминает вас достаточно часто. Затем я прихожу за ней сюда и вижу, что тип по имени Гарри смотрит на меня так, словно в последний раз видел меня мертвым. И в довершение всего этот тип называет меня «профессором». — Все это Снейп проговорил с явным удовольствием, копируя тон, которым десять лет назад доводил своих учеников до икоты. — Вы понимаете, что я хочу сказать, мистер Поттер?

К счастью, Гарри уже давно вышел из того возраста, когда шипение Снейпа могло его парализовать.

— Вы хотите сказать «Поттер, вы идиот!», но это звучит слишком коротко и не витиевато, чтобы вы и в самом деле могли так выразиться, — сказал он и быстро задал вопрос, пока новый виток оскорблений, завуалированных и не очень, не захватил их обоих, как это часто бывало раньше. — Что с рукой Роуз? Почему она не заживает?

Темные глаза его собеседника гневно сощурились.

— Это вас не касается.

Чего-то подобного следовало ожидать, и Гарри мужественно предпринял еще одну попытку:

— Я несу ответственность за всех детей в этом доме, и если кто-то из них болен, я должен быть уверен, что было сделано все для выздоровления.

— Вот как? — хмыкнул Снейп. — Вы считаете себя сведущим в магической медицине более, чем я и моя жена вместе взятые? И можете предложить что-то, до чего мы не додумались?

— Нет, сэр. Я по-прежнему понимаю в зельях чуть больше, чем ничего, в этом плане за последние десять лет ничего не изменилось. Я говорю не о лекарствах.

Повисла долгая пауза, и так как его бывший учитель молчал, Гарри сделал вывод, что тот готов, по крайней мере, его выслушать.

— Я считаю, что Роуз станет легче, если вы помиритесь с… со своей женой. — Гермиона и миссис Снейп все еще не слились для него в образ одной и той же женщины, здравый смысл Гарри отчаянно пытался этому воспрепятствовать.

— О, сегодня у нас день добрых советов? Тогда позвольте и я дам вам один, мистер… Браун. — Вот теперь замогильный холод голоса Снейпа пробрал мистера Поттера до самых костей. — Среди матерей ваших воспитанников достаточно женщин, которые плевать хотели на спортивную карьеру, но зато очень нуждаются в семье. Подумайте об этом вместо того, чтобы сублимировать свое одиночество, вмешиваясь в дела, о которых вы понятия не имеете.

Это было еще омерзительнее, чем когда Снейп вытащил из головы Гарри воспоминание о его первом поцелуе и высмеял его. Вот только на этот раз никакой легилименции не понадобилось, всю необходимую информацию профессор мог почерпнуть из газет, непринужденно потягивая свой утренний кофе. Неограниченный доступ к истории Гарри и Джинни делал выводы из нее очевидными для всех, кроме самого Гарри.

— Не лезьте в мою личную жизнь! — сквозь зубы выдавил он.

— В мою вы только что залезли по локоть! — не остался в долгу Снейп. — Стоит ли напоминать, что я вас к этому не побуждал?

— Я обещал ей, что буду ждать. И я буду ждать.

— Десять лет? — изогнул бровь профессор. — Двадцать?

— Столько, сколько потребуется.

С видом человека, бесконечно утомленного тупостью своего собеседника, Снейп на секунду прикрыл рукой глаза, а потом сказал почти сочувственно:

— Вы тратите свою жизнь впустую, прозябая на работе, которая недостойна ваших способностей, вместо того, чтобы протянуть руку и взять то, что вам действительно нужно.

— Сказал человек, который шестнадцать лет прозябал на ненавистной работе только потому, что пообещал что-то мертвой женщине, которая никогда его не любила! — огрызнулся Гарри в ответ.

Снейп посмотрел на него так, что сомневаться не приходилось: следующими словами, которые он произнесет, будет «Авада Кедавра!». Но то ли убивать Поттера поблизости от детского сада, где на следующее утро его труп обнаружат ни в чем неповинные детишки, показалось Снейпу неэстетичным, то ли ему было слишком жаль шестнадцати загубленных на этого парня лет, чтобы просто прикончить его собственными руками, но слова непростительного проклятья так и не прозвучали.

* * *

Поднимаясь к крыльцу своего дома, Гарри едва переставлял ноги. Он чувствовал себя так, словно его переехал бульдозер, причем фамилию и инициалы бульдозера до сих пор можно было прочесть по кислому выражению лица пострадавшего.

Много лет назад, когда война только закончилась, он сожалел о каждом слове, опрометчиво брошенном своему учителю, и готов был просить прощения за все вместе и каждое в отдельности. Но час назад, столкнувшись с ним лицом к лицу, снова почувствовал себя мальчишкой в сырых и темных подземельях перед человеком, от которого следует защищаться всеми возможными способами. И забыл все, чем был ему обязан.

Разговор этот меньше всего напоминал общение двух людей, желающих друг другу исключительно добра, но, что самое парадоксальное, так оно