Мир смерти - Гарри Гаррисон

— «Песнь свободных людей», — сказал Орайел, толкнув локтем своего помощника.

Юноша вздрогнул и, вытащив из кучи шкур похожий на лютню музыкальный инструмент с длинной декой, запел высоким голосом:

Свободные, как ветер,Свободные, как равнины,По которым мы бродим,Не зная другого дома,Кроме наших шатров.Наши друзья моропыНесут нас в битвы,Разрушая зданияТех, кто нас предал…

Там еще было много строк, и юноша пел так долго, что Язон уже начал клевать носом. Тогда он прервал певца и снова принялся расспрашивать старика.

Постепенно перед ним вырисовывалась картина жизни на Счастье.

От океана на западе до океана на востоке, от Великого Утеса на юге до неприступных гор на севере не было ни одной постоянной постройки, ни одного каменного дома. Свободные и дикие племена бродили по безбрежному травяному морю, непрерывно враждуя между собой.

Когда-то здесь стояли города, некоторые из них даже упоминались в песне, но теперь от них остались лишь воспоминания да непримиримая ненависть к ним. Должно быть, происходила очень долгая и очень жестокая борьба между двумя путями развития жизни, такая жестокая, что даже спустя много веков воспоминания о ней вызывали сильные чувства.

Из-за скудности природных ресурсов этих равнин земледельцы и кочевники не могли жить в мире. Крестьяне строили поселки около редких источников воды и отгоняли кочевников с их стадами. Кочевники, защищаясь, объединялись и стремились уничтожить поселки. В результате кровопролитной войны им это удалось.

Дикие, грубые, жестокие победители заполонили всю степь и постоянно кочевали по ней, передвигаясь по мере того, как тощий скот съедал траву на пастбищах. Письменность была неизвестна. Все новости передавались жонглерами, единственными людьми, которые могли свободно переходить из племени в племя. Деревья в этом суровом климате не росли, но в горах севера часто встречались железная руда и каменный уголь, поэтому повсеместно употреблялись железо и мягкая сталь. Не считая шкур и костей животных, это были единственные материалы, которые использовали кочевники.

Правда, одно племя, жившее у отдаленных холмов, делало шлемы и нагрудники не из железа. Люди этого племени работали в асбестовой шахте. Они размельчали этот минерал и смешивали со смолой; получался материал, похожий на стекловолокно — легкий, прочный, эластичный. Из него выходили лучшие доспехи на равнине. Технология, несомненно, осталась от первых поселенцев планеты.

В остальном жизнь кочевников ничем не отличалась от жизни любых варваров железного века. Топливом служил помет животных, их же жиром заправляли светильники. Каждое племя владело своими родовыми пастбищами, но границы были весьма условны, и поэтому постоянно происходили столкновения.

Шатры-камачи сооружались из шкур и железных столбов, их можно было разобрать за несколько минут. Во время кочевок весь скарб грузился на повозки-эскунги, запряженные моропами.

Моропы, в отличие от крупного рогатого скота, завезенного переселенцами, являлись исконными обитателями высокогорных степей Счастья. Сотни лет назад этих когтистых травоядных одомашнили, а дикие стада истребили. С тех пор они верно служили человеку и как вьючные животные, и как боевые скакуны. Толстая шкура защищала их от холода, а без воды, которой здесь так не хватало, они могли обходиться по двадцать дней.

Племена кочевали и воевали друг с другом. Каждое племя говорило на своем диалекте, а для общения между племенами использовался меж-язык. Кочевники заключали союзы и предательски нарушали их. Единственным и самым любимым занятием местных жителей была война, в ведении которой они достигли совершенства. Неудивительно, что жизнь здесь была суровой и короткой.

Язон усваивал эту информацию, одновременно пытаясь усвоить куски тушеного мяса, но тут дело обстояло хуже, и приходилось глотать их непрожеванными. Вместо воды ему подали перебродившее молоко моропов — неопределенного цвета пойло с отвратительным запахом и вкусом. Язону оставалось только радоваться, что ему не предложили попробовать любимое блюдо воинов — смесь молока и теплой крови.

Когда его любопытство было удовлетворено, настала очередь Орайела, и он задал бесчисленное множество вопросов. Язону пришлось очень много говорить, а жонглер и его ученик внимательно слушали и запоминали. Они вели себя спокойно, и Язон поверил, что здесь ему ничего не угрожает.

Дело шло к вечеру, и пора было подумать о возвращении к своим. Дождавшись, когда Орайел выдохся, Язон спросил:

— Сколько людей в лагере?

Жонглер, постоянно прикладывавшийся к бутылке с ачадом — местным алкогольным напитком, что-то пробормотал себе под нос и широко развел руками.

— Они дети Грифа, — затянул он. — Они столь многочисленны, что покрывают равнины и заставляют сердца врагов трепетать от…

— Я не спрашиваю об истории племени, меня интересует их число.

— Этого никто не знает. Может быть сто, а может миллионы.

— Сколь будет двадцать плюс двадцать? — в упор спросил Язон.

— Я никогда не беспокоился о таких глупостях.

— Но ведь я говорю не о высшей математике, а о счете в пределах ста, — в сердцах заметил Язон и, поднявшись с пола, осторожно выглянул на улицу.

Было очень холодно, по небу плыли белые облака, тени заметно удлинились.

— Пей, — Орайел протянул ему кожаный бурдюк с ачадом. — Ты мой гость и должен пить.

В шатре царила тишина. Старуха чистила котел песком, ученик опустил подбородок на грудь и, казалось, спал.

— Я никогда не отказываюсь от выпивки, — сказал Язон, принимая бурдюк.

Поднося его ко рту, он поймал быстрый взгляд старухи. За спиной раздался шорох.

Бросив бурдюк, Язон отпрыгнул в сторону. Что-то больно стукнуло его по плечу, он наугад ударил ногой и попал в живот ученику, который сразу согнулся пополам и выронил железную палицу.

Тем временем Орайел вытащил из-под шкур длинный меч и бросился на Язона. У того от удара онемела правая рука, но увернувшись от меча, он левой схватил старика за горло и пережал сонную артерию. Жонглер судорожно глотнул воздух и упал без сознания.

Краешком глаза Язон следил за старухой, которая подбиралась к нему с длинным ножом в руке. Опередив, он схватил ее за запястье и с силой вывернул руку, нож полетел на пол.

Схватка заняла всего какую-то минуту. Орайел и ученик лежали друг на друге, старуха же тихо подвывала в стороне, держась за запястье.

— Спасибо за гостеприимство, — съязвил Язон, растирая онемевшую руку.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});