Песнь крови - Энтони Райан

Мастер Хутрил был одним из немногих наставников, кто никогда не прибегал к розге, однако наказать он тоже мог сурово: как-то раз он пустил Норту с Ваэлином бегать без штанов по крапиве за то, что повздорили о том, как лучше ставить силок. Говорил Хутрил негромко, но уверенно, и редко произносил больше слов, чем это было необходимо. Он, похоже, предпочитал язык жестов, которым пользовались некоторые мастера. Этот язык был похож на тот, с помощью которого безъязыкий мастер Сментиль общался с Соллисом, но он был менее сложный и им пользовались, когда поблизости враг или добыча. Ваэлин научился ему быстро, Баркус тоже, но Каэнис, казалось, впитал его мгновенно: его тонкие пальцы воспроизводили замысловатые жесты со сверхъестественной точностью.

Невзирая на то что Каэнис оказался самым способным, мастер Хутрил почему-то держался с ним отчужденно и хвалил его редко, если вообще хвалил. Иногда, во время ночных походов, Ваэлин ловил Хутрила на том, что мастер наблюдает за Каэнисом с другого конца лагеря. Но понять, о чем он думает, при свете костра было невозможно.

Хельдриан был самым тяжелым днем: они часами бегали по тренировочному полю, держа в каждой руке по увесистому камню, переплывали ледяную реку и учились сражаться без оружия у мастера Интриса, невысокого и плотного, но стремительного, как молния, человека с переломанным носом и несколькими выбитыми зубами. Интрис преподавал им секреты ударов руками и ногами, учил доворачивать кулак в последнее мгновение, учил выносить колено вверх перед прямым ударом ногой, блокировать удары, ставить подножки и бросать противника через плечо. Хельдриан доставлял удовольствие немногим: после этого дня все чувствовали себя слишком избитыми и измученными, чтобы радоваться вечерней трапезе. Одному только Баркусу это нравилось: его массивная туша хорошо была приспособлена к тому, чтобы гасить удары, он казался невосприимчивым к боли, и стоять с ним в паре не нравилось никому.

Эльтриан, по идее, был предназначен для отдыха и религиозных обрядов, однако для младших мальчишек это был день нудной и утомительной работы в прачечной или на кухне. Если повезет, мастер Сментиль брал их к себе, помогать в саду – там, на худой конец, можно было спереть пару яблок. Вечером их ждала дополнительная служба и наставления в основах Веры, ибо этот день был посвящен Вере, а потом – целый час безмолвной медитации, когда они сидели, склонив головы и погрузившись в собственные думы или же уступая неодолимой потребности в сне. Последнее было опасно: мальчика, которого застукают спящим, беспощадно лупили и отправляли на всю ночь дежурить на стене без плаща.

Для Ваэлина любимым временем каждого дня был час перед тушением огней. Вся дисциплина развеивалась, мальчишки болтали, орали и бесились. Дентос рассказывал очередные байки про своих дядюшек, Баркус смешил их своими шуточками или удивительно похоже изображал мастеров, Каэнис, обычно молчаливый, рассказывал какое-нибудь старинное предание – он знал их тысячу, если не больше, – пока они упражнялись в языке жестов или отрабатывали удары мечом. Ваэлин мало-помалу привык проводить больше времени с Каэнисом, чем с остальными – хрупкий, сдержанный и умный мальчик отдаленно напоминал ему мать. Каэниса его внимание удивляло, но в то же время радовало. Ваэлин подозревал, что до ордена его жизнь была довольно одинокой: Каэнис явно не привык иметь дело с другими мальчиками. Впрочем, о своей прежней жизни они не распространялись, в отличие от Норты, который так и не избавился от этой привычки, невзирая на то что другие мальчишки злились, а наставники время от времени лупили его за это. «У вас нет семьи, кроме ордена». Теперь Ваэлин видел, что аспект был прав: они действительно стали одной семьей, у них не было никого, кроме друг друга.

* * *

Первое испытание ждало их в месяце сантерине, почти через год после того, как Ваэлина оставили у ворот: испытание бегом. Им почти не рассказывали о том, что их ждет, кроме того, что после этого теста каждый год отсеивается больше ребят, чем после любого другого. Их выгнали во двор вместе с другими мальчишками того же возраста, всего около двух сотен. Им было велено взять с собой лук, колчан со стрелами, охотничий нож, флягу с водой и ничего больше.

Для начала аспект повторил с ними «Катехизис Веры», а потом сообщил им, что их ждет:

– Во время испытания бегом мы выясняем, кто из вас воистину достоин служить ордену. Вам выпала честь служить Вере в течение года, но в Шестом ордене никакая честь не дается незаслуженно. Вас увезут на лодке вверх по реке и высадят на берег в разных местах. Вы должны будете вернуться сюда к полуночи. Всем, кто не сумеет дойти вовремя, будет дозволено оставить себе свое оружие, и они получат по три золотых кроны.

Он кивнул мастерам и удалился. Ваэлин ощущал царящие вокруг страх и неуверенность, но сам их не разделял. Он выдержит испытание. Не может не выдержать. Ему же некуда идти.

– К реке, бегом! – рявкнул Соллис. – Не отставать! Поживей, Сендаль, тут тебе не бальный зал!

У берега ждали три баржи: просторные плоскодонные лодки с черным корпусом, под красными холщовыми парусами. Такие баржи можно было часто видеть в устье реки Корвиен: они развозили по побережью уголь с южных копей, питая неисчислимое множество печей Варинсхолда. Лодочники были отдельной кастой: они носили черные платки на шее и серебряную серьгу в левом ухе и славились как выпивохи и задиры, когда не за работой. Многие из азраэльских матушек пугали непослушных дочек: «Гляди, будь хорошей девочкой, а не то за лодочника выйдешь!»

Соллис перекинулся несколькими словами с хозяином их баржи, жилистым дядькой, с подозрением косившимся на толпу молчаливых мальчишек, вручил ему кошелек с монетами и рявкнул им, чтобы они поднимались на борт и собирались в центре палубы.

– И ничего там не трогать, недоумки!

– А я никогда еще на море не был, – заметил Дентос, когда они уселись на жесткие доски палубы.

– Это не море, – сообщил ему Норта. – Это река.

– Вот мой дядя Джимнос ушел в море, – продолжал Дентос, не обращая внимания на Норту, как и большинство из них. – А назад так и не вернулся. Маманя говорила, его кит сожрал.

– А кто такой «кит»? – спросил Микель, пухлый парнишка-ренфаэлец, который ухитрился сохранить лишний жирок, несмотря на месяцы изнурительных тренировок.

– Зверь такой огромный, в море живет, – ответил Каэнис. Он обычно знал ответы на большинство вопросов. Он ткнул Дентоса в бок: – И людей он не ест. Твоего дядю, наверное, акула сожрала, некоторые из них действительно вырастают огромные, с кита ростом.

– А тебе-то откуда знать? – фыркнул Норта, как обычно, когда Каэнис осмеливался высказать свое мнение. – Ты их видел, что ли?

– Видел.

Норта вспыхнул и умолк, ковыряя охотничьим ножом отошедшую щепку на палубе.

– А когда, Каэнис? – спросил Ваэлин у друга. – Когда ты видел акул?

Каэнис слегка улыбнулся, что с ним бывало редко.

– Около года назад, на Эринейском море. Мой… в общем, меня как-то раз взяли на море. Я видел множество существ, которые живут в море: и тюленей, и косаток, и рыб столько, что и не перечесть. И акул тоже. Одна подплыла к самому нашему кораблю. В ней было футов тридцать от носа до хвоста. Один моряк сказал, что они питаются косатками и китами, а то и людьми, если кому не посчастливится свалиться в воду, когда они поблизости. Рассказывают даже, что они таранят корабли, чтобы их потопить, и потом съедают команду.

Норта пренебрежительно хмыкнул, но остальные слушали как завороженные.

– А пиратов ты видел? – с жаром спросил Дентос. – Говорят, Эринейское море ими так и кишит!

Каэнис покачал головой:

– Пиратов не видел. Со времен войны они не тревожат корабли нашего Королевства.

– Какой войны? – спросил Баркус.

– Мельденейской, той, про которую мастер Греалин все время рассказывает. Король отправил флот и сжег самый большой мельденейский город, а в Эринейском море пираты же все мельденейцы, вот они и поняли, что с нами лучше не связываться.

– Может, тогда разумнее было бы сжечь их флот? – задумчиво спросил Баркус. – Тогда бы вообще пиратов не было…

– Кораблей они всегда новых понастроить могут, – сказал Ваэлин. – А сожженный город остается в воспоминаниях, которые переходят от отца к сыну. Так они нас уж точно не забудут.

– А можно было еще просто перебить их всех, – угрюмо предложил Норта. – Не будет пиратов – не будет и пиратства.

Откуда ни возьмись, свистнула розга мастера Соллиса и огрела Норту по руке, заставив выпустить нож, по-прежнему воткнутый в палубу.

– Сендаль, я сказал ничего не трогать!

Он перевел взгляд на Каэниса.

– А ты, Низа, стало быть, путешественник?

Каэнис потупился.

– Я только раз путешествовал, мастер.

– В самом деле? И далеко ли ты побывал?

– На острове Венсель. Мой… э-э… один из пассажиров ездил туда по делу.