За темными лесами. Старые сказки на новый лад - Стив Даффи

– Да она – лучшая мать в мире! – отчаянно заорал Генри. – Верно я говорю, птица-курица?

Гейл, почти скрывшаяся среди дубов и высоких канадских елей, лихорадочно закивала.

– Генри, дорогой мой… – Склонившись к Генри, Тина поцеловала его в лоб. – Надеюсь тебе не очень больно?

«Растолстел, – подумала она, нежно ущипнув пасынка за пухлую щеку. – Но с кастрацией лучше не затягивать, пока яички не испоганили мясцо. А уж после этого с ним несложно будет управиться».

Вспомнив черные ручки своих огромных парикмахерских ножниц, она улыбнулась. Забавно было бы… но нет, это совершенно невозможно. Как там сделал этот сообразительный техасец? Сунул сыну между ног какую-то радиоактивную капсулу, пока тот спал?

– Не сомневаюсь, Генри – очень хороший сын, – громко сказал Дик.

Тина с улыбкой повернулась к нему:

– А знаешь, Дик, ты ведь почти не рассказывал о своих ребятишках. Сколько им?

Джин Вулф

* * *

Джин Вулф был удостоен Всемирной премии фэнтези за заслуги перед жанром в 1996-м, а в 2007-м был внесен в список «Зала славы научной фантастики и фэнтези». В декабре 2012-го Американская ассоциация писателей-фантастов назвала его двадцать девятым из своих Грандмастеров, а в 2013-м он был удостоен Мемориальной премии имени Деймона Найта «Гроссмейстер фантастики». Кроме этого его произведения трижды были награждены Всемирной премией фэнтези, дважды – премией «Небьюла», шесть раз – премией «Локус», премией Британской ассоциации научной фантастики, премией Августа Дерлета и мемориальной премией Джона В. Кэмпбелла. Джин Вулф – автор «Пятой головы Цербера», четырехтомного бестселлера «Книга Нового Солнца» и, среди множества прочих произведений, «Воина тумана», «Рыцаря-чародея» и «Книги Длинного Солнца». Кроме этого, он создал множество весьма незаурядных рассказов и повестей – за последние сорок лет их накопилось не на один том. Последний изданный им сборник – «Лучшее», а последний опубликованный роман – «Человек взаймы».

В русском фольклоре и волшебных сказках встречается множество персонажей, которых не найти нигде, кроме славянской фольклорной традиции. Одна из них – Баба-яга. Образ ее многолик: она ни «добра», ни «зла». Она поедает детей, но ей не чужды материнские чувства, она – помощница и целительница, но может быть и весьма опасной. Живет она в избушке на курьих ножках, а средством передвижения ей служит ступа с пестом. Неудивительно, что в многочисленных произведениях современных писателей этот образ трактуется очень по-разному. И вот перед вами рассказ Анджелы Слэттер, превратившей старую сказку «Василиса Прекрасная» в свою собственную.

Костяная Нога

[13]

Выглянула Баба-яга в окно, увидела девочку, и стало ей ясно: дочери больше нет. Ударила она пестом о дно ступы и поклялась не давать воли слезам. А девочка замерла у ворот, зашарила боязливо в кармане передника… Сидит старуха у окна, ждет.

Видит Василиса: стоит под весенним солнышком на лесной поляне дом – избушка ветхая, почерневшая, одинокая. Земля вокруг сплошь когтями куриными исцарапана. А вкруг двора ограда стоит высокая, и столбы у ворот человечьими черепами украшены.

Задрожала русоволосая девочка. Послала ее сюда злая мачеха, а матушка родная, в крохотную куколку обращенная, завертелась в кармане: соглашайся, говорит. Людмила, вторая жена батюшки, конечно, зла падчерице желает, но не ждать же зла и от родной матери! И все же не по себе девочке.

– Ступай к Бабе-яге, добудь у нее углей – печь угасшую затопить, – велела Людмила.

А Шура, родная мать, сказала, что слушаться нужно.

– Только смотри, без приглашения ни о чем Бабу-ягу не спрашивай.

– Но отчего я должна идти к ней, матушка? – спросила Василиса беспокойную куколку.

Игрушка заговорила с нею полгода назад – через пять месяцев после смерти матушки, через месяц после того, как батюшка взял в жены Людмилу. Василиса все еще порой сомневалась, что куколка вправду говорит, но пойти к попу и рассказать ему обо всем… Нет, это куда хуже, чем малость повредиться в уме! Потому-то и слушалась она куколку, и ни разу о том не пожалела.

– Оттого, что она тебе бабка. Вот только лучше, чем с другими, она с тобой от этого не обойдется, таков уж у нее обычай. Но ты слушай, что я скажу, и никакое зло тебя не постигнет.

И отправилась Василиса к Бабе-яге. Шла она день и ночь, и к вечеру второго дня вышла к черной избушке. Тут как загремят за спиной копыта, и ветер как дунет – с ног на землю свалил. Но это Василисе было уже знакомо: поутру обогнала ее всадница в белом, в полдень следом за ней проскакала буйная всадница в красном, а теперь, в сумерках, настал черед всадницы черной. Промчалась она галопом мимо девочки, въехала в ворота, да в дверях избушки и скрылась.

Сидела девочка в лесу еще час, на избушку глядела, да тоненького голоска куколки старалась не слушать. Но та подгоняла все настойчивее. Наконец поднялась Василиса и нога за ногу побрела к воротам. Стоило подойти – уставились на нее черепа, а глаза их красным светом засияли. Похолодев от страха, вошла девочка под их взглядами на двор.

Баба-яга, хоть и ждала стука в дверь, но все же вздрогнула и обронила пест. Тяжко зазвенел пест о ступу, и появились прямо из воздуха три пары отрубленных рук. Махнула им Баба-яга, веля убрать ступу в темный угол, и проковыляла к двери.

Сжалась девочка, съежилась под взглядом Костяной Ноги. Долго молчала старуха, глядя на девочку в поисках черт дочери на юном личике. И Василиса глядела на нее так же пристально, и думалось ей, что когда-то эти глаза, утонувшие среди морщин, смотрели с лица ее матушки. Наконец дрогнуло старческое лицо, расплылось в улыбке.

– С чем пожаловала, девочка? – проскрипел голос хозяйки, точно пест о дно ступы.

Откашлялась Василиса и говорит:

– Сделай милость, бабушка. Послала меня мачеха попросить у тебя углей. Огонь в нашей печке угас.

Смотрит Василиса вверх, на Бабу-ягу, и чудится ей, будто ноги ее вросли в землю. Высока Баба-яга ростом, худа, как жердь, лицо морщинистое сплошь в старческих пятнах, длинный нос крючком вниз загибается, а губы на удивление полные, будто у юной девицы, а длинные волосы цвета седого железа свисают на спину неопрятной косой.

Сжалось сердце Бабы-яги при мысли об утрате. Давно ли не стало дочери?

– Мачеха? Давно ли она у вас царствует?

– Людмила с дочерьми живут с нами уж пять месяцев, – как можно спокойнее ответила Василиса.

– И каково тебе с ней живется?

– Как со всякой мачехой.

Крякнула Баба-яга и отступила в сторону, чтобы впустить Василису в сени. Девочка тайком заглянула ей за спину.

– Чего мешкаешь, дитя мое? – резко спросила старуха.

Сглотнула Василиса и отвечает:

– Говорят, избушка твоя стоит на огромных курьих ногах, поворачиваться да ходить умеет.

Удивилась Баба-яга не на шутку.

– Кто же поверит в такую глупость? – сказала она, склонившись к девочке. – Где же ты видела такую большую курицу, что удержит на себе избу?

Хихикнула Василиса, несмотря на страх, и шагнула за порог, в темную комнату, полную запахов древности, а куколка-то в кармане ворочается, дрожит…

Отужинав, долго смотрела Василиса на бабушку, спящую на огромной древней кровати. Морщины ее во сне немного разгладились, и все же кажется Василисе, будто все эти складки – пройденные пути, карта бабкина прошлого, а может, и ее, Василисина, будущего.

«Значит, и я стану такой? – подумалось девочке. – И матушка стала бы такой же, будь она жива? Хотя – так ли уж плохи эти морщины, рассказывающие, кто ты и где побывала?»

Баба-яга шевельнулась, всхрапнула и успокоилась. Шмыгнула Василиса в свою крохотную кроватку, закрыла глаза, да тут же и уснула. И впервые за много ночей не потревожила куколку.

Поднялись они еще до рассвета, позавтракали, и отвела Баба-яга Василису на конный двор.

– Что ж, поела-попила, теперь изволь отработать. Когда уеду, ты смотри – двор да конюшню вычисти, избу вымети, а после пойди в закром, возьми четверть мерки пшеницы и очисть ее от чернушки. Да ужин мне состряпай, а не то… – Тут склонилась Баба-яга к Василисе и прошептала: – А не то сама моим ужином станешь!

Захихикала девочка, нисколько не испугавшись.

– Хорошо, бабушка! Доброго тебе денечка!

– Да еще явятся мои всадницы. Числом их три. Первая – славный мой рассвет, вторая – ясный мой день, а третья – темная моя ночь. Зла они тебе не сделают, а коль позовешь – откликнутся да на помощь придут.

Забралась Баба-яга в ступу, неуклюже на дно свалилась, схватила левой рукою пест, а правой – длинное соломенное помело. Слушаясь ее приказа, ступа со скрипом поднялась в воздух и вылетела за ворота. Едет Баба-яга, пестом погоняет, помелом след заметает. Оглянулась Василиса и видит: смотрит на нее из стойл пяток лошадей – одна другой краше. «Вот чудеса. Зачем же ездить в ступе, когда лошади есть?» – подумала девочка, да только плечами пожала.