С точки зрения чудовища - Ольга Эр

я больше не приходил, – Мелех тяжело закашлялся. Исабель кинула обеспокоенный взгляд на женщину, деловито ощупывающую горло отца. Киана была местной знахаркой – красивой, властной, надменной и глухой.

Ее мать, а до нее и бабка, и прабабка пользовались огромным авторитетом не только в Малой Долине, но и в Большой. Лет десять назад старший освященник, объезжающий вверенные ему храмы, заикнулся было, о том, что негоже верующим прибегать к услугам сомнительных травниц вместо храмовых лекарей, но был вынужден отступить. Во-первых, знахарки действительно помогали. Во-вторых, с почтением относились к богам и замечены в поклонении их антагонистам не были. А в-третьих, своего лекаря в Малой Долине все равно не было.

– Очень плохо, – растягивая слова, высоким голосом сказала Киана, поворачиваясь к Исабель.

Говорила она не очень четко, но понятно.

– Лежать ему надо, месяц, не меньше. Пить, что я дам. Греться на солнце, когда будет. Не делать ничего, что заставляет часто дышать.

– И он поправится? – с надеждой спросила Исабель. Киана, привычно следившая за ее губами, пожала плечами.

– Я не знаю. Я могу сказать, где ему смогут помочь, но туда можно попасть только за деньги.

– Где? – вскинулась Исабель. Киана покачала головой.

– Черная грязь. За Аской. Храмовые лекари, покой, целебные процедуры.

Киана наклонилась и приложила ухо к груди Мелеха.

Гончар хрипло вздохнул.

– Ну нет, Исабель. И так пройдет. Слышал я про эту Черную грязь, местечко разве что для городских богачей. Я и раньше болел, и сейчас поправлюсь.

– Но первый раз так серьезно, – возразила Исабель горячо. И тронула знахарку за руку, прося посмотреть на нее.

– Ты знаешь, сколько денег они берут там? – спросила она медленно. Киана хмыкнула.

– Твоему отцу надо побыть там хотя бы дней десять. Возьмут не меньше двух золотых.

Мелех сдавленно охнул.

– И думать нечего!

– Ну, почему же… – Исабель села на краешек кровати. – Я думаю, Жель не откажется довезти тебя до Аски. Он все равно периодически бывает в городе, какая ему разница, ехать в телеге одному или с попутчиком. Ты говорил, что Винсент щедро платит. Сколько всего денег у нас есть, отец?

Гончар взял руку дочери в свою и слегка сжал.

– Десять золотых. Исабель, дорогая, прости меня, – Мелех тяжело вздохнул. – Если из-за моей болезни виконт решит, что может и вовсе обходиться без меня…

– Какая глупость, в самом деле! – вскочила Исабель на ноги – Использовать человека, чтобы плакаться ему весь день, вываливать на него все, что есть в голове, а потом злиться на то, что тот заболел!

– Твой дед считал это самой важной работой, – ответил Мелех. – Видя его рядом с собой, виконт успокаивался, а его спокойствие позволяло прочим работать без опасения. И получать свое жалование. Каким бы высоким оно ни было, никто не остался бы в поместье, если бы виконт стал неуправляем. Не уверен, что Винсенту так уж нужно видеть меня рядом с собой. Это просто привычка. Знать, что все накопившееся в душе можно поведать мне, выплеснуть на меня все эмоции и затем, очистившись, суметь встретить новый день. Ну и, потом, все-таки, родня виконта тоже жива…

– Так вы все на него работаете, жалеете его, или боитесь, что однажды тут все-таки появится маркиз и накажет вас всех за то, что вы нарушили слово, данное вашими родителями? – не поняла Исабель.

– Думаю, всего понемногу, – помедлив, честно ответил гончар.

Исабель представила, чтобы подумал Виконт, слышь он их разговор. Оценил бы он искренность отца? Огорчился бы, что рядом нет никого, кто любит его? Лишь долг, жалость и деньги. Или он сам прекрасно все понимает?

Исабель прикусила костяшку пальцев зубами.

Как вообще можно столько лет жить вот так и не сойти с ума?

– Ты отправишься лечиться, а я вернусь к виконту и скажу, что это время буду работать вместо тебя, – решительно поставила точку в разговоре Исабель. – И я буду работать вместо тебя до тех пор, пока ты не станешь окончательно здоров. И не важно, сколько на это потребуется времени и сколько денег. Я буду слушать виконта, буду помогать, если попросят, и буду делать это честно и старательно.

– Нет и не спорь! – поднял Мелех ладонь. – Я не потрачу ни медяка из твоих денег, и ты не будешь одна рядом с виконтом!

– Мелех… – Киана, переводившая взгляд с одного лица на другое, следя за спором, положила гончару ладонь на лоб.

– Ты веришь мне, Мелех? – голос знахарки звучал успокаивающе и ласково.

– Конечно верю, тебе все верят, – растерялся тот.

– Тогда послушай свою дочь. У вас может быть еще много времени. Не бросай ее одну из-за своего упрямства. Винсент не причинит ей зла, я знаю это точно. И кто знает, куда повернет дорога, и что случится дальше, – последние слова знахарка сказала почти шепотом.

– Иначе я вообще никогда больше не прикоснусь к скрипке, – добавила Исабель дрожащим голосом. – И трать собранные деньги куда хочешь.

– Твоя мать была такой же… упертой, – со вздохом откинулся на подушки гончар.

И по его тону Исабель поняла, что он сдался.

Глава 3

Мне снится, будто бы я превратился в Чудовище.

Утро во сне ясное и теплое, солнце светит прямо в окно, и я выглядываю, чтобы посмотреть на небо. Я смеюсь, потому что день обещает быть хорошим, потому что я голоден и знаю, чего хочу на завтрак. Потому, что что-то изменилось вокруг.

У меня странное чувство, что произойдет нечто очень радостное. Давно забытое ощущение предвкушения распирает мне грудь. Я подхожу к зеркалу и вижу свое отражение. На меня смотрит обезображенное лицо, покрытое ожогами и рубцами. Отвратительная физиономия, искаженная болью и отчаянием.

Свет вокруг меркнет, у меня подкашиваются ноги, и я кричу, что было сил. Я кричу, потому что понимаю, что все кончено. Я кричу, потому что понимаю, что остался только один выход, а во сне он, почему-то, перестает казаться мне привлекательным.

Я просыпаюсь от крика.

Первый мой порыв позвать Марела, но я вспоминаю, что Марел уже годы как мертв. Я думаю, что, когда придет Мелех, я смогу поделиться с ним сном, но потом я вспоминаю, что Мелех болен.

Я мог бы дождаться Ленно, или позвать Ханну, Агнес или Арела, но это было бы глупо. Им не нужно меня слушать. Им не нужно меня знать. Я лежу какое-то время, натянув одеяло на глаза и вжавшись в подушку. Когда сердце снова начинает биться ровно, я сажусь и тру лицо руками.

Боги, какой