Страсти Евы - Анна Пань

− Я обратил внимание, что ваш брат с нас глаз не спускает, − выводит меня из раздумий грубоватый тембр Гавриила Германовича, он вновь оборачивается ко мне со своей маской неподступного благородства. − Полагаю, одно мое неверное движение − и он пустит пулю мне в голову.

− Э-э… Никита просто отказывается мириться с тем, что я стала взрослой.

Безотчетно ища глазами брата, я притягиваю к себе внимание Бобби, который расплывается в улыбке, способной обогнуть земной шар.

− Уилсон − ваш друг? − внезапно звучит грозный вопрос у меня над ухом и уже каким-то образом с приказом на ответ.

− Уилсон, − эхом повторяю я, боясь, что нас услышат. − Д-да… Это он вам сказал? Подождите… вы знакомы?

Гавриил Германович приветственно салютирует Бобби бокалом, но тот с откровенной неприязнью отворачивается.

− Знакомы.

− Только не в лучших отношениях, как я погляжу, − слетает у меня с языка фривольное замечание.

− Я не обсуждаю подобные темы. Все последующие вопросы будут пресечены на корню.

− Зверь! − выплевываю я, как оскорбление.

Наши взгляды сцепляются: мой − дерзкий с мольбой о пощаде, его − обещающий, что пощады не будет.

В затяжном безмолвии Гавриил Германович складывает руки на груди, на его лицо ложится тень не предвещающей ничего хорошего улыбки.

− Кнут и пряник всегда и во всем, − предельно честно дает понять он через паузу, не оставляя и тени сомнения.

Я залпом приканчиваю остатки шампанского и глубоко втягиваю прохладный воздух.

− Вы слишком много на себя берете. Сомневаюсь, что в вашем диктаторском меню присутствует пряник. Гарантирую, настанет время, когда ваш кнут сыграет против вас.

Глаза Гавриила Германовича затягивает кровавый циклон, грозящий окропить землю кровавым дождем. По спине у меня проходит арктический мороз. В зеркале его души мне чудится рыскающий по ночам монстр в сто крат страшней чудовища из сна − от него веет могильным холодом. Люди часто шепчутся, что так бывает при встрече со Смертью.

Гавриил Германович отводит карающий взгляд и берет у задержавшегося возле нас официанта новый бокал шампанского. Теперь мне мерещится, что у нанятого работника дрожит поднос с бокалами, но в точности я не уверена. От мнимо или не мнимо испуганного официанта меня отвлекает горячий прилив энергетических потоков, нахлынувший на мое тело.

«Что за бесовщина?..» − коченею я от страха и интуитивно озираюсь. Мистическая рыжая луна изливает холодное олово на землю, чертя непроходимые лабиринты между нашими тенями. В душу ко мне закрадывается необъяснимая тревога − происходит мистификация. «Сон разума рождает чудовищ» − слишком хорошо мне известно значение фабулы офорта Гойи, и все-таки в воздухе витает нечто такое, что назойливо навивает разные странности. Чем черт не шутит, вдруг душераздирающий крик ночной птицы в образовавшуюся музыкальную паузу − своеобразная прелюдия перед принесением в жертву?

В пик моего замешательства Гавриил Германович как ни в чем не бывало натягивает приторную улыбку. Мир приобретает праздные краски. Со сцены снова звучит музыка. Все возвращается на круги своя. Никакой мистификации и в помине не было.

− Откройтесь, моя радость, что подвигло вас призвать себя на службу Гиппократу? − интересуется он, словно не замечая моей нервозности. − Из вас вышел бы отличный адвокат Дьявола.

− Моя мама была хирургом, − я с печалью вспоминаю родителей, а ведь они могли бы сейчас вместе со мной разделить наш общий день. − Когда папы с мамой не стало, я для себя решила, что тоже буду помогать людям. − Я тоскливо улыбаюсь и сатирически прибавляю: − Подумаю насчет адвоката Дьявола. Почетная должность. Сообщите, когда будете уходить в отставку.

− Соболезную вашей утрате, − искренне сожалеет он, игнорируя мою последнюю реплику. − Учтите, если вам понадобится какая-либо помощь, вы можете на меня рассчитывать. Я к вашим услугам двадцать четыре часа в сутки.

− Большое спасибо, Гавриил Германович, − примирительно проговариваю я.

Наш шаткий мир нарушает Никита, на его лице сияет улыбка − мой брат доволен приемом.

− Родная, очень рад, что ты познакомилась с доктором Гробовым. Однако придется прервать вашу беседу. Мне нужно с тобой переговорить. Жду в библиотеке.

Никита уходит, и мы с Гавриилом Германовичем снова остаемся тет-а-тет. В его синих глазах перемежается пламя костра с отголосками мертвых ледяных бурь. Удерживая меня в заточении своего мрачного обаяния, он галантно берет мою руку. Чувство благоговения исчезает ровно в тот момент, когда холодные сильные пальцы смыкаются на моей кисти. Я готова дать присягу на Конституции, что слышала, как на запястьях защелкнулись тюремные наручники. Гавриил Германович еще почему-то не сводит с меня странного обжигающего взора − можно подумать, ему приглянулась идея возыметь абсолютную власть над моей душой и телом.

«Что же это получается, я только что подписала договор со Смертью?..»

− Спасибо, что нашли время приехать ко мне на праздник, − чуть слышно выговариваю я, озадаченно смотря на него.

− Радость моя, благодарю, что скрасили мое одиночество.

Откровенность в его словах режет слух, а будоражащее прикосновение мягких губ к внутренней стороне моего запястья рассеивает остатки несуразных мыслей о скрепах со Смертью.

− Рада была доставить вам удовольствие, Гавриил Германович, − смущенно сглатываю я и делаю глубокий успокоительный вдох-выдох.

Мы все еще стоим, глядя глаза в глаза. Со сцены, как нарочно, звучит песня «Вечная любовь». Я замечаю, что мы оба не пропускаем слов и сполна оцениваем их смысл.

Если однажды горячее солнцеСтанет холодным, как утренний лед,Если зима жарким летом вернетсяИ на песок белый снег упадет,

Если беда, что ничем не измерить,Рухнет на Землю, косою звеня, −Я буду знать все равно, что ты веришь.Я буду знать, что ты любишь меня.

− До скорой встречи, − искушающе протягивает Гавриил Германович, и улыбка украшает его дерзко прорисованные губы.

«Столь греховный рот не оставит равнодушной ни одну женщину», − залюбовавшись, я невольно задерживаю дыхание.

− Госпожа Воронцова! − резким надменным тоном возвращает он нас в прежнюю мизансцену.

− Господин Гробовой! − вторю я дерзостно.

Гавриил Германович улыбается шире и как-то опаснее. У меня иссякает словарный запас, мне остается только ретироваться, что я и делаю − как нашкодивший ребенок выбегаю из зала.

В двухъярусной библиотеке мои прыгающие мысли застывают в воздухе вместе с книжной пылью, потому что за мной в дверь проникают две призрачных фигуры, словно их задувает порывом ветра. С ног до головы их покрывают длинные саваны с глубокими капюшонами: светлый и темный. В костлявых руках они держат витиеватые посохи. Шахматные фигуры кажутся нечеткими бестелесными приведениями. Их водянистые, расплывающиеся саваны колышутся, как будто раздуваемые несуществующим ветром. Следом в библиотеке появляется серебровласый человек, облаченный в переливающуюся голографическими символами серую рясу. При каждом размашистом шаге полы его облачения вздымаются, сродни разгневанной морской пучине, а касающиеся талии волосы не двигаются вовсе. В довершение невероятного образа его голову венчает лавровый венок.

Не имея ни малейшего представления, как реагировать на бал-маскарад, я с нарастающей ипохондрией в глазах выискиваю ответ в лице Никиты, но, к моей полной неожиданности, он абсолютно спокоен.

− Я − Страж Жизни, − неестественным гортанным голосом произносит серебровласый и, словно ценный эликсир бессмертия, протягивает мне откуда-то возникший в его руках кубок. − Дитя, ты должна выпить это до начала инициации.

«Орден существует!» − в мгновение ока меня сковывает страх, за страхом приходит паника, потому что находящееся на дне кубка бурое вещество с резким запахом железа уж точно не томатный сок. Как у будущего врача, у меня не вызывает отвращение вид крови, но принятие крови вовнутрь… в корне меняет дело.

Как бы там ни было, ни для кого не секрет, что в древних культах в процессе священных обрядов практиковался обмен кровью. «Меня посвящают в Орден», − соображаю я и, немного опасаясь за здоровье, подношу кубок к губам, как выясняется, дрожащей рукой. Зажмуриваясь, я выпиваю содержимое. По моему горлу течет теплая вязкая жидкость, и во рту остается солоноватое послевкусие со странным ощущением жжения.

− Процесс инициации начат… − невнятно оседают слова у меня в голове.

С легким головокружением я распахиваю глаза и сразу становлюсь свидетелем необычной движущейся экспозиции. К нам прибывает Виктор Сергеевич с десятью другими мужчинами, равными ему по возрасту. Их головы украшают оправленные зубцами черные короны, каждую из которых отличает крупный драгоценный камень в тон темной рясе и весомого нагрудного медальона. Появление костюмированных господ я выдерживаю со спокойным достоинством, но предпочитаю оставаться безмолвной, потому что величавый вид группы неординарных людей не располагает к диалогам.