Марш - Эдгар Доктороу

Арли что-то сказал и вынужден был повторить, потому что слова проходили мимо сознания Уилла. У Арли распухла щека, один глаз толком не открывался, за налитой кровью нижней губой угадывалось отсутствие нескольких зубов. Вдобавок его всего скрючило, потому что, когда он с поднятыми руками вставал со своего противника, ему напоследок врезали ногой по ребрам. Вот тебе твои южане, — разобрал наконец Уилл.

Мои? С чего это они вдруг мои?

Арли кивнул. Дернув головой, показал на людей, бегающих вокруг, смеющихся и улюлюкающих. Ну, а чьи же еффо, — сказал он. — Нафы!

V

Кларк понимал, что его забота о Перл служит источником циничного веселья подчиненных. Она была не первой негритянской девушкой, удостаивавшейся особого к себе отношения. Их (особенно тех, у кого цвет кожи посветлее) подбирали прямо на марше и пристраивали в какой-нибудь фургон. Вкусно кормили и одевали в богатые платья из добра, награбленного на плантациях. С ним ситуация совершенно другая, но он понимал, что пытаться что-либо объяснить бесполезно. Сам-то себе объяснить и то не мог. К его собственному необычайному удивлению, это дитя трогало его несказанно. Все время хотелось что-нибудь делать для девчонки. Заботиться. Хотя он и понимал, что его привязанность к ней… ну, скажем, не вполне уместна. Между прочим, от его внимания не укрылось то, как она держится — с этакой величественной грацией, причем ненаигранной, совершенно природной. Поймал себя на том, что сравнивает ее со своими сверстницами, оставшимися в Бостоне. У тех, что бы они ни делали, о чем бы ни говорили, все было вдолблено воспитанием. Девушки эти были неоригинальны; если и придет кому из них своя собственная мысль, то выскажет она не ее, а то, что положено. Учились. Рукодельничали. Но не для того, чтобы на самом деле что-то создать, а чтобы выйти замуж.

Он даже подумал, не было ли среди предков Перл каких-нибудь африканских вождей, иначе откуда в ней такая быстрая понятливость, такая яростная умственная хватка. От ее слегка кошачьих светлых глаз ничто не могло укрыться. Ему она не доверяла. К мужчинам вообще относилась критически. Считала их грязными. Так ему и говорила: От вас, белых мужиков, пахнет как на нашей усадьбе в коровнике. Да нет, еще хужей, пожалуй.

Хуже, — поправлял он.

Хуже, — не обижаясь, повторяла она. — Господи! Там, дома, даже вонючие братцы номер один и номер два были почище тутошних.

Здешних, — поправил он.

Ну, здешних. Здешние мужики ни в жисть не мыли нижних частей, такой насерет на землю и пошел, как тупая животина.

Животное. Тупое животное, — сказал он.

То-то и оно. У них и волосы провонямши тухлым ружейным маслом, и бог знает чем еще там шмонит от их задов и ног и вообще. Ф-фу! У них что, мамок не было, чтобы научить их?

Шмонит? — удивленно повторил Кларк. — Что, есть такое слово?

А то!

Каждый вечер Перл брала кусок твердого мыла и мылась в тазике с холодной водой в палатке Кларка. А он стоял снаружи, сторожил. Затем она отправлялась спать в отдельную маленькую палаточку, которую он ставил рядом со своей. Хотел показать подчиненным, что она под его защитой, но его поведение при этом благородно. Несколько дней они хихикали и втихаря между собой на сей счет прохаживались, но потом, похоже, поняли и приняли ситуацию как она есть. И тоже стали опекать девчонку. Сержант Мелоун вдруг взял да и добыл для нее форму мальчишки-барабанщика. Первой ее реакцией была непосредственная радость. В тот вечер они стояли в сосновом бору, она вышла из своей палатки приодетая в китель и брюки и встала, чтобы все полюбовались ее новым нарядом, хотя он был ей чуточку великоват. Сержант ей и фуражку принес, а серебряные пуговицы на кителе она надраила до лунного блеска. Потом задумалась.

А ведь барабан-то я никогда и в руках не держала!

Не бери в голову, — сказал Мелоун. — Мы тебя научим.

Как-то это неправильно, — сказала она Кларку, — чтобы я была белым барабанщиком.

Почему?

Слишком уж я красивая, чтобы мальчишку изображать. Потом я ведь не белая, хоть по мне и не скажешь.

Рано или поздно, Перл, — сменил тему Кларк, — черным придется возвращаться. Такова инструкция, приказ генерала Шермана. Как ты насчет того, чтобы возвратиться?

Дом вы сожгли, еду забрали. Куда возвращаться-то?

Это ты верно подметила. Но когда мы победим и война закончится, начальство разработает законы, чтобы освобожденные рабы получили землю. Сейчас, если все за нами потащатся, нам такую ораву будет просто не прокормить. Молодых мужчин мы можем взять в солдаты, но женщины, старики и дети по дороге неизбежно отстанут, и что с ними будет тогда? Так что лучше бы они возвращались.

Ну а девчонка-малолетка вам зачем? Она тоже стрельбе не обучена.

Кларк и сам был в изумлении от того, с какой легкостью он нарушает инструкции. Ну, ты можешь бить в барабан, когда мы маршируем, — сказал он. — И можешь ездить в телеге за фуражирами.

Все это не убеждало Перл. Она начинала чувствовать, что вообще-то ей следовало бы остаться с Джейком Иерли и остальными. Ничего хорошего в этом бы не было, она даже не могла толком понять, почему у нее возникла такая мысль. Они никогда не были к ней добры, однако не очень-то будет правильно, если их отошлют назад, а она двинется дальше. В то же время ей нравилась суета вокруг нее, всеобщее к ней внимание. Такого у нее никогда не было, это пришло со свободой, но о плантации, где были ее любимые поля и рощи, она вспоминала все чаще. Там каждый камень был ей знаком — конечно, ведь на плантации прошла вся ее жизнь. Она там знала каждый ручеек, пригорок, каждое деревце. А самое главное, она беспокоилась, что без нее могила матери окажется брошенной, никто ведь не станет о ней заботиться, следить за ней. Хижины рабов никуда не делись, стоят до сих пор. И если уж она свободна, то может и назад вернуться, раз ей так хочется, или нет? Ну, пусть там будет голодно, но — если хочется, а? Вернуться и снова стать рабыней Джона Джеймсона — если ей так хочется?

В таком расположении духа Перл в новом своем мундирчике села с солдатами у костра и стала ужинать. Ей протянули жестяную миску с жареной куриной ногой, сладким картофелем и лепешку из кукурузы с сорго. Сие и само по себе было убедительно, но к тому же в этот момент из темноты появился Джейк Иерли вместе с Джубалом Сэмюэлсом — с тем, у которого один глаз. Их вели под конвоем двое рядовых с винтовками наперевес.

Христос всемогущий! — удивился сержант Мелоун. — Это еще кто?

Неужто же неясно, что никакие мы не шпиёны, — проворчал Джубал Сэмюэлс.

Мы вон ту девку ищем, — сказал Джейк Иерли и указал на Перл.

Ну, вот она я, — проговорила Перл.

Ежели ты знаешь Библию, мисс Перл, должна помнить, что есть там такая Иезавель, — сказал Джейк Иерли. — Так что пошли-ка лучше с нами.

Я не Иезавель.

Что я — не вижу? Сидишь тут с солдатами. Твой белый папаша наделил тебя светлой кожей. Это чтобы легче блудить было? Или ты пойдешь с нами, или станешь в этой армии вроде как Иезавель, вроде как твоя мать была для масы Джеймсона.

Перл отложила миску и встала. Моя мать была бедной рабыней, как и ты, Джейкоб Иерли. Но она была хорошая, добрая душой, не то что ты — ходишь тут с куском льда вместо сердца. О Перл вы никогда знать не знали и думать не думали — ни ты, Джейкоб, ни ты, Джубал Сэмюэлс — нет, ни один из вас. Единственный кто — это Роско, тот всегда был мне другом. Вместо отца мне был. Приносил с кухни поесть, когда бывало голодно. Смотрел за мной. А от вас Перл ничего хорошего не видела — ни тогда, ни теперь.

Кларк встал и кивнул двум рядовым. Отведите этих двоих туда, где им место, — сказал он.

Никогда Перл никому не давала себя пальцем тронуть! Была маленькая, брат пытался. Ну конечно, щ-щас! Взяла, да как двину ему костлявой коленкой! Туда, ну, где у него всякое хозяйство, и нет вопросов. А после никто и пытаться уже не смел. Ты слышишь меня, мистер свободный человек Джейкоб Иерли? Никто и никогда! Никакая я не Иезавель!

Таким образом получилось, что Перл свое решение приняла, и к тому времени, когда они проходили маршем через Милледжвиль, она была у Кларка ротным барабанщиком. На каждый второй шаг просто била палкой в барабан, и солдаты придерживались этого ритма, хотя некоторые посмеивались. Она глядела прямо вперед и шла, гордо расправив плечи, пусть ей и странно было, что из окон на нее смотрят белые люди. Надо же: никто из них не знает, что мальчишка-барабанщик это она!

Восточнее Милледжвиля погода изменилась, да и местность пошла болотистая. Сильный дождь застучал по листьям карликовых пальм, развел на дороге жидкую грязь. Саперы принялись мостить дорогу жердями от заборов и тонким кругляком из молодого леса. Фуражиры Кларка, шедшие в авангарде, первыми переправили свои подводы по понтонному мосту через Окони-Ривер. Прошли чуть дальше, и дождь ослабел, земля стала повыше и потверже, так что в результате они ушли вперед к Сандерсонвилю, оторвавшись от основных сил. Кларк хотел с города, что называется, снять сливки и там ждать. У него было тридцать человек верхами, шесть подвод и столько же вьючных мулов. Изучив карты, Кларк уже знал, что от Сандерсонвиля к востоку и дальше до самой Саванны почвы пойдут бедные, так что добычи будет чем дальше, тем меньше, ведь, кроме риса, там и не растет ничего. Да и как, скажите на милость, в походных условиях с этого риса шелуху сковыривать? Команду фуражиров Кларка[4] в полку хвалили; реноме надо поддерживать, к тому же у Кларка завязалась конкуренция с отрядом лейтенанта Хенли.