Азуза Стрит - История и сущность истинного пробуждения - Франк Бартлеман

Божественная любовь чудесно проявлялась на собраниях. Люди не позволяли себе даже сказать невежливое слово против своих противников или против церквей. Посланием там была Божья любовь. Это было некоторым видом вернувшейся «первой любви» (Откровение 2:4) ранней церкви. Крещение Святого Духа, каким мы приняли его в начале, не позволяло нам думать, говорить или слышать злое о любом человеке. Дух был очень чувствительным, нежным, как голубь. Мы знали, в какой момент мы огорчали Духа невежливой мыслью или словом. Казалось, мы жили в море чистой божественной любви. Господь вел наши битвы за нас в те дни. Мы полностью предоставили себя Его суду во всех вопросах, никогда даже не пытаясь защитить это движение или самих себя. Мы жили в Его чудесном, непосредственном присутствии. И ничто, противоречащее Его чистому Духу, не позволялось.

Ложное отсеивалось от настоящего Духом Божьим. Слово Божье само решало абсолютно все вопросы. Сердца людей, как в делах, так и в мотивах, испытывались до самого дна. Это не было бременем — стать одним из этой компании. Никто «не смел пристать к ним» (Деяния 5:13), если только не имел серьезные намерения. В те дни принять крещение означало процесс умирания и очищения. Мы имели «комнату ожидания» наверху, для тех, кто особо искал Бога, чтобы получить крещение Святого Духа — хотя многие получали его также и в главной комнате собрания. Фактически, люди в те дни часто получали его на своих местах.

Дух действовал очень глубоко в комнате ожидания. Неспокойный дух беспечного болтуна немедленно обличался Духом. Мы находились на святой земле (Исход 3:5). Эта атмосфера была невыносимой для людей, имеющих плотской дух. Они обычно избегали этой комнаты, если только они не были основательно подчинены и сожжены. Только искренние искатели желали этого — те, кто воистину хотели иметь дело с Богом. Там не было места, чтобы устраивать истерику или «выпускать пар». Люди не «выдували свои легкие» в те дни. Они летели к престолу благодати. Образно говоря, они снимали обувь. Они находились на святой земле.

Артур Бут-Клибборн написал следующие весомые слова:

Любое принижение цены Пятидесятницы может стать катастрофой невыразимой величины. Та компания в Верхней Комнате, на которую сошла Пятидесятница, заплатила за нее высочайшую цену. Этим они приблизились, насколько было возможно, к Нему, заплатившему наивысшую цену, чтобы послать ее. Понимали ли мы когда-либо в достаточной степени, сколь крайне потерянной для этого мира, сколь полностью презренной, отвергнутой и изгнанной была эта компания? Их Господин и Лидер только что, образно говоря, прошел через «веревку палача» в руках величайшей цивилизации тех дней. Их Голгофа была совершенной — и поэтому, подстать ей, пришла столь же совершенная Пятидесятница. Последнее было подобно первому по полноте. Поэтому, каждый из нас может сказать себе: «Каков твой крест, такова будет и твоя Пятидесятница». Божий путь к Пятидесятнице лежал через Голгофу. Индивидуально, это так же должно быть и сегодня. Чистота и полнота личной Пятидесятницы зависит от полноты личной Голгофы. Это — неизменный принцип.

В пятницу, 15 июня, на Азуза, Дух излил «небесное пение» в мою душу. Я внезапно обнаружил себя присоединившимся к остальным, принявшим этот сверхъестественный дар. Это было спонтанное проявление, и вознесение, какое не может описать ни один земной язык. В начале это проявление было изумительно чистым и мощным. Мы боялись попытаться воспроизвести его, также как и языки. Сейчас многие, кажется, не имеют никакого колебания, имитируя все дары, из-за чего те теряют свою силу и действенность. Никто не может понять этого дара пения, кроме тех, кто имел его. Это была воистину «новая песнь» в Духе (например, Псалом 39:4). Когда я впервые услышал ее на собраниях, в мою душу вошла великая жажда получить ее. Я чувствовал, что она бы в точности выразила мои невысказанные чувства.

Я еще не говорил на языках, но «новая песня» захватила меня. Это был Божий дар самого высшего уровня. Никто не проповедовал об этом. Господь суверенно даровал ее вместе с излиянием «остатка елея», «позднего дождя» крещения Духа (Иакова 5:7). Она проявлялась так, как Дух вел ее обладателей, то ли в сольном исполнении, то ли группой. Это было нечто без слов, иногда на языках. Ее действие на людей было чудесным. Она приносила небесную атмосферу, как если бы сами ангелы присутствовали и присоединялись к нам. И, возможно, они там были. Казалось, она останавливала критицизм и оппозицию, и даже нечестивым было тяжело отрицать или высмеивать.

Некоторые осуждали эту «новую песню» без слов. Но не был ли дан звук прежде, чем язык? И неужели также нет разума без языка? Кто сочинил первую песню? Неужели нам всегда необходимо следовать композиции какого-то человека? Мы — слишком большие поклонники традиций. Говорение на языках — это не по человеческой мудрости или пониманию; почему тогда не быть «дару песни»? Она, определенно, является упреком «джазовым» религиозным песням наших дней. И, возможно, она и была дана для этой цели. Но и некоторые старые гимны также хороши для пения. Нам не нужно презирать их или относиться к ним несерьезно. Кто-то сказал, что каждое новое пробуждение приносит свою собственную гимнологию. И это пробуждение, воистину, сделало так же.

В начале на Азуза мы не имели музыкальных инструментов. Фактически, мы не чувствовали в них нужды. Им не было места в нашем поклонении — все было спонтанно. Мы даже не пели из сборников. Все старые, хорошо известные гимны пелись по памяти, оживляемые Духом Божьим. «Утешитель пришел» был, возможно, одним из тех, что пелись чаще всего. Мы пели его от свежего, сильного сердечного переживания. О, как Божья сила наполняла и волновала нас! Тогда были очень популярны песни о крови Христа. «Жизнь — в крови». Синай, Голгофа и Пятидесятница имели свое законное место в движении на Азуза. Но «новая песня» была полностью другой, не от человеческой композиции. Она не могла быть успешно подделана. Ворона не может имитировать голубя. Но люди, в конце концов, стали пренебрегать этим даром, когда человеческий дух снова утвердился. Они вытеснили его сборниками и избранными читателями песнями. Это было подобно убийству Духа, и это было особо болезненно для некоторых из нас; но течение против нас было очень сильным.

Сегодняшние песенники — это в слишком большой мере коммерческое предприятие, и мы бы многого не потеряли без большинства из них. Даже старые мелодии часто осквернены изменением, и на каждый сезон должны быть раздобыты новые стили для увеличения прибыли. В них очень мало настоящего духа поклонения. Они движут ноги, но не сердца людей. Дух песни, данный от Бога в начале, был подобен Аэольской арфе по спонтанности и мелодичности. Воистину, это было само дыхание Бога, играющего на струнах человеческих сердец, или на их голосовых связках. Ноты были чудесны по мелодичности, полноте и продолжительности. Фактически, они часто были по-человечески невозможны. Это было воистину «пение в Духе».

Брат Сеймур был признан номинальным ответственным лидером. Но мы не имели ни папы, ни иерархии. Мы были братьями. Мы не имели никакой человеческой программы; Сам Господь вел нас. У нас не было ни класса духовенства, ни профессии священника. Все это пришло позже, вместе с отступничеством этого движения. В начале у нас даже не было платформы или кафедры. Все были на одном уровне. Служителя были слугами, согласно истинному значению этого слова. Мы почитали людей не за их достижения в состоянии или в образовании, но скорее за их данные Богом дары. Бог разместил члены в теле. А сейчас «Изумительное и ужасное совершается в сей земле: пророки пророчествуют ложь, и священники господствуют при посредстве их, и народ Мой любит это. Что же вы будете делать после всего этого?» (Иеремия 5:30,31). Также, «Притеснители народа Моего — дети (иногда это — подрастающие личности), и женщины господствуют над ним» (Исайя 3:12).

Брат Сеймур обычно сидел за двумя пустыми ящиками, поставленными один на другой. Во время служений он обычно держал голову внутри верхнего ящика, пребывая в молитве. Там не было никакой гордости. Служения продолжались почти постоянно. Ищущие души, пребывающие под силой Божьей, могли быть найдены там почти в любой час дня и ночи. То место никогда не закрывалось и не пустовало. Люди приходили встретиться с Богом — и Он всегда был там. Поэтому, собрание и шло постоянно. Собрание не зависело от человеческого лидера. Божье присутствие становилось все более и более чудесным. В этом старом здании, с его низкими стропилами и голыми полами, Бог разбивал сильных мужчин и женщин на куски, и снова собирал их для Своей славы. Это был грандиозный процесс перемены курса. Гордость и самоутверждение, самомнение и самоуважение там не могли выжить. Религиозное «я» быстро проповедовало свою погребальную проповедь.