Кровь и туман (СИ) - Усович Анастасия "nastiel"

Я киваю.

— Его убили свои же. Точнее, та часть стаи, которая не любит вас, стражей. — Тай снова глядит на предмет в своих руках. Если его ему разрешили оставить, значит, это что-то неопасное. Если Тай держит это при себе, значит, это что-то ценное. — Убили из-за того, что он собирался жениться на такой, как вы. Мы с сестрой остались вдвоём. А потом она переметнулась на сторону убийц отца, и я остался один. — Тай сжимает ладони в кулаки.

— Ты напал на меня, потому что хотел отомстить мне в лице всех стражей?

— Ещё одна глупая попытка сделать хоть что-то.… Вот уже полгода пытаюсь, но я не убийца, хоть и не буду врать — желание не оставить от вас и мокрого места слишком высоко.

— Я тебя понимаю.

Тай прыскает:

— Сомневаюсь.

Он бегло осматривает меня. Несколько раз его глаза вспыхивают голубым буквально на секунду. Интересно, о чём он думает?

— Что же произошло с тобой? — наконец спрашивает он. — Почему ты… Ты боишься. И это не что-то временное — страх стал твоим вторым запахом после первого, естественного.

— Все вокруг меня умирают, — говорю я.

И вдруг понимаю — впервые произнесла это вслух.

Вот она — точка невозврата. С этого момента слова имеют вес. Теперь они значат больше, чем когда были призрачной ватой в моих мыслях.

Теперь они настоящие. Теперь они живые.

В отличие от тех, кто по моей вине давно обрёл покой где-то под землёй.

— Умирают те, кто больше меня достоин жить, — продолжаю я. — И я уже никак не могу это исправить.

— Они умирают не из-за тебя, — говорит Тай с лёгким пренебрежением. — А то слишком много чести. Они умирают, потому что кто-то их убивает. Ведь не ты держишь оружие?

Я качаю головой.

— Не я. Но их кровь всё равно просачивается через мою кожу, — я вздыхаю. — И я боюсь, знаешь, больше всего на свете, что это ощущение уже никогда меня не покинет.

Тай ведёт бровью. Даже если он хочет что-то сказать, похоже, делать этого он не будет.

Христоф мёртв, и он остался только в моих воспоминаниях, но всё равно ему удаётся влиять на чужие жизни. И сейчас запястья Тая, как было в моём сне, связаны тонкими нитями безысходности.

Он жив, но эта жизнь даётся ему ещё труднее, чем принятие факта смерти.

Я должна что-то сделать. Если не могу взять под контроль свою жизнь, то, быть может, стоит начать с других?

Я встаю с пола, прикладываю ладонь к межкамерной панели. Тай вскакивает на ноги вместе с тем, как щёлкает замок, оповещая об открытии.

— Что ты делаешь? — спрашивает он.

— Пытаюсь всё исправить, — говорю я. Хватаюсь за прутья решётки и отодвигаю её в сторону, позволяя Таю покинуть камеру. — Я знала парня, на тебя похожего. Он тоже стал тем, кем стал, не по своей вине. Но его мне спасти не удалось, а тебя… Может, шанс ещё есть.

В ответ на мои слова Тай коротко кивает. Оглядывается в поисках отступного пути. Его взгляд устремляется на что-то в противоположном от лифта направлении, и я понимаю — для заключённых должен быть другой вход.

А значит, и выход.

— Только не позволяй мне сожалеть об этом, — прошу я чуть ли не слёзно.

Я доверяю малознакомым — это мой главный минус. А всё потому, что я стараюсь никогда не судить о ком-либо по поступкам, не зная всей картины.

И это — мой главный плюс.

— Надеюсь, ещё увидимся, — бросает Тай вместо благодарности.

Это последнее, что он делает, прежде чем пуститься наутёк.

Всё или ничего. Если я снова ошиблась, мой собственный список смертников грозит пополниться чьим-то именем.

* * *

— Слава! — окликают меня в коридоре.

Каждая клеточка тела покрывается мурашками.

Нас рассекретили, — проносится в голове.

Сейчас Тая и меня ему в компанию посадят за решётку. Стараясь сохранять последние остатки самообладания, я оборачиваюсь. Ко мне идёт девушка с короткими волосами, выкрашенными в ярко-зелёный цвет.

— Да? — спрашиваю я, стараясь найти в голове хоть одно воспоминание о ней или её имени.

Но в этом отпадает вся необходимость, когда я вижу на её шее золотое ожерелье.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

«Марья».

— Да, Марья? — повторяю зачем-то.

На секунду в глазах Марьи вспыхивает непонимание. Потом она, видимо, вспоминая, с какой целью меня звала, щёлкает пальцами:

— К тебе там гости пришли. — Марья кивает головой наверх. — Я попросила её подождать в гостиной.

— Спасибо.

Зря переживала. Хотя… гости?

— Только ты бы поторопилась, — губы Марьи растягивает широкая улыбка. — Там Марк, и он, по-моему, положил глаз на твою подругу.

Меня как током прошибает. Не может быть.… Или она и правда пришла?

— Спасибо, — ещё раз бормочу и, обходя Марью, хлопаю её по плечу в дружеском жесте.

Опять что-то, что выходит само собой, инстинктивно. Поэтому из нас двоих я — единственная, кто опешивает от этого своего действия. Марью оно совершенно не беспокоит — она продолжает свой путь дальше по коридору, выходя во двор штаба.

Ведь мы, возможно, с ней больше, чем просто товарищи по службе. Мы можем быть друзьями. Мы могли вместе ходить в кино или в торговый центр, у нас могут быть общие, интересные только нам двоим, темы для разговора или даже шутки, которые случайный слушатель не поймёт никогда.

Я вздрагиваю, как от попавшей за шиворот ледяной воды. Эти мысли, как паразиты, поселяются в моей голове. Они копошатся, причиняя почти что физическую боль.

Возвращается мигрень. Тяжкая усталость без возможности действительно провалиться в самозабвенный сон.

Моё состояние похоже на замкнутый круг: плохо, ужасно, хорошо, плохо, ужасно, хорошо — и так без пауз и отдыха.

Наверх поднимаюсь на автомате. Дверь в гостиной открыта нараспашку, и до меня доносятся несколько голосов:

— Так где вы со Славой познакомились, говоришь?

Марк! Внутри сразу так тепло становится. Курчавый солнечный юноша — не только Бенов лучший друг, но и его отдушина, — жив, кажется, вполне цел и наверняка бесконечно счастлив.

Ведь по-другому и быть не может. Я помню Марка именно таким; даже когда он был на грани жизни и смерти, он не унывал ни на секунду.

Бен, должно быть, именно у него этому научился.

— Я вообще-то молчала.

Едва не вскрикиваю. Лия. Это точно она, её голос мне ни с чьим другим не перепутать!

— Ваш ковен очень влиятелен здесь, в Дуброве. Если честно, для нас, стражей, честь, что вы сотрудничаете с нами.

— Мило.

— Лично я с огромным уважением…

Я появляюсь в гостиной раньше, чем ситуация становится патовой. Лия тут же подскакивает с дивана, на краю которого сидела.

— Слава Богу! — восклицает она. Не давая мне поздороваться с Марком или хотя бы остановиться, Лия перехватывает меня за локоть и утаскивает обратно в коридор. — Что за странный парень? Я уже почти была готова нарушить соглашение и применить магию, лишь бы только он отстал!

— Это Марк, — говорю я, оборачиваясь через плечо. В дверном проёме появляется курчавая голова. Её обладатель подмигивает мне в качестве приветствия. — Он хороший, на самом деле.

— Верю на слово, — нехотя бросает Лия.

Она продолжает тянуть меня за собой, словно знает, куда именно нам нужно попасть.

— Зачем ты пришла? — интересуюсь я по ходу.

— Да у меня эта вся вчерашняя ситуация всё из головы не выходит.

Оказываясь на первом этаже, мы направляемся к выходу во внутренний дворик. Там — к одной из скамеек. Только позволяя мне присесть, Лия наконец выпускает мою руку. Сама девушка присаживаться, похоже, не думает. Как и успокаиваться; только мельтешит перед глазами со сложенными на груди руками.

— С оборотнем?

— Ага. Это, просто, знаешь… — Лия останавливается, выдыхает. — Моё первое нападение было. — Я замечаю, как напрягаются её пальцы, обхватывающие собственные плечи. — Меня родители к такому не готовили. Они вам, стражам, не доверяют, но всё равно говорят, что вы хорошо выполняете свою работу. А вчера…

Кажется, я понимаю, к чему она ведёт.