У подножия Копетдага - Ата Каушутов

наверно.

— Я, пожалуй, пойду поищу его и поля заодно посмотрю.

— Пойди, пойди, — с сожалением отпуская собеседника, согласился Акмамед-ага. — А не встретишь — заходи после обеда. Он тогда обязательно будет.

Хошгельды распрощался и вышел из правления. Ему не терпелось посмотреть посевы, и он направился мимо бахчевых в сторону хлопковых плантаций, которые появились в колхозе только после войны.

Он проходил все утро, отмечая перемены, происшедшие тут за время своего отсутствия, и глазом специалиста оценивая постановку дела в артели. На каждом шагу его приветливо встречали старые знакомые, поздравляли с возвращением, осведомлялись об его успехах.

Но вопреки радости встречи с земляками лицо Хошгельды понемногу мрачнело. Нельзя сказать, чтобы посевы были в плохом состоянии или люди плохо работали. Нет, Хошгельды отметил про себя и увеличение посевной площади и тщательность обработки полей, о какой здесь прежде и не думали. Но многое еще делалось по старинке, «дедовским способом», как говорили профессора в институте, с непроизводительной затратой труда, без учета современных достижений агротехники.

Время от времени Хошгельды останавливался или присаживался под тутовым деревом и делал пометки в своей записной книжке. Главное заключалось в том, что в колхозе работали, не помышляя о механизации наиболее трудоемких процессов. Это Хошгельды стало ясно уже очень скоро. Кетмень все еще соперничал с трактором, человеческие руки подменяли машину даже там, где в этом, казалось бы, не было прямой необходимости.

«В чем же дело? — думал Хошгельды. — Почему так получается? Подобным образом можно было работать во время войны, когда тракторы требовались фронту, когда приходилось экономить горючее. Но теперь!..»

Советская страна оснастила свое сельское хозяйство самой передовой техникой. Ему вспомнились сложные и хитроумные агрегаты, идущие за трактором на полях Центральной России, в степях Украины… Да, но там они работали на посевах зерновых! Ну и что же! А разве не создали советские инженеры такие же умные машины для специальных культур, для хлопчатника, наконец даже для возделывания садов? Ведь они уже есть, ведь он видел, ведь он их трогал руками. И это были не экспериментальные образцы, а серийная продукция различных заводов, уже освоивших производство таких механизмов в широких масштабах.

Ему вспомнился мощный машинный парк соседней МТС, мимо которой он проезжал по пути домой. Какие замечательные машины он видел там!

«Кстати, а почему во дворе этой МТС стоит такое количество „универсалов“ и культиваторов, когда им сейчас самое время быть на полях! Не может быть, чтобы все они ремонтировались?» Он заметил там и садово-виноградные машины, и плантажные плуги, и навесные удобрители, но следов их работы еще не обнаружил нигде. Почему междурядная обработка во всех бригадах ведется вручную?

Трактор, трактор! Подумать только, что пятнадцать лет назад дайханин мог о нем только мечтать. А теперь трактор настолько прочно вошел в жизнь туркменского колхоза, что им умеют управлять даже девушки. Так неужели же мы не научимся использовать его не только на пахоте, но и в сцепе с другими машинами? Почему они, эти машины, стоят в бездействии, почему на плантациях, на бахчах и виноградниках не слышно шума мотора?

Вот над чем ломал себе голову в тот день Хошгельды, возвращаясь в поселок и направляясь к правлению.

В дверях конторы он столкнулся с Вюши. Лицо юноши сияло, весь он излучал радость и гордость.

— Вышло, Хошгельды! — воскликнул Вюши вместо приветствия.

— Ты о чем?

— Покген-ага распорядился выдать мне ружье для охраны виноградника. Теперь я того шакала, что обирает лозы, обязательно сцапаю.

И он, не дожидаясь ответа, помчался сломя голову на склад.

В помещении правления по-прежнему сидел за столом Акмамед-ага. Склонившись над своими бумагами, он старательно водил пером.

— Можно к председателю? — осведомился у него Хошгельды.

Акмамед-ага, шепча что-то свое, невидящим взглядом посмотрел на него поверх очков. Видно, не сразу поняв, о чем его спрашивают, он немного помолчал и лишь потом ответил:

— Проходи, проходи, Хошгельды. Он у себя. Проходи, дорогой. Там, кроме Елли, никого нет.

— Салям-алейким! — громко произнес Хошгельды, отворив дверь в кабинет председателя.

— Смотри, да это, оказывается, Хошгельды! — воскликнул Покген. — Иди-ка сюда, иди и рассказывай…

Елли, встретившись глазами с вошедшим, смутился. Теперь ему стало ясно, каким образом Бахар могла выяснить, что до нее не доходят письма, что их кто-то перехватывает.

— Тебя и узнать нельзя, — продолжал Покген, оглядывая молодого человека. — Бравый джигит стал, ордена, медали!.. Ну как, благополучно вернулся?.

— Спасибо, Покген-ага, благополучно.

Настроение у Елли мгновенно испортилось, но он старался не показать виду и, гордо вскинув голову, в свою очередь тоже задал полагающиеся в таких случаях вопросы, выказав себя человеком благонамеренным и доброжелательным.

— Это очень хорошо, что ты вернулся, — искренне радовался Покген. — Поживешь в родном колхозе, поможешь нам в наших трудах. Отлично!

Хошгельды вынул из кармана направление на работу и положил его на стол.

— Покген-ага, я просил, чтобы меня направили сюда, именно в наш колхоз, где мне все знакомо, все по душе. Я ведь институт окончил. Ну вот меня и послали.

— Мы-то, признаться, все считали, что ты по военной линии пойдешь, а ты, оказывается, специалистом стал… — сказал Покген, протянув руку к бумаге.

— Я и учился, и в армии служил. Со второго курса пошел добровольцем на фронт и три года провоевал. А после ранения меня демобилизовали, и я вернулся в институт.

— Прекрасно! — произнес Покген с таким видом, будто уже успел прочесть направление. Он еще раз бросил взгляд на бумагу и опросил: — А ты по какой специальности окончил институт?

— Я агроном.

Когда-то давно у Покгена произошло крупное столкновение с участковым агрономом из-за определения срока сева. В дело вмешался райком партии, и Покгену было поставлено на вид. С тех пор много утекло воды в окрестных арыках, но к агрономам, особенно молодым, Покген и теперь относился с некоторым опасением. Похоже на то, что он считал, будто эти люди обязательно будут с ним спорить. Уж не из их ли числа и Хошгельды? Однако, подумав немного и снова покосившись на бумажку, Покген сказал:

— Так и говори, что агроном. Очень хорошо, прекрасно! — и, взглянув на Елли, добавил. — Видал? Из нашего колхоза уже агрономы пошли. Отлично! Теперь не придется спорить со всякими другими, посторонними. Свой есть!

Елли, важно сидевший рядом, не произнес ни звука, только кивнул головой.

Хошгельды почему-то сразу почувствовал, что изменить сложившийся в колхозе порядок будет не так-то легко. А изменить надо, он в этом сегодня твердо убедился.

— Не обязательно спорить, — добродушно сказал он. — Но я побывал на полях и кое о чем действительно хотел поговорить