Грозовое ущелье - Александр Генералов

— А разве вы не смогли бы снова полюбить?

Она вздохнула.

— В народе, Егор, верно говорят: покойник молчит, а за спиной всегда стоит. Вы вот мужчина видный, а как вспомню своего Пашу, сразу все внутри обрывается.

Ордынцев горячо возразил:

— Но ведь живой о живых думать должен, Дуся. Не век же вам во вдовах ходить?

— Не знаю, как дальше будет, а сейчас — нет. Зря вы, товарищ старшина, такой разговор затеяли.

И она убежала от Егора, закрывая руками лицо. Он удивленно посмотрел ей вслед и пошел дальше.

После разговора у ключа Егор не находил себе места: запала ему в сердце эта невидная на первый взгляд, худенькая женщина. Закурив, тут же бросал цигарку, снова брался за кисет. Волновало Ордынцева то, что Евдокия, как ему показалось, не поняла его. И Егор решил еще раз повстречаться с нею.

Вызвав Сурина, он смущенно сказал ему:

— Я тут кое-что из трофейного барахлишка отобрал. Отдай женщинам, пусть перешьют что-нибудь детишкам. Да и из продуктов кое-что можно выделить. Работали они старательно, грех обидеть.

— Слушаюсь, товарищ старшина, — ответил сержант.

Помолчав, добавил:

— Ты бы, Егор, с Евдокией поласковей.

— По какому это поводу?

Хитро улыбнувшись, Сурин наклонился:

— Да вон, видишь, сидит на бугре, как каменная, переживает чего-то.

— Ты что, за адвоката у нее выступаешь?

— Да нет, жалко просто.

Когда сержант ушел, Ордынцев долго не мог успокоиться, продолжал думать о ней.

…Тихо шелестит лес, мягко волнуется под свежим ветром нескошенная трава. Спят уставшие солдаты. Бодрствуют только часовые. Да эти двое, что сидят у палатки. Говорят шепотом, точно боясь разбудить намаявшихся за день косцов.

— И что ты мне попался, Егор? — тоскливо говорила Евдокия. — Провожу тебя — и снова одна.

— Жди, недолго уж осталось воевать. Вернусь когда, заберу тебя с собой. А то останусь здесь.

— Ой, миленький, когда это еще будет!

Обнимая худенькие плечи женщины, Ордынцев виновато успокаивал:

— Так ведь не век же биться будем. Может, к моим на Урал поедешь?

— Нет, Егорушка, несподручно еще сейчас ехать. Что здесь подумают обо мне? Сбежала, скажут, от трудностей.

— Я тебе деньги буду посылать. На кой они мне на фронте?

— Не надо, сама еще заработать могу. Давай договоримся с тобой так — буду ждать, покуда не вернешься. А если…

Где-то близко громыхнуло.

— Ой, что это?

Ордынцев вскочил на ноги. Его ухо уловило далекий гул моторов, доносившийся со стороны озера. Он становился все явственнее. Снова громыхнуло, теперь значительно ближе. «Неужели фашисты прорвались?» — пронеслось в голове старшины. Он бросился к машине с рацией.

— Егор, ты куда? — Евдокия побежала следом.

…Ночью майора Свиридова поднял дежурный по полку.

— Вас срочно к телефону, товарищ майор.

— Кто? — хриплым от сна голосом спросил Свиридов.

— Комбриг, Колесниченко.

Взяв трубку, майор услышал:

— Свиридов? Сейчас мне передали: из окружения вырвалась группа танков противника, за ними движется колонна автомашин с пехотой. Идут к тебе. Сейчас они находятся в двадцати километрах от Гнилого озера.

— У меня там батарея на сенокосе, товарищ полковник, — напомнил майор.

— Это капитана Корзинкина?

— Корзинкин здесь, занят приемкой боевой техники. Там остался старшина Ордынцев. Офицеров нет.

Трубка несколько секунд молчала. Потом озабоченный голос спросил:

— А он как, сумеет организовать оборону?

— Мужик грамотный. Пятый год в армии.

— Ладно, немедленно снимайся и иди полным ходом к нему на помощь.

…Когда батареи полка подошли к озеру, весь луг был затянут густым дымом. Рядом с копнами чернели громады подбитых танков. Они стояли с развороченными гусеницами, с зияющими рваными пробоинами на броне. Несколько танков продолжало гореть.

С командирской машины сошли офицеры. Они остановились возле одного из разбитых орудий. Щит был исковеркан, накатник разбит. Навалившись спиной на правило, лежал убитый с погонами старшины. В светлых усах застряла травинка. Казалось, заснул человек от усталости и стоит его тронуть за плечо, как вскинется он, готовый снова взяться за дело. Неподалеку навзничь лежала худенькая, похожая на подростка женщина. Осколок попал ей в шею.

— Так ведь это Егор Ордынцев! — воскликнул майор Свиридов, рассматривая убитого.

— Он, товарищ майор, пять танков подбил, а шестой его срезал, — сказал подошедший сержант.

— Тот самый Егор Ордынцев? — раздался сзади голос.

Офицеры обернулись. К ним подходили комбриг и командующий артиллерией армии.

— Да, товарищ полковник, — подтвердил Свиридов. — Не пропустил танки, выстоял.

— Добрый был боец, — склонил голову комбриг. — Помню его: мы с ним от Сталинграда вместе шли.

— А что это за женщина в гражданском? — спросил командующий артиллерией.

Корзинкин молчал.

— Любовь его, товарищ генерал, — ответил за него сержант. — Здесь познакомились. Хотел ее отправить в деревню, да она осталась.

— Фамилию знаете?

— Так точно: Евдокия Милашевич.

— Жалко, молодая еще… А почему старшина в лаптях?

— Тут многие лежат в лаптях, — пояснил сержант. — На сенокос старшина Ордынцев выдал. Чтобы обувь кожаную не порвали. Жалел добро.

— Да, — покачал головой генерал, — настоящий старшина… Представьте к награждению погибших, товарищ Колесниченко. И женщину — тоже…

КОНЕЦ ВОЛКОДАВА

Повесть

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Уездный город досыпал до вторых петухов, когда на Зеленой улице раздался истошный крик:

— Караул, помогите!

В ответ прозвучало несколько выстрелов и зашлись лаем дворовые собаки. Где-то хлопнула калитка, однако на улицу никто не вышел.

Когда бригада уголовного розыска прибыла на место, ворота дома-пятистенника были широко распахнуты, двери конюшни взломаны, а на веранде в луже крови лежал труп мужчины лет пятидесяти. Это был хозяин заезжего двора Егор Савичев, у которого останавливались приезжавшие на рынок крестьяне.

В комнатах все было разбросано, стулья и табуреты опрокинуты, из комода выброшено белье. Один из сотрудников заглянул в гардероб — вещи были на месте.

— А где его жена? — поинтересовался кто-то.

Перерыли все, но ни в подполье, ни на сеновале, ни даже в колодце, в котором долго ковырялись длинным багром, тела Екатерины Савичевой не нашли.

— Опросить соседей! — приказал заместитель начальника уголовного розыска Георгий Шатров, высокий молодцеватый мужчина с темными задумчивыми глазами на чуть вытянутом лице.

По одну сторону заезжего двора жил шорник Курилин, тихий скромный человек, по другую — аптекарь Левинсон. Шорник сказал, что накануне он был в гостях, крепко выпил и спал.

— А супруга моя глуха, как тетерев, — пояснил он, показывая жестом на растерянно улыбавшуюся жену.

— Вчера вы видели Савичеву?

— В чужой двор не заглядываем, — неопределенно ответил Курилин.

— Когда в последний раз у них были заезжие?

— Какие сейчас заезжие? — махнул рукой шорник. — Крестьяне сеют…

Ничего толком не добились и от супругов Левинсонов.

— У Израиля Георгиевича был с вечера сердечный приступ, — пояснила жена аптекаря, суетливо усаживая гостей. — Я с ним всю ночь промучалась. Только к утру и заснули оба.

— Савичеву в эти дни видели?

— Позавчера она заходила к нам, уже не помню зачем. Ах да, просила аспирину. А вчера ее что-то не видно было. — И добавила виновато: — Живем обособленно, друг другом мало интересуемся.

Через час труп Савичева увезли в морг. Взяв понятых, Шатров составил опись вещей.

— Никого в дом не пускать, чуть что — ставьте меня в известность, — приказал он двум сотрудникам и отбыл в милицию.

Там его уже ждали.

— Ну, что, Георгий, случилось? — спросил начальник уездной милиции Иван Федорович Боровков и окинул сотрудника угрозыска острым взглядом.

— Непонятное дело, — начал докладывать Шатров. — Вещи как будто все на месте, деньги, лежавшие в комоде, целы.

— А сколько их там?

— Немного, видимо, выручка с заезжих.

— Может, взяли больше, да хотели показать, что не за тем приходили?

— Возможно. А вот с конюшни трех лошадей свели.

— Так, так. Не цыгане ли хозяйничали?

— Откуда им, — возразил находившийся здесь же начальник угрозыска Парфен Трегубов. — Несколько лет ни одного табора в уезде…

— А золото могло быть у Егора Савичева? — снова поинтересовался начальник милиции.

— Могло, конечно, — ответил Шатров. — Я так думаю: тут дело рук людей Волкодава. Почерк их.

— Так его банду давно разгромили, — возразил Боровков, — а самого на десять лет осудили. В Красноярске отбывает срок.