Ночь Огня - Пенелопа Дуглас

наверняка в столовую.

Кристианы с ним не было. Я немедленно принялся ее искать.

Заметив ее идущей в противоположном от мужа направлении, я мгновение помедлил, наблюдая, как Кристиана скрывается в соседней комнате. Я напрягся, испытывая смутную тревогу. Такое ощущение все чаще и чаще накатывало на меня в течение последней пары лет.

Прошли дни, месяцы и десятилетия с тех пор, как я узнал, что мать Рики является и моей матерью. Все это время я ждал, когда она принесет нам то, что обязательно должна принести.

Несчастье.

Рано или поздно у нее мог случиться рецидив. Она бы забыла кого-то из моих детей в магазине или в парке. Новое положение любящей, внимательной и ответственной бабушки надоело бы ей или показалось бы слишком утомительным, и она бы потихоньку исчезла из нашей жизни.

Как бы холодно я с ней ни держался, сколько бы лет ни ограничивался односложными ответами в разговоре, ее ничего не смущало. Она была очень терпеливой.

В общем, со временем произошло обратное. Поведение Кристианы не менялось, и моя борьба начала терять накал. Трудно не восхищаться тем, как она баловала Октавию – почти всю одежду моей дочери Кристиана сшила вручную, поскольку мы не нашли качественные старинные наряды, чтобы они нравились Тави и при этом не выглядели бы как дешевый карнавальный костюм.

Кристиана чудесно относилась к Гуннару, всегда заботливо искала на распродажах запчасти, которые он мог бы использовать для своих изобретений, и не возражала, когда Фейн и Даг перевернули ее дом вверх дном, построив крепости в каждой комнате.

Она оказала огромную помощь, когда Уинтер рожала Октавию в больнице, а одна из собак Кая чуть не откусила ухо Иварсену, которому было шесть лет. Кристиана осталась с мальчиком в больничной палате двумя этажами ниже – я должен был находиться рядом с Уинтер.

Я не хотел наступать на горло собственной гордости. Мне мерещилось, что я, черт возьми, задыхаюсь.

Однако мне все больше и больше не нравилось видеть боль в глазах Кристианы, которую она пыталась скрыть, когда я игнорировал ее. Раньше мне было все равно.

Но теперь что-то изменилось.

Я последовал за ней, ноги сами понесли меня в ту сторону.

Открыв дверь, я проскользнул в соседний, меньший по размерам бальный зал, полутемный и пустой. Кристиана стояла у окна, расшитое блестками белое платье мерцало в лунном свете, а светлые волосы, собранные в пучок на затылке, как будто сияли.

Прикрыв за собой дверь, я замер.

Кристиана словно чего-то ждала.

– Ты часто так делаешь. – Я скрестил руки на груди. – Ускользаешь из комнаты, где полным-полно народа, чтобы побыть в одиночестве.

Кристиана не обернулась и обняла себя за плечи.

– Я сделала это, чтобы ты пошел за мной, – ответила она. – Предположила, что ты не станешь разговаривать при посторонних.

– Думаешь, что знаешь меня?

Кристиана повернула голову, встретившись со мной взглядом.

– Это ты меня не знаешь. – Ее голос смягчился. – Мне очень многое нужно сказать. Я ждала возможности – и дождалась.

Я не пошевелился. Ладно, давай. У тебя ушли годы на подготовку.

Отчасти я умирал от желания выслушать ее, хотя бы для того чтобы разбередить старые раны и снова разозлиться. Причем достаточно, чтобы вспомнить, почему я должен ее ненавидеть.

Кристиана бросила меня. Отвергала каждый день, в течение долгих лет.

Пусть она и хороший человек, но какое это теперь имеет значение? Нужна ли она мне сейчас?

Нет.

– Ты помнишь игрушечного медвежонка, которого я подарила Иварсену на его первое Рождество? – Кристиана полностью повернулась ко мне.

Я по-прежнему не двигался. И молчал.

Но я помнил. Медведь был маленький, примерно в половину роста Иварсена, с красной лентой, повязанной вокруг шеи. Он был завернут в старую, мятую коричневую бумагу, перехваченную пыльным бантом. Я еще подумал тогда, что презент выглядит неуместно среди шикарных пакетов и коробок с прочими подарками Иварсену.

Кристиана вздохнула, и мое напряжение возросло.

Что дальше? Она украла медведя, когда была под кайфом? Хотела подарить его Мэддену? Что?

– Этот медвежонок предназначался тебе, – сказала она. – Я купила его для тебя, когда ты был совсем маленьким.

Я сжал челюсти.

Кристиана сглотнула, но пока не сделала попыток приблизиться ко мне.

– Я решила, что найду способ передать игрушку тебе… как и все остальные подарки, которые я покупала на Рождество и дни рождения на протяжении многих лет.

Я уставился на нее, не мигая.

– Музыкальную шкатулку, которую я вручила Октавии, игрушечные грузовики Фейна, лодку с дистанционным управлением и книги, которые я подарила Дагу и Гуннару…

У меня ком встал в горле, я попытался его сглотнуть, но не смог.

Это подарки для меня. Я представил тщательно упакованные игрушки, собирающие пыль на чердаке и ожидающие появления ребенка, который никогда их не откроет, но усилием воли отогнал образ.

– Что ты делаешь?

– Даю тебе фору, – ответил он, сделав еще шаг.

В животе все перевернулось.

– Но я не… Я не хотела играть!

– О, ты играла со мной целую ночь, – прошептал Кай, в его голосе слышалась хрипотца. – Беги. Потому что я превращаюсь в совершенно другого человека, когда никто не смотрит. © Пенелопа Дуглас.«Убежище»

И что дальше? В детстве у меня были любые игрушки, о которых я только мог мечтать. У меня было все, что можно купить за деньги. Я не скучал по тем временам.

– Виновата только я одна. – Кристиана шагнула ко мне. – А в том, что… что случилось с тобой в детстве, твоей вины нет. И нет вины тех, кто тебя растил. – Она покачала головой. – Они не были образцовыми людьми. Мы не могли ожидать от них прекрасных поступков, но когда-то я была хорошим человеком, и пусть я не знала, насколько плохо тебе придется, но понимала, что поступила неправильно.

Я стиснул кулаки, сунув их под мышки.

Кристиана опустила голову, и что-то мерцающее упало с ее щеки.

– Я хотела провалиться сквозь землю. – Голос был хриплым от слез. – Я заслужила смерть. Я пыталась умереть.

Каждый мускул в моем теле напрягся.

– Боже, я мечтала, чтобы все закончилось, – прошептала она, и ее плечи задрожали. – До встречи с твоим отцом я и понятия не имела, насколько уродливым может быть мир.

Комната расплылась у меня перед глазами. Да уж, метко сказано. Отец умел все вокруг превратить в тьму и ад.

– Я была сущим ребенком. – Она подошла ближе. – До восемнадцати лет не умела ездить на велосипеде. Шредер научил меня. Меня всегда чрезмерно оберегали. – Слезы текли по ее лицу, наверняка Кристиана вспоминала о девочке-подростке, которая была даже моложе, чем Рика в те времена, когда я терроризировал ее.

Бэнкс, Уинтер, Эм, Рика. Они, несомненно, пережили бы то, через что прошла Кристиана, но… у них остались бы раны. Глубокие – душевные и телесные.

При одной мысли об этом меня скрутило от злости.

– Рика очень долго чувствовала себя одинокой, – пробормотала Кристиана. – Тихая, кроткая, она всегда прижималась носом к стеклу, пытаясь заглянуть в мир, в который ждала приглашения войти. У нее не было голоса: я не дала его Рике.

Точно.

– Годы сменяли друг друга, – продолжала она, – и любой момент протрезвления, как нож, вонзался в мой мозг. Я не могла выносить этот кошмар. Мне было невыносимо вспоминать тебя. Я ощущала себя слабой.

Я знал, каково ей. В доказательство у меня остались шрамы. Кристиана использовала таблетки. Я прибегал к бритвенным лезвиям.

Но я не считал это слабостью. Таков мой способ справиться с ситуацией. Я же должен что-то делать.

– Но она тем не менее нашла свой путь, правда? – спросила Кристиана и продолжила, не дожидаясь ответа: – Майкл, Кай Мори, Уилл Грэйсон… ты. Я должна была знать, что жизнь найдет способ позаботиться о ней. Мне следовало догадаться, что вы найдете друг друга. – Нежная улыбка промелькнула на ее губах. – Теперь Рика разговаривает так, словно за ее спиной стоят десять тысяч солдат. Благодаря тебе. Не мне.

Рика поняла, кем не хочет становиться, ежедневно воочию наблюдая, как выглядит потраченная впустую жизнь, – точно так же, как и мы с Бэнкс когда-то.

– И ты счастлив, – добавила Кристиана. – Благодаря Уинтер. Не мне.

Значит, Кристиана осознала, чему