Кит плывет на север - Анастасия Строкина

Ему так не хотелось жить одному, и тогда он подумал, что на дне океана ему, наверное, будет хорошо: там много разных рыб — больших и не очень, быстрых и медленных, ярких и цвета северных облаков. Там, на дне, ему будет спокойно, и никто его не выгонит, и станет он дружно соседствовать — не с людьми, так с рыбами.

И вот он лежит на дне, наблюдает за пестрым рыбьим движением. Поначалу рыбам понравилось, что у них появился такой Великан — в его длинных волосах можно устроить дом и растить маленьких рыбок, за его телом можно прятаться от всех больших голодных.

Но однажды Великану захотелось перевернуться на другой бок. И он, сам того не желая, устроил настоящий переполох. Рыбы возмутились: «Зачем без причин поднимать волны? Лежишь себе и лежи камнем!»

Но однажды Великану захотелось посмотреть на солнце. Он вынырнул из океана, собрал солнечных лучей и выпустил их на дне. Засветился океан, и подслеповатые глубоководные рыбы сощурились и недовольно забубулькали: «Что за безобразие! Кто это придумал, чтобы на самом дне океана светило солнце?».

Но однажды Великану захотелось поесть земли. И он — горсть за горстью — принялся есть дно, и взбаламутил воду, и вода стала мутной. А пестрые рыбы ругаются: «Кто теперь увидит наши наряды? Кто сможет в такой мутной воде разглядеть нас?».

И собрались рыбы на всеокеанский совет, и решили прогнать Великана со дна — обратно, на сушу. Выбрали они посла — князя всех лососей — Чавычу, чтобы он сообщил Великану об их решении:

— Плыви, — забубнил, — подобру-поздорову,Да так, чтоб тебя мы не видели снова!

Великан не поверил словам лососевого князя и сказал: «Пускай те рыбы, кто и в самом деле хочет, чтобы я навсегда вернулся на сушу, вырвут по волосу с моей головы». Рыбы заметались, сбились в стаи, но мало-помалу, одна за другой стали они подплывать к Великану и выдергивать по волоску в знак того, что пора ему покинуть их, рыбий океан. И пускали они его длинные волосы по воде, и проросли его волосы водорослями, в которых поселились стаи рыб, больших и не очень, пестрых и разных.

И столько они надергали великаньих волос, что ни одного у него не осталось. Понял Великан, что не получится у него дружного соседства с рыбами, вернулся на берег, сел на черный песок. Сел и подумал: «Не надо было мне к рыбам без спросу. Но теперь я знаю, что без спросу к рыбам не надо». Он провел ладонью по своей лысой голове и придумал новую песню:

                  Как же мне быть теперь? И днем, и ночью                   Всюду за мной бредет серое одиночье.                   Я ему говорю: «Послушай, откуда ты здесь такое?»                   А оно моргает в ответ — серое и глухое.                   Я ему: «Уходи, — говорю, — за гору, за реку, в поле!»                   А оно все молчит, молчит, серое и слепое.

Великан еще немного посидел у океана, подумал о людях и рыбах. Вдруг мимо него пролетел радостный Ара: «Что, Великан, грустишь? Приходи к нам на Арий остров — у нас всегда шумно и весело!» Последние слова Ары донеслись до великаньих ушей с ветром, а самого его и след простыл.

«Ну что ж, — сказал Великан сам себе, — может быть, птицы примут меня», — и отправился на шумный, суетливый, неугомонный птичий остров.

Поначалу птицы обрадовались, что у них на острове появился человек-скала, что на нем можно устраивать гнезда, прятаться от непогоды, и он, в отличие от настоящей скалы, всегда теплый! И Великан с радостью подарил свое тело птицам — чтобы им было тепло и уютно.

Но однажды он захотел попить дождя, встал под большой черной тучей — и птицам это очень не понравилось: «На взаправдашней скале, может, и прохладнее, зато точно посуше!»

Но однажды он захотел размять ноги — и птицам это понравилось еще меньше: «В настоящей скале ничего не трясется, и в гнездах все спокойно!»

Но однажды он захотел спеть песню — и это птицам совсем не понравилось: «Вот еще! Ни одна настоящая скала не позволит себе голосить громче нас, птиц!»

И тогда птицы решили прогнать Великана:

Щебечут: «Лети, подобру-поздорову,Да так, чтоб тебя мы не видели снова!»

Сначала они клюнули его в правую ладонь, потом в левую, и потекла кровь, и стало Великану больно. Аккуратно, чтобы ни один птенец не упал, он снял птичьи гнезда со своей лысой головы и плеч.

«Тяжело им, птицам, со мной», — подумал Великан и пошел обратно на свой Остров. И пока он шел, капли крови падали на землю и поднимались ягодами.

Он вышел к берегу речки, принюхался: «Здесь недавно пробежал Акчинук». Великану больше никуда не хотелось. Он посмотрел на следы Акчинука на снегу. Они семенили — лапа за лапой. Чуть подальше к ним присоединились другие следы, третьи, и еще дальше виднелась уже целая вытоптанная поляна, и уже не разобрать, где чьи следы на ней.

Из деревни доносились голоса рыбаков: они о чем-то спорили. Скоро к ним присоединились другие голоса — самые разные, и они все смешались в ушах Великана в один голос.

Мимо него пролетел Баклан-Говорушка и скрылся в туче, похожей на большую медленную рыбу. Вслед за ним появился другой Баклан и, пролетая над ушами Великана, спросил:

— Эй! Большие глаза! Ты не видел, куда полетел мой брат?

Великан ничего не ответил и только указал в сторону тучи-рыбы. Туча-рыба плыла по небу вместе со своим отражением, которое плыло по океану.

«Я бы тоже хотел, чтобы у меня были братья, и сестры, и много-много всех остальных», — подумал Великан.

И тогда он глотнул тумана, запил его дождем и принялся рыть большую-большую яму. Когда дело было окончено, Великан лег в эту яму и засыпал себя землей и снегом. А много месяцев спустя, радуясь солнцу, его тело проросло огромными красивыми грибами — каких не растет нигде, кроме Острова. И так их много, что, сколько ни собирай, меньше не становится. Приезжайте — увидите сами.

Той же ночью, едва простившись с Великаном, мамору открыл глаза:

— Кит! Кит! Проснись!

— Медузу тебе в ухо! Что стряслось? — недовольно спросил Кит.

— Поплыли! Поплыли вперед! Я теперь точно узнаю его! — кричал мамору и подпрыгивал на спине Кита.

— Так ведь темно, как в норе у осьминога! Что ты увидишь в такую темень? — заволновался Кит.

— Это не важно, — уверенно сказал мамору. — Я его узнаю. И если не глазами, то лапами — по ямкам и камням! А если не лапами — то носом! По запаху! А если не носом…

— Нет, мамору! — возразил Кит. — Я не хочу, чтоб ты ошибся и превратился в камень! Отрубите мне хвост, но мне не все равно, что с тобой будет!

Мамору слушал и не верил своим ушам: неужели ему, огромному, видавшему сотни островов и мамору, неразговорчивому, угрюмому, неужели ему не все равно? Но даже эти мысли не смогли остановить взволнованного мамору.

— Пожалуйста, поплыли! — просил он. — Я точно не стану камнем! Я точно его узнаю!

Кит нехотя тронулся с места и поплыл вперед, в темноту.

— Кит, спасибо, — сказал мамору.

— Вот еще, — ответил Кит. — Это моя работа — развозить вас всех по островам. И днем, и — тысяча акул! — ночью.

— Ну нет, — улыбнулся мамору. — Спасибо за то, что тебе не все равно.

— Вот еще! — пробубнил Кит.

Но оба уже ждали встречи с Островом.

— Нет! Не то! Дальше! И это не то! Еще дальше! — мамору чувствовал себя настоящим капитаном Кита.

А Кит сильно волновался, потому что не верил в успех ночных поисков.

— Дальше! Дальше! — только и успевал выкрикивать мамору.

И Кит плыл дальше и дальше на север.

Перед самым рассветом мамору, уставший смотреть во все глаза, слабым голосом произнес: «Вон тот, длинный»… И упал прямо на свой хвост.

Кит побрызгал мамору водой:

— Эй, дохлая селедка! Поднимайся!

Мамору открыл глаза.

Кит подплыл совсем близко к берегу, и мамору сделал первый неуверенный шаг на черный песок. Лапа за лапой, шаг за шагом, звук за звуком, он принялся осматривать Остров, изучать его. И Остров внимательно вглядывался в него.

— Мой! Мой! — закричал мамору изо всех оставшихся сил. — Кит! Я нашел его! Это мой Остров!

Мамору услышал, как соленые волны навевают сон, и представил спящего на берегу Акибу, потрогал черный песок и вспомнил про Акчинука, увидел отражение луны в Океане и подумал про ее сестру — Лазоревую Луну, посмотрел на землю, понюхал ее. Она пахла грибами. Он знал, что это Великан посылает ему знак. Звезды стали гаснуть одна за другой, но мамору уже не было страшно: звезды гаснут и загораются снова, и гаснут навсегда. А он знал, что есть нечто сильнее этого, сильнее законов добра и сильнее зла Черной Рыбы.

Мамору забрался на холм, и с холма он увидел, что Остров похож на Кита, и что за ним выстроились в ряд его братья.