Принцесса - Клэр Кент

не для всех было бы важно твое согласие. Все меняется, и не в лучшую сторону.

Его слова, тон и выражение лица напряженные, почти свирепые, и это остужает остатки моего гнева, как волна.

Все, что у меня остается — это бесформенная тревога, которая заставляет меня дрожать. Я прижимаю руки к груди.

Я так сильно хочу вернуть своего папу, что у меня трясутся плечи.

— Черт, пожалуйста, не плачь, — Грант протягивает руку, как будто его первым побуждением было утешить меня, но он опускает ее, не коснувшись меня.

— Я не плачу, — отвечаю я ему, говоря в основном правду. Я прочищаю горло и делаю хриплый вдох. — Ладно. Думаю, я отчасти понимаю это. Я по-прежнему чувствовала себя здесь в безопасности, но, возможно, это было скорее невежеством, чем безопасностью. Но ты позаботился о том, чтобы я всегда оставалась одинокой. Как я могу найти партнера и быть менее уязвимой, если ты позаботился о том, чтобы никто никогда не осмелился приблизиться ко мне?

Грант моргает. Это одна из немногих неосторожных реакций, которые я видела у него.

— Есть кто-то, кто тебя интересует? Если есть, дай мне знать, и я позабочусь, чтобы он знал, что все хорошо.

Здесь нет никого, кто бы меня интересовал. Даже Бен уже не привлекает. Здесь речь идет скорее о принципе, чем о практических аспектах.

Но, может быть, я хватаюсь за мелочи, когда на кону на самом деле стоит жизнь и смерть. Может, я действительно глупая, избалованная принцесса, которой я так старалась не быть.

— Мне все это не нравится, — шепчу я. Это похоже на признание. На риск.

— Я знаю, — бормочет он, и в его мягком голосе слышится больше резкости. — Я тоже не в восторге.

Мне требуется минута, чтобы взять себя в руки. Я глубоко дышу. Скрещиваю руки на груди. Закрываю глаза и пытаюсь вернуться к мрачному, спокойному оцепенению, в котором жила последний год. Оно не было хорошим, но по сути являлось безопасным.

Оно больше не возвращается.

Оно не вернется, даже когда я мысленно потянусь к нему.

Грант ранее сказал, что я совершенно уязвима, и именно так я чувствую себя прямо сейчас. Как будто я сижу на выступе, и со всех сторон мне грозит сокрушительное падение. Я не могу так жить. Я должна что-то сделать, чтобы дать отпор.

— Могу я попросить об одолжении? — я кое о чем подумала, и мне нужно сказать это, пока я не струсила.

Грант спокойно ждал, пока я возьму себя в руки. Он выпрямляется, услышав мой вопрос.

— Конечно. Что тебе нужно?

— Ты можешь научить меня самообороне?

Он внимательно изучает меня, не отвечая сразу.

— Пожалуйста? Мне не нравится чувствовать себя так. Я не хочу быть такой уязвимой. Но я не знаю, как стрелять из пистолета, или ударить кого-то кулаком, или вырваться, если кто-то схватит меня. Ты можешь научить меня? Пожалуйста?

Я не знаю, почему он колеблется. Похоже, он хотел бы, чтобы я этому научилась. Если я буду сильнее, это, безусловно, облегчит его работу. Я испытываю облегчение, когда он, наконец, медленно кивает.

— Да. Я научу тебя.

— Хорошо, — я слегка хмурюсь, глядя на него и чувствуя себя самой собой, чего не случалось уже целую вечность. — Это меньшее, что ты можешь сделать после того, как разрушил все мои перспективы отношений.

***

Я встречаюсь с Грантом в семь тридцать того же вечера на стрельбище. У него уже есть маленький пистолет, который он выбрал для меня, и он показывает мне основы использования и ухода за ним. На нашем первом уроке я не очень далеко продвигаюсь, но мне все же удается нажать на спусковой крючок и выстрелить в непосредственной близости к мишени.

Затем мы идем в отдельную комнату, которую охранники используют для тренировок. Грант расстилает коврик и начинает учить меня приемам самообороны.

Я хочу перейти к некоторым реальным приемам, но он считает, что лучше начать с прочного фундамента бойцовских навыков. Итак, мы тратим сорок пять минут на отработку основных ударов руками, блоков и пинков.

Я в отличной форме после плавания, но это так однообразно и утомительно, и мне кажется, будто я ничего не добиваюсь. Когда я упоминаю об этом, Грант коротко спрашивает меня, не думала ли я, что смогу освоить совершенно новый навык за один присест.

Конечно, он прав.

Но это займет целую вечность. И все это время, пока я учусь, мне придется находиться в тесном контакте с Грантом.

По большей части он вежлив и деловит. В его поведении нет ничего дружелюбного или мягкого. Но у меня самая странная реакция на пребывание так близко к нему.

Я не могу думать ни о чем, кроме его тела. На нем старые спортивные штаны и белая футболка, и чем больше мы работаем, тем сильнее он потеет. Меня это не смущает. Я тоже вспотела. И блеск пота, кажется, подчеркивает чувственность его физической формы.

У него мощные руки. Толстые бедра и восхитительно упругая попка. У него темные волоски на предплечьях и щетина на подбородке, а его каштановые волосы становятся все более и более растрепанными, так как он любит запускать в них пальцы, когда испытывает нетерпение.

Большая часть его нетерпения направлена в мой адрес. Я знаю это, хотя он никогда ничего не говорит, чтобы выразить недовольство.

Моя озабоченность его физическим телом становится все сильнее по мере продолжения практики. Пока, наконец, Грант не заходит мне за спину, чтобы показать, как лучше расположить руки для удара. Он прижимается своей грудью к моей спине и обхватывает мое тело обеими руками, чтобы двигать моими так, как ему хочется. Такое чувство, что он обнимает меня. Его твердое, горячее тело плотно прижимается к моему.

Моя кровь пульсирует. У меня в горле. В моих ушах. В кончиках моих пальцев. И в возбуждении, пульсирующем у меня между ног.

Прошло много времени с тех пор, как я чувствовала что-либо похожее на возбуждение, и это происходит так быстро, что почти причиняет боль.

Это пугает меня. Я делаю быстрый шаг вперед. Моя спина сразу же холодеет из-за отсутствия его тела.

Холодная и пустая.

— Извини, — бормочет Грант, очевидно, прочитав мою реакцию. — Прости. Я не хотел давить на тебя.

Я слишком смущена, чтобы смотреть ему в глаза. Он, очевидно, понял, что мне нужно было уйти от него, но, видимо, не знает почему. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пусть он не поймет, что я сейчас возбуждена.

— Я думаю, мы все равно