Вожди белых армий - В. Черкасов-Георгиевский

Переговоры между калединским правительством и казачьим ВРК прошли в Новочеркасске 15 января. Руководство ВРК, как когда-то и ростовские большевики, выдвинули атаману ультиматум о сдаче власти. В это время кумир молодежи, храбрец подполковник В. Чернецов со своим партизанским отрядом из восьмисот офицеров, гимназистов, кадетов, студентов разбил в Каменской ревкомовские части. Каледин предложил самому ВРК распуститься.

Тогда верхушка казачьего ВРК 19 января признала власть ВЦИКа и Совнаркома, сплотившись с Донским областным ВРК. На следующий день объединенные силы красных обрушились на чернецовцев, разгромив партизан, подполковника же изрубили шашками. Деникин потом писал:

"Со смертью Чернецова как будто ушла душа от всего дела обороны Дона. Все окончательно развалилось". В это время добровольческие части стояли на более опасном оперативном направлении в Ростове. Но в конце января на них с севера, запада и востока навалились красные, Алексеев с Корниловым решили уходить с Дона, сообщили об этом Каледину.29 января атаман собрал в своем дворце войсковое правительство, прочитал телеграмму добровольческих вождей. Он сообщил, что для защиты Донской области на фронте нашлось лишь 147 штыков, и добавил:

— Положение безнадежно. Население не только нас не поддерживает, но настроено враждебно. Сил у нас нет, сопротивление бесполезно. Я не хочу лишних жертв, лишнего кровопролития. Предлагаю сложить свои полномочия и передать власть в другие руки. Свои полномочия войскового атамана я слагаю. Потом Алексей Максимович ушел в свои комнаты. Сел там за стол и написал предсмертное письмо генералу Алексееву с такими выводами:

"Казачество идет за своими вождями до тех пор, пока вожди приносят ему лавры победы, а когда дело осложняется, то они видят в своем вожде не казака по духу и происхождению, а слабого проводителя своих интересов и отходят от него. Так случилось со мной и случится с Вами, если Вы не сумеете одолеть врага…"

Закончив, Каледин застрелился. Мысли, высказанные им в письме, оказались во многом пророческими. Калединское самоубийство всколыхнуло Дон. На другой день на Большом Войсковом круге съехавшиеся депутаты от станиц и войсковых частей объявили себя властью и избрали войсковым атаманом А.М.Назарова, а походным — генерала П.Х.Попова. Назаров тут же начал мобилизацию казаков от семнадцати до пятидесяти пяти лет и разгромил в Новочеркасске Совет рабочих депутатов, а Ростов-на-Дону объявил на военном положении. 9 февраля (отсюда все даты — по новому стилю) 1918 года красные войска под командованием Сиверса начали штурм ростовских оборонительных сооружений. Добровольцев могли окружить, Корнилов приказал отходить за Дон в станицу Ольгинскую.

Генерал Алексеев в прощальном письме написал своим близким:

"Мы уходим в степи. Можем вернуться только, если будет милость Божья. Но нужно зажечь светоч, чтобы была хоть одна светлая точка среди охватившей Россию тьмы". Верховный руководитель Добровольческой армии Алексеев, ее командующий Корнилов, заместитель командующего Деникин и штабные собрались в вестибюле дома ростовского миллионера Парамонова. Взяли винтовки и карабины, зашагали по ночным опустевшим улицам к выстроенным в поход добровольцам. На месте сбора распределили четырехтысячную колонну с несколькими орудиями и тремя десятками повозок. Скомандовали. Пошли в ночь Корниловский ударный полк подполковника Неженцева, Георгиевский — полковника Кириенко, офицерские батальоны полковников Кутепова, Борисова, Лавреньтьева, Тимановского, юнкерский батальон капитана Парфенова, Ростовский добровольческий полк генерала Боровского, кавалерийские дивизионы полковников Гершельмана и Глазенапа, другие мелкие части.

В стылой темноте впереди "светлой точки" Белой гвардии шли бывшие: два Верховных главкома Русской армии, один командующий фронтом, начальники высших штабов, корпусные командиры с вещмешками за плечами…

Следующий день был почти сплошь белым. Глубок снег, в котором утопал передовой колонны Корнилов в высокой папахе. Посадили на повозку опиравшегося до этого в строю на палку Алексеева, которого приступы тяжелой болезни почек доводили до потери сознания. Он устроился рядом с чемоданом, там вся казна армии: миллионов шесть кредитными билетами и казначейскими обязательствами. Рядом с его повозкой шел, вскинув карабин на плечо, генерал Деникин в потрепанном еще в Быхове штатском костюме и дырявых сапогах; хорошо, хоть меховой шапкой на бритую голову выручили. Растянувшаяся в снегах колонна все же двигалась бодро:

36 генералов, более двух тысяч офицеров, более тысячи рядовых, тут особенно веселые юнкера, кадеты, гимназисты. Великая им выпала честь идти на смерть с такими командирами и товарищами… Врачи, чиновники, сестрички милосердия, раненые в обозе. Вперемешку шинели, пальто, платки, гимназические фуражки.

Трехцветно реял над ними флаг — русский, единственно поднятый на бескрайней земле России… В станице Ольгинской остановились на четверо суток, был Военный совет. Опять столкнулись точки зрения Корнилова и Алексеева.

Корнилов стремился поскорее выйти к Волге, на север, чтобы оттуда идти на Москву. Его поддерживал генерал Лукомский, считавший: надо уходить в задонскую Сальскую степь, в так называемый район зимовников вместе с походным атаманом генералом Поповым, который в это время вырвался от красных в Новочеркасске с полутора тысячью конников, пятью орудиями и сорока пулеметами. Там, рассуждали сторонники корниловского мнения, красные отряды не были опасны, те вели "эшелонную войну" и боялись отрываться от железных дорог. С Задонья открывался путь на Волгу вдоль магистрали Торговая — Царицын.

Осторожный Алексеев занял рассчетливую позицию, настаивая идти наоборот, на юг, на Кубань:

— Идея движения на Кубань понятная массе, она отвечает той обстановке, в которой армия находится.

Ему вторил Деникин, назначенный начальником 1-й Добровольческой дивизии:

— Следует двигаться на Екатеринодар, где уже собраны некоторые суммы денег на армию, где есть банки, запасы. Богатый Екатеринодар, еще находившийся в руках кубанской Рады, большинству генералов казался заманчивее. Казачий же потомок Корнилов стоял на своем и потому что лучше всех этих генералов знал казачью психологию. Он не сомневался, что колебания и «нейтралитет» донцов временны: стоит их переждать, и после прихода красных свободолюбивые казаки истинно поднимутся. Это и произойдет на самом деле. Генеральское большинство все-таки настояло на своем — на Кубань! В донских станицах по пути они уже столкнулись с местным «энтузиазмом» и разуверились в батюшке тихом Доне:

огромное село в лучшем случае «наскребало» десятка два добровольцев. А атаман Попов ушел с верными казаками на Задонье в свой Степной поход.

Стоит согласиться с мнением зарубежного историка генерала Головина, считавшего это решение "редкой стратегической ошибкой" Алексеева. Взятый добровольцами курс на Екатеринодар потребовал от них предельно выложиться. В это же время и бывшая русская Кавказская армия отходила из Турции на Кубань, оказалась на ней запертой и послужила для большевистских начальников отличным кадром для создания многочисленной красной 11-й армии. Кроме того, пока добровольцы будут сражаться на Кубани, Троцкий успеет выиграть время для создания Рабоче-Крестьянской Красной армии. После ухода немцев она станет дисциплинированно драться с белыми.

Стали добровольцы собираться в свой первый поход. Провели инвентаризацию имущества, реорганизовали армию, укрупнив части.

28 февраля 1918 года Добровольческая армия двинулась в свой Ледяной поход — 1-й Кубанский. Празднично светили почистившие перышки ветераны-полки. Отливали малиново-черными фуражками и погонами корниловцы с трехцветными или «ударными» красно-черными знаками-углами на рукавах. Черный ("Смерть за Родину") и белый ("Воскресение России") были основными цветами Офицерского полка.

Этим же днем добровольцы выбили красных из станицы Кагальницкой. А большой бой они дали в пушкински ясный, слегка морозный день 6 марта у крупного села Лежанка уже в Ставропольской губернии. Атаковать Офицерский полк пошел в авангарде. Старые и молодые полковники шагали взводными. Впереди всех — 39-летний полковник Н.С. Тимановский, прозванный Железным Степанычем, как всегда в атаке, с трубкой в зубах. Под заломленной черной папахой — очечки на круглых неподвижных глазах, выбритые углом усы: печатает широким шагом, хотя семнадцатью старыми ранами перебито тело. Одну из рот ведет сухой, крепкий А.П.Кутепов, черная фуражка на затылке, смоляные усищи и бородка вздрагивают — отрывисто командует молодежи, те развеселились будто на балу… Проносится на коне к головному отряду С.Л.Марков, матерком разнося кого-то…