Кольцо (Звонок) - Кодзи Судзуки

Сев за компьютер, Асакава на время выкинул из головы историю с вирусами, достал конспект и магнитную кассету с последним интервью и резво принялся за верстку материала. Статью надо было закончить в течение дня. Завтра, в воскресенье, вместе с женой Сидзукой они решили навестить невестку — Ёсими Оиси. На самом деле Асакава хотел своими глазами увидеть место, где умерла Тиэко, и, что называется, «понюхать воздух». Естественно, Сидзука тут же согласилась ехать с ним, дабы выполнить долг сочувствия и хоть как-то успокоить сестру, потерявшую единственную дочь, но об истинной цели визита, разумеется, не догадывалась.

По ходу набрасывая в уме пока еще смутные контуры будущей статьи, Асакава застучал по клавишам.

6

Сидзука, жена Асакавы, виделась со своими родителями впервые за последний месяц. С тех пор, как умерла Тиэко, они каждый выходной приезжали из Асикага в столицу и проводили время с ее сестрой, разделяя с ней боль утраты. Сидзука об этом только сегодня. Невыносимо больно было видеть лица родителей, еще больше постаревших от охватившего их горя. Раньше внуков у них было трое. У Ёсими — старшей дочери, была Тиэко. Средняя дочь Норико родила сына Кэнъити. У Асакавы и Сидзуки родилась дочка Ёко. По одному внуку от каждой дочери — не сказать, что и много. Всякий раз, встречаясь с первой своей внучкой, родители неизменно расплывались в улыбке, и нянчились с ней в свое удовольствие. Родители Сидзуки едва ли не тяжелее переживали смерть внучки, чем сестра с мужем; горе их прямо-таки подкосило. Неужели внуки так много значат для людей?…

Сидзука, которой едва стукнуло тридцать, всеми силами пыталась осознать горе сестры, представляя, что значит потерять собственного ребенка. Но, как бы то ни было, ее дочке Ёко едва исполнилось полгода, и неуместно было сравнивать ее с Тиэко, умершей в 17 лет. Сидзука не могла даже представить себе, насколько все эти годы могли углубить родительские чувства.

Около трех часов дня родители начали потихоньку собираться домой в Асикага. Сидзука диву давалась: с чего это вдруг ее муж, постоянно ссылающийся на занятость, сам предложил навестить невестку, которую, к тому же, мало знал. А ведь даже на похоронах не показался, у него, мол, «с рукописью сроки поджимают». А гляди ж ты: время к ужину, а он о возвращении и не заикается. Тиэко ему, почитай, дальняя родственница, и виделись-то они всего-ничего, казалось бы… Ни о чем особенно не говорили, так что ему бы соболезнования выразить, да и раскланяться.

— Ну что, мы наверное уже… — прошептала Сидзука Асакаве, потрепав его по коленке.

— Смотри, вон Ёко у нас совсем сморилась. Может, лучше ее здесь уложить?

Дочку они взяли с собой. После обеда она обычно спит — вот и клюет носом. Но если ее положить, то придется здесь пробыть еще часа два, не меньше.

— Что же, она в поезде не поспит? — пробурчала Сидзука.

— Да ну, я уже однажды вкушал это удовольствие. Нет уж, спасибочки.

Когда Ёко засыпает в полном вагоне, то разваливается так, что ее совершенно невозможно держать. Руки-ноги раскидает, а уж если заорет, вообще стыда не оберешься. А шипеть на нее — только масла в огонь подливать, так что лучше уж спокойно дать ей поспать, если есть на то возможность. Иначе придется Асакаве сидеть в поезде, ловя косые взгляды пассажиров, и многозначительно демонстрировать горестную физиономию, дескать, «вам-то ладно, а нам-то каково». Да и Сидзука наверняка не хотела бы любоваться видом играющего желваками супруга.

— Ну, смотри. Тебе видней.

— А то ж! Вот, давай ее на втором этаже и пристроим. Ёко с полузакрытыми глазами сидела у мамы на коленях.

— Давай, я ее уложу, — предложил Асакава, погладив дочку по щеке.

Что ни говори, а из уст мужа, никогда особо не отличавшегося заботой о детях, эти слова звучали по меньшей мере странно. Или это он так проникся горем потерявших дочь родителей, что вдруг себе изменил?…

— Да что с тобой? Что-то ты мне не нравишься сегодня…

— Все нормально. Она сразу уснет. Не бойся, я все сделаю.

Сидзука передала дочь Асакаве.

— Ладно, давай. Почаще бы ты так, вообще бы было замечательно…

Переходя от мамы в руки отца, Ёко на секунду встрепенулась, но тут же заснула, не успев даже запищать. Асакава с дочерью на руках поднялся по лестнице. На втором этаже было три комнаты: две японского стиля и одна европейская, где раньше жила Тиэко. Дочь он уложил на татами в южной комнате, укутав в одеяло. Ёко уже вовсю спала, забавно посапывая, и убаюкивать ее было незачем. Асакава вышел в коридор, взглянул, не идет ли кто по лестнице, и проскользнул в комнату слева. Неприятно, конечно, ворошить частную жизнь уже умершего человека, что и говорить. Сколько раз приходилось упрекать себя за это. Но, чтобы достичь большой цели, чтобы остановить большее зло, приходится грешить по мелочам. И, что самое противное, всегда подгоняешь под все какую-то концепцию, чтобы придать системе сделок с совестью праведный вид. Он искал самооправдание: «Я же не для статьи, мне же только надо выяснить, когда и где эти четверо оказались вместе… Так что, извините, мы на минутку!»

Асакава выдвинул ящик стола. Письменные принадлежности, обычные для школьницы. Только разложены потрясающе аккуратно. Три фотографии, коробочка для мелочей, бумага, блокнот, швейный набор. Может быть, после смерти дочери родители успели прибраться? Вроде бы нет, не похоже. Видимо, она сама обожала порядок. Дневник бы какой найти, чтобы все черным по белому: «Ёко Цудзи, Такэхико Номи, Сюити Ивата и я, вчетвером остановились там-то и тогда-то». Да, не плохо бы… Асакава наобум взял с книжной полки тетрадь, пробежал глазами по страницам. Из глубины ящика вытащил другую, гораздо более смахивающую на девичий дневник. Первые несколько страниц заполнены для проформы, все даты уже довольно старые. В ярком пластиковом ящике на краю стола вместо книг — маленькая туалетная шкатулка в мелкий цветочек. Внутри россыпь дешевой бижутерии. Сережки почти все растеряны, немногие можно собрать по парам. Карманная расческа, несколько волосков запутались в зубьях.

У школьниц есть свой специфический запах, который сразу почувствовался, стоило только открыть встроенный в стену платяной шкаф. Разноцветные платья и юбки висят плотными рядами. Родители, похоже, еще не решили, что делать со всей этой одеждой, еще хранящей запах их дочери. Асакава прислушался к звукам снизу. Если его застанут здесь, да за таким занятием — вот будет номер! Ходьбы вроде нет, Сидзука разговаривает с сестрой. Тщательно, по одному, Асакава прощупал карманы. Носовой платок, обрывок билета в кино, пластик жевательной резинки, дальше… Дамская сумочка, внутри салфетки, футляр для проездных билетов. А в нем что? Проездной на метро от Яманотэ до Цуруми, школьное удостоверение, какая-то карточка, на ней имя. Юки Нонояма, или что-то в этом роде, редкое написание. Может быть, «Юуки» …мм, навскидку не прочитаешь. Вот и гадай теперь, женщина это или мужчина. И что вообще эта карточка делает в кармане школьницы. Шаги по лестнице. Он быстро сунул карточку себе в карман, вернул на место футляр с проездными билетами и закрыл дверцу шкафа. Хозяйка была уже почти у дверей.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});