Ведьма и закон. Игры вестников - Евгения Чепенко

– Так точно, – отрапортовал Зверобой.

Руся ничего не ответила, только развернулась и направилась к выходу. Ничего собирать или брать ей не требовалось. И сумка, и ее содержимое, и даже метла – она просто не успела выпустить все это из рук после возвращения от Вуколы. Лик ладонью нервно взлохматил волосы на затылке и пошел следом. Пожалеть о сказанном он успел сразу же, сейчас жалел в два раза сильнее. Быть богом не требовалось, чтобы понять, что обижена и, вполне вероятно, зла. В груди тяжелым камнем осело чувство вины и что-то еще не совсем оформившееся и понятное.

Повинуясь далеко не начальственным порывам, Лик ускорил шаг и поравнялся с ведьмой. Она не взглянула в его сторону. Так и прошли в полном молчании до шахт, где Маруся без колебаний выбрала направление вниз. Эйдолон еще раз нервно взлохматил волосы. Дополнение к списку: злость делает ее собранной и расторопной. Именно то, чего ожидает любой начальник от подчиненного. Однако Лик не ощущал себя удовлетворенным. Хуже, вспомнилось ее зелье от похмелья, ради которого она летала туда, куда нормальные создания нос не суют, и вспомнился дед Вукола с вопросом о Шуте. Эйдолон оглянулся на облако, в глубине которого едва различимо проступало лицо карлика.

– Сидишь? – чуть слышно спросил бог.

Шут по-волчьи оскалился.

– Сиди, – кивнул Лик и отправился снова догонять Марусю.

Козлова умом-то понимала, что в целом шеф правду сказал, но то ум. А вот что творилось с эмоциями, ни в сказке сказать ни пером описать. Гордость почти правдоподобно издавала предсмертные хрипы. Руся при каждом шаге зло ударяла черенком метлы об пол, да так, что даже охрана на выходе из главного корпуса молча уступила ей дорогу. Что шеф бесшумно возник подле ее плеча, она заметила не сразу. Когда же заметила, на душе сделалось заметно теплее. Смотреть на него открыто, понятное дело, настоящая обиженная женщина не станет, зато аккуратно исподтишка – это всегда можно.

Лик не выглядел как бог, готовый командовать и повелевать, он выглядел как мужчина, готовый извиниться. Руся удержалась от улыбки.

– Подождешь на улице? Я запрос оформлю.

– Так точно!

Эйдолон хмурился, глядя в спину удаляющейся женщине. Он корил себя за несдержанность, за слабость и за то ощущение вины и печали, что от ее холодного «так точно» возросло многократно. И невдомек было богу, что причина его беспокойства на улице счастливо улыбается, донельзя довольная своей маленькой победой.

До Пустошей не существовало прямых рейсов. От ближайшей к ней деревни путешественникам и паломникам предстояло добираться полдня верхом.

Великие Пустоши нельзя было обойти или измерить, невозможно исследовать. Всякий, кто приходил сюда с подобным желанием, исчезал бесследно. Пустоши сами решали, кто станет гостем, куда отправится, чем займется, что увидит, будет ли пользоваться техникой и магией или же нет.

Сказания и легенды сохранили различные версии появления этих земель на лике планеты. Не одно поколение ученых пыталось установить историю происхождения природной аномалии, но тщетно. Лично Марусе больше всего нравилась версия про единственное в своем роде создание. Не горы с прилегающей к ним равниной, не уникальный магический объект, а живое существо иного вида.

Будто в подтверждение, Козловой вспомнилась девочка Женя. Пустоши на протяжении всей своей истории легко уничтожали сильнейших из богов, но не тронули маленького невинного человечка. Почему? Разве не так поступают благородные создания? А может, и вовсе нарочно свели Атума с дочерью.

– О чем задумалась?

Это был первый вопрос, который задал Лик за те два часа, что они находились в пути. Предприимчивое население продавало рюкзаки с допустимой провизией, самокаты, велосипеды, верблюдов, лошадей и ослов, а также сдавало сейфы в аренду.

Маруся смерила начальника хмурым взглядом, вспоминая о тех ценностях, что оставила в деревне на временное хранение.

– О метле думаю.

– Ничего с твоей метлой не случится.

Верблюд под ней издал гнусавый вой и повернул голову, отчего ведьме выпал лишний шанс полюбоваться на слюнявую забавную морду иномирного переселенца.

– Меня Пустоши не пропустят. У меня в голове искусственного много.

Лик неопределенно повел плечом.

– Посмотрим. Ты, главное, пылью не пользуйся.

На самом деле Эйдолон был уверен, что не пропустить могут как раз его, а вот Козлова пройдет. Какой бы искусственной она ни была физически, эмоционально и интеллектуально ведьма остается чистой. Это имеет первоочередное значение для Пустоши. Лик уже поднимался в эти горы однажды и знал точно, с какими мыслями туда можно пройти. Да и не послал бы змий родню на погибель.

– Он серьезно в твою бабушку влюблен был?

Как ни странно, Маруся поняла, о ком идет речь.

– Он и теперь влюблен.

– А Береслава?

Ведьма удивленно покосилась на неожиданно миролюбивого, обаятельного собеседника. Где ее шеф? Где знакомый командный, не терпящий возражений тон? Откуда столько тепла в голосе?

– Ну… – запнулась Руся. – Она его любит. Я не знаю причину расставания.

Лик задумался на минуту, потом вновь заговорил:

– Долго под его крышей жила?

Козлова пожала плечами:

– Все детство и юность. Разве ты не знаешь? Я думала, у вас на меня какая-нибудь отдельная папка.

– Две.

– Что?

– Две папки. Просто за документами живое создание не видно. Я вот не догадался, что Вукола и «деда Куля» – одно лицо.

– Прости, – мягко произнесла Руся. – Я забываю, что он змий.

– Счастливое детство было?

От Лика не ускользнула боль, промелькнувшая на ее лице. К тому же Шут за плечом вдруг задергался, забился в оковах.

– С бабушкой и Кулей – очень. Береслава меня спасла от пожизненной изоляции.

Эйдолон нахмурился. Он хорошо помнил свой единственный визит в интернат, где содержали таких, как Маруся. Маги с безумными покровителями, оборотни без регулярных циклов обращения, феи, неспособные слышать Сатира, и тому подобное. Одинокие, сильные, отгороженные от мира, семей и сверстников, глубоко несчастные дети и их тихая, красивая, дорогая тюрьма. Те злополучные часы, проведенные в интернате, оставили тяжелый осадок.

– Дедушка Шута усмирил, а потом со временем и меня научил его подавлять. Бабуля силе родовой учила, – продолжала меж тем Руся. – Счастье мое закончилось в шестнадцать. Знаешь ведь этот древний закон магов «отзовись или отрекись»?

Лик кивнул, стараясь скрыть раздражение. Еще одна безумная черта магических родов. Любой маг, принадлежащий роду и вступивший в полное владение собственной силой, был обязан по первому требованию семьи явиться и жить в родовом гнезде, в противном случае отречься от фамилии. Маги вступали в полное владение силой к шестнадцати годам.

– Зачем ты понадобилась семье? Разве не пытались они от тебя избавиться?

Маруся перевела взгляд с дороги на Эйдолона. Лик с удивлением отметил, что на веснушчатом лице намека на рассеянность нет. Сосредоточенная, внимательная, она оценивала что-то, просчитывала. Затем в ее глазах появилась странная решимость. Она остановила верблюда и неуклюже с него спрыгнула.

– Иди сюда.

Лик, тоже остановивший свое животное, удивленно смотрел на нее.

– Иди ко мне, – повторила она.

Бог спрыгнул на землю и, не веря, что подчиняется далеко не вежливой просьбе, подошел к ведьме.

– Ближе, – вновь скомандовала она.

Когда Ликург исполнил и этот приказ, она вдруг прижалась к нему, встала на цыпочки, взяла его голову в ладони и, заглянув в глаза, проговорила:

– Я – ученик аптекаря.

Эйдолон на мгновение замер, потрясенный информацией, проникшей в его сознание. Древняя бесконечная магия сняла пелену с его разума, позволяя знанию ожить и оформиться, восстановить связи с произошедшими в прошлом событиями.

– Искусственный ангел, – прошептал бог.

– Восстановил? – улыбнулась ведьма, все еще не отпуская его и не отводя взор. – Ты впервые открываешь ученика, да?

Ликург тяжело выдохнул. Страшнее змия может быть только магия аптекарей. Маруся могла сотню раз прежде говорить, что ученица. Если это было необходимое знание для поставленной ею цели, то оно шло на пользу, не оставляя следа в сознании ее собеседников. Если цели не было, то и слова были ни к чему. Береслава – аптекарь, Лик это знал. «Поцелуй» на трупе Маруся нашла. Это он тоже знал. Но складывать два плюс два в мозгу просто не стал. До сего момента Эйдолон ни разу не сталкивался с открытием и, как следствие, никогда вот так вмиг не осознавал, насколько беспомощен перед силами, границ которых не знает. И неизвестно, какие еще факты об аптекарях он знает, но не осознает и не анализирует.

– Тяжело с пониманием, что знал и не осознавал? – догадалась о его мыслях ведьма.

– А дальше что? Отпустишь и я забуду?

Руся отрицательно покачала головой: