100 великих тайн советской эпохи - Николай Непомнящий

Рассказывает писатель Б. Сопельняк:

«Мне посчастливилось стать первым, кто прикоснулся к делу № 1096 по обвинению Циолковского Константина Эдуардовича.

Начато это дело было 20 ноября 1919 года и открывается весьма странным и весьма загадочным документом. Называется он: „Точные пополнения к докладу сотрудников Особого отдела 12-й армии т. Кошелева и т. Кучеренко“. Эти чекисты не рядовые армейские „особисты“, они разведчики, им удалось стать сотрудниками деникинской разведки. Кучеренко пишет: „В г. Киеве мне и Петрову было сказано начальником разведки, чтобы не ходить и не собирать сведения по фронтам и не подвергать себя опасности, а обратиться по адресу: г. Калуга, ул. Коровинская, 61, спросить Циолковского. Пароль „Федоров – Киев“. Циолковский среднего роста, шатен, в очках, большая борода лопаткой.

В Калуге должен быть штаб повстанческих отрядов спасения России. Циолковский должен сказать адреса пунктов, находящихся в Москве, где и должны давать полные и точные сведения о положении дел на фронте и красных войсковых частях“.»

К. Э. Циолковский

ЧК принимает решение произвести проверку Циолковского, причем настолько коварную и бесчеловечную, что только чудом можно объяснить, почему он не был расстрелян и остался жив.

16 ноября провокатор явился к Циолковскому, назвался Образцовым и сказал, что он приехал из Киева по рекомендации его давнего знакомого Федорова. Константин Эдуардович обрадовался, полагая, что Образцов интересуется проблемами воздухоплавания, но тот перебил старика, заявив, что он деникинский разведчик и послан с целью сбора информации о Красной армии и получения явок в Москве.

Бедный Циолковский ничего не понимал, одну за другой вставлял в ухо свои знаменитые слуховые трубки, уверял, что сношения у него с Москвой сугубо научного характера, что в Киеве произошла какая-то путаница…

В соответствии с предварительным планом Циолковского тут же арестовали и отправили в Москву. 19 ноября Константин Эдуардович уже на Лубянке. Первый допрос состоялся через десять дней и проводил его следователь Ачкасов.

После уточнения так называемых установочных данных следователь решил усыпить бдительность шестидесятидвухлетнего ученого и дал ему поговорить на любимую тему – о воздухоплавании и дирижаблестроении. И вдруг как обухом по голове:

– Почему именно к вам зашел деникинский офицер?

– Почему? Я не знаю, почему, – сбился с темы Циолковский. – Видимо, потому, что я состоял в переписке с Федоровым, а они были знакомы… Я усомнился, что молодой человек, назвавшийся Образцовым, деникинский офицер – он всего лишь играл роль деникинца.

В заключении следователя Ачкасова по делу № 1096 говорилось:

«Несмотря на все доводы Кучеренко и Евсеева-Петрова, что через некоего Федорова они узнали в Киеве в стане неприятеля, что Циолковский знает все пункты организации Союза возрождения России, я делаю вывод, что белые не знали Циолковского.

А поэтому, ввиду полной недоказанности виновности Циолковского, но твердо в душе скрывающего организацию СВР и подобные организации, предлагаю выслать г-на Циолковского К. Э. в концентрационный лагерь сроком на 1 год без привлечения к принудительным работам ввиду его старости и слабого здоровья.

Декабря 1 дня 1919 г. Следователь Ачкасов».

Но… служили в ЧК и другие люди. Одним из них был начальник Особого отдела ЧК Е. Г. Евдокимов. Всю подлую работу Ачкасова Ефим Георгиевич перечеркнул собственной резолюцией, к тому же написанной красными чернилами:

«Освободить и дело прекратить. Е. Евдокимов. 1.12.19».

Несмотря на благополучный исход, пребывание на Лубянке Циолковского потрясло: когда он добрался до дома и постучал в дверь, жена его не узнала. Но вот что поразительно: он не затаил обиды ни на чекистов, ни на виновника его злоключений А. Я. Федорова. Больше того, после освобождения Киева от белых Константин Эдуардович возобновил с ним переписку и всерьез обсуждал вопрос о переезде на постоянное место жительства в Киев. Еле-еле калужане отговорили его.

Впереди был самый плодотворный и самый счастливый период жизни Циолковского: работа над новыми моделями дирижаблей и аэропланов, статьи о полете в космос, книги на философские темы, награждение орденом Трудового Красного Знамени, прогремевшее на всю страну празднование 75-летнего юбилея, признание его заслуг учеными всего мира…

Страшно подумать, что всего этого могло бы не быть, что все могло оборваться холодным декабрьским утром 1919-го, что один из величайших людей России мог сгинуть в подвалах Лубянки.

Дело 26 бакинских комиссаров (в двух версиях)

Версия первая – официальная

В январе 1925 года на хуторе Ляпичево Нижневолжского края был задержан некто Ф. А. Фунтиков.

17 апреля 1926 года в столице Азербайджана в здании театра им. Буниат Заде началось слушание дела Фунтикова.

Он всячески пытался отрицать свою причастность к расстрелу бакинских комиссаров в июле 1918 года.

«В заседании закаспийского правительства, состоявшемся по этому поводу, участия не принимал, на расстреле не присутствовал», – заявил он, видимо, в надежде на то, что доказательства, уличающие его, не будут найдены.

В ту пору советская власть существовала только в Баку и в некоторых уездах Бакинской губернии. Остальные районы находились в руках контрреволюционного Закавказского комиссариата.

В середине июня 1918 года германо-турецкие интервенты вторглись на территорию нынешнего Азербайджана, поддержали наступление на Баку и отряды мусаватистов и грузинских меньшевиков. К концу июля они вплотную подошли к Баку. С севера на город двинулись банды дагестанских контрреволюционеров.

К 30 июля положение на фронте резко ухудшилось. Дашнакское командование армянских национальных частей, которые составляли большинство личного состава советских войск, приняло решение выкинуть белый флаг. Стало ясно, что Баку не удастся удержать. В тот же день правые партии на совместном заседании образовали контрреволюционное «правительство» – Диктатуру Центрокаспия и Временный исполнительный комитет.

4 августа в Баку прибыл отряд английских войск. Новая власть устроила представителям английского командования официальный прием, на котором выступил с речью будущий палач бакинских комиссаров капитан Реджинальд Тиг-Джонс.

Бакинская большевистская партийная конференция постановила: революционным силам уйти из Баку и забрать с собой оружие. Но попытка эта не увенчалась успехом. Военные корабли Диктатуры Центрокаспия обстреляли пароходы с большевиками у острова Жилого и вынудили их возвратиться в Баку. Народные комиссары и работники аппарата Совнаркома были арестованы.

Народных комиссаров, содержавшихся в Баиловской тюрьме, передали в распоряжение Чрезвычайной комиссии, которую возглавляли работники Диктатуры Центрокаспия Васин и Далин. Расследование поручили Жукову – бывшему царскому чиновнику.

Передовые рабочие на митингах и собраниях требовали освободить комиссаров. 28 августа в Бакинский Совет третьего созыва были избраны содержавшиеся в тюрьме большевики Шаумян, Джапаридзе, Зевин, Фиолетов, Азизбеков, Басин, Корганов, Малыгин, С. Богданов.

Расстрел 26 бакинских комиссаров. Художник И. И. Бродский

На первом заседании вновь избранного Бакинского Совета 5 сентября большевистская фракция потребовала освобождения комиссаров, избранных бакинским пролетариатом в Совет. Но это требование большинством голосов правых было отвергнуто. Было опубликовано постановление Чрезвычайной комиссии о предании народных комиссаров военно-полевому суду.

Английские войска позорно бежали из Баку. На другой день за ними последовало правительство Диктатуры Центрокаспия. Арестованные оставались в тюрьме.

Депутату Бакинского Совета Анастасу Микояну удалось получить у члена Диктатуры Центрокаспия Велунца разрешение на освобождение и эвакуацию арестованных из Баку.

Ночью 14 сентября, когда турецко-немецкие войска вплотную подошли к Баку и окраинные улицы простреливались ружейно-пулеметным огнем, комиссары были выведены из тюрьмы. На рассвете 15 сентября на пароходе «Туркмен» они покинули Баку.

Вместе с ними погрузилась небольшая группа бойцов из советского отряда Татевоса Амирова. Вначале был взят курс на Астрахань. Но дашнакские и английские офицеры, находившиеся на пароходе, принудили капитана изменить курс и идти в Красноводск.

В Закаспийской области власть перешла в руки закаспийского «правительства», возглавляемого Фунтиковым.

Мятежники начали жестоко расправляться с большевиками. В Мерве 22 июля был расстрелян П. Г. Полторацкий – нарком труда Туркестанской республики. Два дня спустя в семи верстах от Ашхабада по приговору эсеровского «правительства» были расстреляны девять комиссаров Закаспийской области.