Память – это ты - Альберт Бертран Бас

убеждал себя, что он умер… Но что, если жив? И ждет меня дома? Или, может быть, ему плохо и я нужен ему? Если он в беде? Смогу ли я найти его? Вскоре эти сомнения стали неотступно терзать меня и днем.

По правде говоря, я смирился со своим положением. И чувствовал себя прескверно. Я искал облегчения, снова и снова напоминая себе, что я всего лишь несчастный мальчик, застигнутый войной, и не заслуживаю тех ужасов, которые со мной творятся. Приблизительно такими словами обычно выражалась мама, повторяя их, чтобы я сидел тихонько, но в то же время был в ладу с собой. Может, поначалу это и работало, но теперь уже нет. И стыд, который я испытывал, был тому доказательством. Мне было стыдно, что я забыл отца. Было стыдно прятаться в пещере и притворяться, что это и есть моя новая жизнь, в то время как снаружи кипит борьба.

Но прошлое и война всегда настигают нас. Полагаю, я предвидел, что очень скоро, раньше, чем можно было ожидать, на меня навалится и то и другое. Причем одновременно. Как будто судьба говорила мне: “Если ты не идешь мне навстречу, я сама приду к тебе”. И так и случилось.

Во время одной из ежедневных прогулок мы углубились в ту часть леса, где еще не бывали. Снег уже сошел. Холода отступили, и можно было не надевать сто одежек. На склонах пробилась зелень, реки стали шумнее. Еще раньше Хлоя показала мне заводь, пригодную для купания. Сначала я заходил только по щиколотку, но потом привык и признал правоту Хлои, утверждавшей, что нет ничего лучше для кровообращения, чем купание в жидком льду.

Хлоя, по обыкновению, шагала впереди, а я поспевал за ней как мог. С каждым разом мы уходили все дальше, и хотя я еще не до конца восстановил силы, она была непреклонна:

– Твои ноги должны помнить, зачем они нужны.

Она несла за спиной кролика, которого подстрелила точно в глаз. Не самая приятная в мире картина, но так было нужно. Хлоя надолго уходила из дома, и ее отец, хотя и проводил большую часть дня со стадом или в поселке, мог что-нибудь заподозрить, если она приходила поздно. Так что возвращаться домой лучше было не с пустыми руками, а с охотничьим трофеем на ужин. Сколько кроликов пожертвовало жизнью, чтобы сберечь наш секрет?

Вдруг Хлоя остановилась и винтовкой указала мне на какие-то грибы.

– Это… – я не успел сосредоточиться, – это рыжики.

Если она молча продолжит путь, значит, я угадал. Так и случилось. Тогда я наклонился, чтобы собрать грибы и положить в сумку. Когда я выпрямился, Хлоя уже поджидала меня возле другого дерева.

– Лисички?

Хлоя молча кивнула и пошла дальше, а я снова остался собирать грибы. Даже отец Перет, наш учитель в школе, не бывал так строг на экзаменах. Через несколько метров Хлоя снова остановилась рядом с грибной семейкой.

– Э… знаю, знаю. Я помню. Сейчас.

– Никаких “сейчас”. Три, два, один…

– Соплюшка?

– Правильно. – Хлоя старалась не выдать удивления.

Когда я, довольный собой, наклонился за грибами, Хлоя легонько оттолкнула меня стволом винтовки:

– Они несъедобные.

– Но ты говорила…

– Есть несколько видов соплюшек. Если съесть эти, будешь чувствовать себя так же, как когда ты приполз в пещеру. А то и хуже. Будто горишь изнутри. Боль такая, что захочется сдохнуть. День или два не сможешь ничего есть, непрерывный понос и рвота, а потом…

– Ладно, ладно, я понял. Спасибо. А как их различить?

– Практика, – ответила Хлоя с усмешкой.

– Отлично, – буркнул я.

– Тсс! – Хлоя пригнулась, прячась за кустарником.

– Что такое? – Я последовал ее примеру, молясь, чтобы это оказался кролик.

Но это был не кролик. Если только кролики не научились говорить человеческим голосом. Группа солдат спускалась по тропинке со склона. Хлоя легла в мох и знаками приказала мне сделать то же. Я испугался, поскольку еще недостаточно окреп, чтобы убежать, если нас вдруг найдут.

Тропинка вилась всего в нескольких метрах от нашего укрытия, и мы стали осторожно отползать, чтобы оказаться как можно дальше от этого места, прежде чем к нему подойдут солдаты. По мере отступления растительность становилась гуще, что было нам на руку, но вскоре путь преградило дерево, и мы замерли: солдаты были близко, хруст опавших веток мог нас выдать.

Я задыхался от волнения. Сквозь зелень я видел по крайней мере четыре пары ног, а по звуку можно было догадаться, что шагавших еще больше.

– Хуан, лучше вернуться с твоим отцом и его…

– Заткнись, Мелендес. Этот поганец и так во всем признается. Даже расскажет нам, где прячутся его дружки, правда? Правда?!

Послышался звук удара, и какой-то человек рухнул наземь. Я видел его лицо, редкие волосы и курчавую бороду, седую и растрепанную. Одежда была не по погоде легкой. Он хотел встать, но сильный удар прикладом в спину снова пригвоздил его к земле. Он закричал от боли.

Я растерянно и испуганно посмотрел на Хлою. В ее глазах я видел только ненависть и злость и не знал, надолго ли хватит терпения моей спутнице. Мы были метрах в десяти, а может быть, меньше, и пока нас не заметили.

Один из солдат подхватил пленника под мышки и помог ему встать.

– Будешь говорить или сразу пристрелить? – повторил верховод.

– Я ничего не знаю. Клянусь.

– Думаешь, я поверю клятвам паршивого коммуниста?

– Я не коммунист, сеньор. У меня в поселке скобяная лавка, я…

Оплеуха не дала ему докончить.

– А какого черта ты забыл в лесу? Хотел предупредить своих дружков, что мы тут, а?

– Нет… Я никогда…

Еще один удар – и лавочник упал на землю, хватая ртом воздух.

– Хуан! Генерал Миранда ждет нас…

– Да какого черта тебе дался мой отец? Влюбился ты в него?

– Он приказал вернуться в деревню, прежде чем…

– Он приказал прочесать лес и найти красных подонков. Именно этим мы и занимаемся.

Хлоя слегка подвинулась к просвету между ветвями. Я поступил так же, чтобы увидеть лица говорящих. На имя “Хуан” откликался безбородый юнец, но это я и так понял по голосу. Его взгляд наводил ужас. В нем сквозило безумие, и я не понимал, почему другие повинуются этому щенку. Тем не менее этот Хуан всеми командовал. Он схватил пленника и наставил на него пистолет, остальные были явно растеряны.

– Хуан! Сеньор!

– Мелендес, честное слово, если ты еще раз откроешь свой уродливый рот, я заткну его своими красивыми пулями.

Мелендес со вздохом отступил.

– Может, кому-то еще не нравится, что я делаю?

Теперь