Подземная тюрьма - Лев Пучков

— Ты готов?

— Да, Палыч, готов, — с заметным акцентом ответил здоровяк.

— Ты точно готов? Что-то у тебя голос какой-то… неубедительный.

— Да готов я, готов.

— Слушай, Шота, мне твой голос не нравится. Ты соберись, понял?

— Да-да, Палыч, я понял.

— Нет, так не пойдет, — недовольно пробурчал режиссер. — Ну что это за голос? Шота, мне нужен зверский чечен: страшный, ужасный, дикий — одним словом, убедительный. Шота, ну-ка, быстро — сделай мне чечена!

— Ыр-рррр! — прорычал здоровяк, гулко стукая себя кулаками по груди.

— Плять, что это за «ырр» такой? — огорчился режиссер. — Шота, ну какой на хрен «ырр»? Дублей не будет, ты понимаешь?

— Понимаю…

— Ни хрена ты не понимаешь! Так, а ну, давай, я тебя настропалю. — Режиссер вдруг подскочил совсем близко к здоровяку и принялся отвешивать ему звонкие оплеухи. — Вот тебе, чечен, вот тебе, злобный, вникай быстрее, входи в образ, идиот!

Здоровяк, гневно рыча и закрывая лицо руками, пятился к норам. Режиссер, очевидно, раньше был боксером — он легонько совал здоровяку в поддых, заставляя открываться, и таким образом пробивал защиту нерадивого актера.

— Палыч, прекращай! — не выдержав, рыкнул здоровяк. — Не посмотрю, что командир, в обратку получишь!

— Ну давай, давай! — азартно покрикивал режиссер, продолжая осыпать здоровяка оплеухами. — Давай в обратку!

— Палыч, б… — хорош, убью, на хрен!!! — раненым тигром взревел здоровяк и неожиданно провел мощный свинг в сторону режиссера.

— Вот! — Режиссер ловко увернулся, отскочил назад и вскинул обе руки вверх. — Вот это то что надо! Все, работаем!

«Какой замечательный режиссер», — восхитился Яков, доставая телефон и включая режим видеосъемки. Надо будет запечатлеть то что они собираются снимать. Потом, когда фильм выйдет, в компании можно будет похвастать: а я это все живьем видел, вот вам доказательства…

Двое — те, что помельче, — вытащили из норы какого-то человека, связанного по рукам и ногам и одетого в изодранное тряпье. Волосы у него были длинные и свалявшиеся, словно ему не давали стричься как минимум полгода. Человек тихо постанывал и отворачивался от яркого света, бьющего в лицо.

— Маску, — скомандовал режиссер. — Так, вы оба — ушли из кадра!

Свежеотшлепанный здоровяк натянул шапку с дырками для глаз и достал из ножен тесак. Двое мелких убрались с пятачка, сам режиссер тоже предусмотрительно отошел назад.

— Ну что, ты готов?

— Да! — хрипло рыкнул здоровяк.

— Мотор, — негромко скомандовал режиссер.

Операторы направили камеры на связанного человека.

Здоровяк легко поднял его одной рукой за волосы и поставил на колени. Направив человека лицом к камерам, приподнял подбородок лезвием тесака, срезав при этом клок жиденькой кудлатой бороденки.

— Пожалуйста! — негромко прохрипел связанный. — Я прошу вас…

«Как здорово играет! — в очередной раз восхитился Яков, поводя телефоном вдоль решетки, — ракурс здесь неважнецкий, да и чугунок этот не способствует, так что вряд ли получится хорошее видео. — Просто мурашки по коже — все как будто на самом деле!»

— Смотри сюда, сволочь! — прорычал здоровяк в камеру, давя лезвием тесака на горло пленника. — Этот человек умирает из-за тебя! Из-за твоей жадности и упрямства! Это последнее предупреждение, ты понял?! На, смотри!!!

Тут здоровяк резко взмахнул ножом: хлестнула кровь, человек несколько раз дернулся, закатил глаза и затих, безжизненным мешком обвиснув на удерживающей его за волосы руке палача.

Здоровяк отпустил волосы — тело с мягким стуком завалилось наземь, в лужу быстро натекающей крови.

«Это не кино!!! — остро и отчетливо понял Яков. — Это… Это…»

В тот момент, когда Яков постиг ужасную правду, в помещении воцарилась мертвая тишина: очевидно, все затаили дыхание, под впечатлением от случившегося, и на несколько секунд замерли, как это порой бывает в такие мгновения даже у опытных людей.

И в этот же момент, по какому-то бесовско-идиотскому стечению обстоятельств в телефоне Якова иссяк аккумулятор.

— Ту-ру-ру! — скандальным фальцетом высвистнув отходную трель, телефон на прощанье булькнул и благополучно сдох.

Режиссер вскинул обе руки вверх, призывая ко вниманию, и изобразил крест. Операторы тотчас же опустили камеры.

— Что это было? — режиссер ткнул пальцем в сторону чугунной решетки. — Вы слышали?

Яков, втянув голову в плечи, сунул телефон в карман и начал сползать вниз по водостоку. А поскольку он дико торопился, совсем уж без шума не обошлось: шорох стоял такой, словно по битому кирпичу волокли завернутого в брезент покойника.

И понятно, что в мертвой тишине этот шорох услышали все, кто был в этот момент в помещении.

— Чужой! — рявкнул режиссер.

И все люди в форме разом бросились к решетке…

* * *

Забродники не предназначены для быстрого бега.

Возможно, в природе существуют некие чудесные модификации формата «Драпающий диггер» (равно как и «Дигго-спринт» или даже «Дигго-спурт»), сработанные из сверхлегкой резины, с суперэластичными сапогами и специальными антискользящими подошвами, полностью повторяющими индивидуальную конфигурацию каждой отдельно взятой диггерской ноги, — но те, что были одеты на Я-Я, к этой замечательной категории явно не принадлежали. Это были затрапезные рыбацкие полукомбинезоны, наверняка от большого желтого брата, купленные за девятьсот рублей сами догадайтесь где. И вот это трагическое несоответствие Яков очень остро ощутил буквально в первые же секунды бегства из каменного тоннеля.

Пока добежали до речного коллектора, он упал дважды: ноги не гнулись в ступне, забродники казались космическим скафандром, который сковывал движения и пудовой гирей висел на каждой ноге! Впрочем, очень может быть, что движения Якова сковывали не забродники, а животный страх, парализующий волю и делавший мышцы деревянными, — но в тот момент, разумеется, парень об этом не думал. Подвывая от ужаса, он бежал на негнущихся ногах, стремясь как можно быстрее убраться подальше от раздававшегося сзади страшного стука — убийцы выламывали решетку, которая сейчас была единственной преградой, отделявшей их от потенциальных жертв.

— Яша! Яша, что случилось?! — в недоумении верещал едва поспевавший за другом Ян. — Яша, не беги так, ты расшибешься насмерть!

В коллекторе Яков шлепнулся в третий раз, но не очень больно — проехал брюхом против течения, набрав воды в забродники, и сел, надсадно хватая воздух, — бежать дальше в таком же темпе не было сил.

— Яша!

— Тихо! — немного отдышавшись, Яков поднялся и трусцой припустил против течения, держась ближе к стене. — Давай за мной!

— Яша, что там стряслось?!

— Там убийцы! — прохрипел Яков. — Они режут людей!

— О, господи… Яша, если это шутка — это совсем не сме…

— Идиот! — чуть не плача, выдавил Яков. — Там убийцы… Они зарезали человека… Я видел… Ты слышишь стук?

— Нет, не слышу? Но ты шлепаешь, как слон, как тут можно что-то услышать? Остановись хоть на секунду!

— Нельзя! Добежим до первого тоннеля, тогда послушаем…

У сухого тоннеля Я-Я встали, подышали, восстанавливая силы, и стали напряженно прислушиваться. Откуда-то сзади раздавался едва слышный приглушенный стук.

— Хорошая решетка! — радостно воскликнул Яков, устремляясь в тоннель. — Мы спасены!

— Подожди, — остановил его Ян. — Что-то я не слышу…

— Нельзя стоять! — отчаянно крикнул Яков. — Ты что, совсем рехнулся?

— Тихо! — замогильным голосом прошептал Ян. — Слушай…

Теперь единственными звуками, которые слышали Я-Я, были их отчаянно колотящиеся сердца и легкое журчание потока.

Стук позади прекратился.

— Они снесли решетку… — одними губами прошептал Яков. — И теперь идут за нами… Бежим!!!

* * *

До лаза, ведущего в помещение полка, Я-Я добрались в состоянии полного изнеможения. Опыт подсказывал, что бежать не стоит, а следует идти быстрым шагом, но страх затмевал разум, и Я-Я двигались короткими яростными перебежками: пробегут — выбьются из сил — встанут, чтобы отдышаться и прислушаться. Такой способ передвижения очень быстро выматывал, и физически и морально: они пробежали не более километра, но чувствовали себя так, словно им пришлось сутки напролет удирать от стаи голодных волков.

В том, что их преследуют, Я-Я уже не сомневались: во время коротких остановок они слышали далеко позади мерные шлепки. Преследовали не бежали, они двигались монотонно и ровно, словно механизмы и, судя по тому, что шлепки с каждым разом были все слышнее, постепенно нагоняли своих жертв.

Последняя остановка пришлась как раз на лаз с заглушкой. Или даже не пришлась, а просто дотянули: это был своего рода психологический рубеж, за которым вполне внятно просматривалась надежда на спасение. Теперь они стояли у лаза, с ног до головы перемазанные фекалиями — из сухого тоннеля в камеру ввалились кувырком, как-то не до деликатностей было, — хрипло дышали, как загнанные лошади, и лихорадочно решали дилемму.