Аэропорт - Сергей Лойко

Алексей, который, естественно, снял всю эту героическую эпопею с самого начала в мельчайших деталях, согласился без слов. Он вообще мало говорил, оправдывая свою фамилию — Молчанов. В компаниях Алексей предпочитал больше играть на гитаре, пить и петь, чем говорить. Он и в этот раз просто сказал: No problem! — и взвел камеру.

* * *

В это время за четыреста метров от них толстожопая краснорожая звезда российского кино по имени Александр Поребриков, в бронике и каске с крупной, заметной надписью «ПРЕССА», прилаживался своей одутловатой щекой к холодной стали пулемета «Утес». Под камеры российского телевидения и под одобрительный гогот сепаров.

В последнем своем безумно популярном сериале он виртуозно сыграл ведущую роль тщательно законспирированного шпиона, чьей задачей было поднять фашистское восстание сразу после Второй мировой войны в населенном преимущественно евреями южноукраинском городке, чтобы досадить маршалу победы тов. Жукову.

Не прошло и трех-четырех лет, как, наконец, любимец публики — киношный фашист стреляет сам в реальной жизни из реального крупнокалиберного, смертельного оружия реальными патронами по «реальным фашистам». Из той самой кельи монастыря, выходившей единственным окном на взлетное поле.

— Все путем. Жми на газ, дядя! — весело заорал бывший ростовский мойщик машин, а ныне борец за независимость Донбасса от киевской хунты, командир отряда сепаров и герой российского телевидения по кличке Ламборгини.

Поребриков нажал на курок... Он не думал никого убивать. Он просто стрелял, как ему казалось, в никуда. Или не казалось. Короче, просто мудак на войне. Как будто там не хватает своих. С обеих сторон.

Одна пуля попала Андрею в живот, другая пробила ногу навылет рядом с бедренной артерией. Как выяснилось, из четверых только фотограф Алексей знал, как остановить кровь, что он и сделал, используя аптечку одного из бойцов и подручные средства, а потом вколол теряющему сознание Андрею обезболивающее.

— Раны серьезные, мужики. Срочно нужно в больницу, на операцию. Срочно, иначе...

Мужики по мобиле связались с командиром Степаном-Бандером и на его законно агрессивный вопрос: «Якого х...я ви там робите?»[33] — ответили, что Боксер при смерти.

— Тащiть його бiгом сюди, чортяки! Ми прикриемо![34] — проорал он в трубку и стал по открытой связи вызывать «чайку».

Один из ребят незадолго до этого неделю провел в старом терминале. Как почти что «местный», он быстро пробежался по развалинам и вернулся с рваными грязными носилками.

Они уложили потерявшего сознание друга на носилки и побежали по взлетке назад. Алексей бежал вполоборота, на шаг впереди них и снимал кадр за кадром, как из автомата палил...

Взлетка представляла собой декорацию к четвертой серии «Безумного Макса». Искореженные куски железа, болванки от «Града», неразорвавшиеся мины и снаряды, расставленные обеими сторонами растяжки, кучи битого стекла и стекловаты. Под ногами было ужасно скользко. Ночью выпал снег, который местами растаял, а местами превратился в черный гололед.

Секунд через двадцать их заметили сепары и открыли по ним частый автоматный и пулеметный огонь. Из нового терминала в ответку пошел плотный огонь прикрытия. Бандер держал слово.

Кроме того командиру, похоже, удалось вызвать и «арту»,[35] и те попытались накрыть противника минометным огнем. Несколько мин со специфическим визгом приземлились и взорвались недалеко от продолжавших свой смертельный забег.

В детстве Алексею очень часто снился один и тот же, повторяющийся до мельчайших подробностей сон. Будто бежит он по болоту, кишащему ядовитыми змеями. Их так много, что вся поверхность болота буквально состоит из змей, по головам и хвостам которых он, собственно, и бежит. При этом Алексей осознавал, что стоит ему хоть на секунду замешкаться, замедлить шаг — змеи укусят его, обовьют ноги и утянут вниз. Как правило, все кончалось тем, что он просыпался в холодном поту, так и не достигнув сухого берега, и вслепую шел по ночной комнате искать теплую маму.

Он вдруг понял, с предельной ясностью расшифровал для себя, о чем его, мальчишку, предупреждал этот вещий сон, но сейчас проснуться бы он не смог. Пот прошибал его не от ужаса, а от напряжения. Несмотря на хорошую физическую подготовку, сердце выскакивало у него из горла, азбукой Морзе стуча в гортани, на кончике языка, в ушах.

Он боялся только одного — что не донесут Андрея живым, а его самого сейчас наконец‑то пристрелят, и он не успеет передать такие «чумовые» фотографии.

Невозможно никаким образом подготовить себя к этому, если в тебя раньше никогда не стреляли, чтобы ты отчетливо понимал, что стреляют именно в тебя, и не одним патроном, не двумя, а очередью.

Если тебе повезло и, сидя в уютном и недорогом киевском ресторане или в неуютном и дорогом московском, ты не можешь вспомнить ничего подобного из своей жизни, то ты никогда не поймешь, что испытывал Алексей. Что испытывали эти два бойца, которые не бросили товарища, а тащили его до конца под градом пуль, а сами умирали на бегу.

Кстати, о снах. У Алексея, например, было стойкое ощущение, что они вовсе не бегут, а перемещаются замедленно, как во сне. Когда ты не только слышишь свист пролетающих пуль, но и видишь боковым зрением их медленный красивый полет, будто следишь за шлейфом от сверхзвукового истребителя высоко в небе...

Так в минуту крайней опасности, когда твоя судьба балансирует на проволоке удачи и никак не определится, жить тебе или умереть, все твои чувства обостряются настолько, что секунды бытия растягиваются, словно они последние в твоей жизни. И словно больше никогда ничего не будет, кроме этого завораживающего полета свинцовой пули у твоего виска...

Когда они, наконец, с разбега влетели в разбитое окно нового терминала и приземлились, кашляя, матерясь и задыхаясь, на грязном полу, заваленном битым стеклом, кусками бетона и арматуры, гильзами всех калибров и прочей ерундой, Андрей был мертв.

Над старым терминалом развевался украинский флаг. Алексею казалось, что он слышит, как хлопает на ветру это трепещущее желто-голубое полотнище, и звук этот отдается в его ушах колокольным звоном. Но колокол в этот раз звонил не по нему, а по бесшабашному, хоть и суеверному красавцу Андрею, которого ждала невеста. Ждала, ждала, да так и не дождалась.

Когда Алексей немножко пришел в себя, он сел на камни, опершись мокрой от пота спиной на кусок стены (через броник он не чувствовал ее ледяного холода), надел очки и стал прокручивать фото на экране камеры. К нему неслышно подошел командир, сел рядом на корточки, закурил и прошептал ему в ухо: «Я викликав «чайку». Вона прийде хвилин за десять. Забере двохсотих та трьохсотих.[36] Збирайся, дядя Льоша. Поїдеш з ними».[37]

— Я никуда не поеду.

— Поїдеш. Ти мусиш, хоча б заради того, аби один з нас двох лишився живим. Нiка помре, якщо ми обидва того...[38]

— Она тебе пишет?

— Так! Благае, аби я тебе вiдправив додому.[39]

— Хорошо. Так и будет.

Ни мертвым, ни живым в этот день, увы, не суждено было, увы, дождаться своей «чайки». «Чайка» Добермана по пути в терминал сгорела. Все внутри погибли, кроме него самого. Он выжил, потерял руку и попал в плен.

ГЛАВА IV.

АЛЕКСЕЙ-ФОТОГРАФ

Много всякого, брат, за моею спиной...

Владимир Высоцкий17 ЯНВАРЯ 2015 ГОДА. КРАСНОКАМЕНСКИЙ АЭРОПОРТ

Накануне вечером юго-восточную часть нового терминала «полировал танчик», заглушил огневые средства гарнизона, проделал пролом в стене, куда сразу же полезли «тараканы». «Вымпел» (спецназ российского ГРУ) сквозь пролом пробился на третий этаж. Сепары и «чечены» (как их тут называли), числом до роты, не меньше, пошли в психическую атаку по залам первого этажа. Аллаху акбар! Пулеметные очереди из ПКМ и «Утеса». Продвижение. Аллаху акбар! И снова пулеметы и ВОГи. ВОГ в ближнем бою штука поганая, особенно прыгающий. При попадании в грунт подскакивает до метра в высоту и разрывается на уровне груди.

Два совершенно безбашенных киборга с позывными «Людоед» и «Чикатило» встретили их в оранжевом зале, подпустили поближе и покрошили пулеметным огнем в упор. Если бы нападавшие знали их позывные, они бы вообще никуда не полезли, но киборги не успели представиться.

Бандер наконец связался с Майком по мобиле и попросил огонь «Градами» или минометами прямо по захваченному углу здания — тонкая хирургическая работа.

— Внимание, через пять минут пойдут «сигареты», — ответил Майк. Это означало, что через пять минут — спасайся, кто может, от своего же «Града».

Бандер дал команду всем залечь за любые прикрытия — свой огонь на войне иногда пострашней чужого будет. Чикатило и Людоед подхватили свои ПКМы и отступили метров на пятьдесят.