Томирис - Булат Жандарбеков

В том, о чем они знали понаслышке, вождь и старейшины сакараваков убедились воочию — не устояли перед златоустом Спаргалисом. Проклинавший самыми страшными про-шлххшили, Гуркис ходил теперь чуть ли не в обнимку со своим незванным гостем.

Все решилось, как того хотел Спаргапис.

* * *

Не успели радостно-возбужденные апасиаки как следует отпраздновать свою победу над сакараваками, как те, словно возродившись из пепла, с утроенной яростью напали на главный стан своих бывших закадычных друзей. А когда с тыла появилась разбойничья ватага Спаргаписа, усиленная воинами батыра Бакута из рода куюк племени комаров, то Хазарасп сразу понял, чьих рук это дело. Апасиаки запросили пощады.

* * *

Конечно, от распри двух массагетских племен больше всех выиграл Спаргапис, виртуозно исполнив роль третейского судьи. Оба несчастных вождя, стремясь склонить вершителя их судеб на свою сторону, изрядно обогатили хитреца и по его требованию полностью удовлетворили претензии двух обиженных родов, обратившихся к нему за помощью. И самое главное — надолго, очень надолго он посеял семена раздора и недоверия меж столь недавно дружных племен. Прошли десятилетия, сакские племена объединились в союз массагетов, но, когда дело доходило до сражений, верховный вождь массагетов бы вынужден разводить эти два племени врозь — если на левом фланге стояли сакараваки, то апасиаков надо было ставить на правое крыло, рядом сражаться они не желали, да и опасно было их близкое соседство, могли сцепиться не с врагом, а друг с другом. Надменного Хазараспа Спаргапис запугал до того, что до конца жизни этого хитреца апасиаки никогда не выступали против него — так врезался в память вождя этого племени урок, полученный от Спаргаписа.

* * *

Теперь в степи авторитет защитника обиженных Спаргаписа был высок. Временами под его бунчуки собирались до трех-четырех тысяч воинов, и вее-таки он был слабее любого самого захудалого вождишки, так как этот вождишка имел какую-ни какую территорию и надежную опору в лице своих соплеменников. Бродяге же Спаргапису негде было приткнуться, да и с дружиной у него было когда густо, а когда и пусто — при малейшей неудаче его "армия" разбегалась. А чаще, когда он уходил в сопредельные страны, сам распускал свою ватагу — юпУже согласится кормить такую ораву дармоедов. Пока Спаргапис находил кров у соседних властителей, которым он бы выгоден как чозму-титель спокойствия среди массагетов, но когда они увидят, что сам становится опасным, они с легким сердцем сами'помо-? его соперникам убрать с дороги слишком властолюбивого ендента на царский престол, а значит, и потенциального цинителя воинственных кочевников в орду грозную и для нежащих стран, да и для дальних тоже — для их быстрых ей предельных расстояний нет!

Годы идут, а он, Спаргапис, разве что чуть-чуть продви-к своей заветной цели. Да, его стали признавать вожди слабых племен, опасаться вожди средних, крепких племен, но для таких племен, как аланы <Аланы – предки нынешних осетин. Аланы отличались огромным ростом и тыквообразной головой. Такую форму придавали голове младенца с младенческого возраста. Аланы сыграли видную роль в истроии Древного Мира>, тохары и абии, он по-прежнему не страшен. А ведь только сломив эти племена и заставив их смириться, можно надеть на голову царский венец и стать подлинным властелином степного края. Не имея сильно укрепленного стана, крепкого войска, смешно и думать о борьбе с ними, если самые слабейшие из них — абии могли выставить до 25 тысяч прекрасно вооруженных бойиов, тохары же — до 30 тысяч, а уж аланы — свыше 40 тысяч воинов, да еще каких - великанов, как на подбор! Аланы славились мощью — мужчины этого племени были почти четырехлоктевого роста (2 и более м.), с тыквообразной головой — признаком мужской красоты по-алански (такую форму специально формировали с самого младенческого возраста). Тохары же были известны своей силой и отвагой. Абии же отличались ловкостью и сноровкой. Да-а, силой, ловкостью, смелостью, может, и могли поспорить лихие кочевники и их вожди со Спаргаписом, но одним он их превосходил всех, вместе взятых,— умом и хитростью!

* * *

Ловко использовав непомерное властолюбие Батразда и Шапура - вождей аланов и тохаров, Спаргапис сумел-таки столкнуть их лбами в борьбе за столь желанный и сладкий титул — царя! Между тохарами и аланами развернулась подлинная большая война, превзошедшая по своему размаху, кролитию и жестокости все прежние междоусобицы среди массагетов. В эту войну, так или иначе, оказались втянуты все племена.

Под шумок Спаргапис решил расправиться с абиями, но для осуществления далекоидущих планов хитрого интригана, яее предвидевшего исход борьбы между аланами и тоха-надо было, чтобы Фарзан — вождь абиев не примкнул ни к одному из враждующих лагерей. Сложность заключалась в том, что Фарзан люто ненавидел вождя тохаров Шапура, собирался примкнуть к вождю аланов Батразду, а какой бы здравомыслящий человек отказался от такого могучего союзника? Но разве зря носил голову на плечах Спаргапис, да еще какую! По наущению Спаргаписа самые близкие и приближенные к аланекому вождю люди стали нашептывать в два уха Батразду мыслимые и немыслимые нелепости и небылицы о Фарзане, и дело кончилось тем, что самонадеянный и высокомерный Батразд встретил приехавшего к нему с дружескими намерениями вождя абиев, словно властелин своего подданного, и этим оттолкнул от себя сильного союзника, смертельно оскорбив его. Это вызвало ликование в стане тохаров и тревогу среди приверженцев аланов. Как сумел окрутить Спаргапис ближайшее окружение Батразда, осталось тайной, но, вероятней всего, он добился своего, пустив в ход всесильное золото и возбудив ревность в друзьях аланского вождя.

Теперь все пошло, как замыслил великий хитрец, и он приступил без помех со стороны враждующих сторон к осуществлению своих планов.

* * *

Спаргапис пал на головы абиев как всегда неожиданно. Почти все джигиты Фарзана стояли в карауле на границах владений абиев, чтобы оберегать свои кочевья от пожаров полыхающей междоусобицы, и вот на тебе — прямо в сердце вонзился со своими головорезами этот разбойник. Фарзан с телохранителями едва ушел от разящего клинка Спаргаписа, которого, вероятно, в наказание добрым и честным кочевникам наслали злые духи на степные просторы саков.

Распахнув дверцы и откинув богато расшитый прлог, удачливый Спаргапис вошел в большую юрту вождя абиев и... замер! Девушка неописуемой красоты, прислонившись к стене и зачем-то прикрывшись огромной чашей, смотрела на него испуганными глазами, полными слез. Спаргапис расцвел: "Вот так добыча!"

— Кто ты, красавица!?

— Зарина, — прошелестела в ответ помертвевшими губа

ми девушка.

— Дочь Фарзана?

— Да, — чуть слышно выдохнула Зарина.

Спаргапис рассмеялся.

— Если бы я знал, что у Фарзана такая красивая дочь, я не врагом, а сыном бы пожелал стать твоему отцу.

* * *

Фарзан метался, как раненый насмерть зверь. Он никак не мог утолить своей ярости, хотя собственноручно на аркане проволочил по степи, сидя на самом резвом коне, а затем изуродованного, полудохлого изрубил на куски акинаком посла Спаргаписа, прибывшего с богатыми дарами сватать дочь Фарзана Зарину и предложившего абиям мир и дружбу. —Я убью его! Выпью всю его кровь! — кричал в гневе Фарзан.

Взгляд его упал на смирно сидящего сына Скилура. — Ты еще здесь сидишь? — прошипел он, с ненавистью ьна сына.— Ты сидишь здесь, когда твою сестру похитил негодяй? Ты не сак, ты баба! У тебя в жилах вместо крови прокисшее молоко булькает! Седлай коня! Скачи во весь опор! Убей этого мерзавца и привези мне его голову! Я отрежу ему нос и уши, выколю его наглые глаза! Скачи во весь дух и без головы нашего кровника не смей мне показываться на глаза!

Скилур ускакал.

Конь Скилура шел шагом. Настороженный сак чутко при-к каждому шороху, держа руку на рукояти акинака. В густых зарослях камыша поймы Яксарта хорошо было устраивать засаду на зверя и на человека.

- Куда это ты так торопишься, джигит? — раздался позади насмешливый голос.

Скилур-замер. Правая рука тихонько потянула акинак из ножен.

— Оставь в покое свой акинак, не то прошью тебя стрелой,— продолжал насмешливый голос.— Идешь, словно через бурелом, а небось думаешь, что ползешь неслышно, как змея... Обернись!— повелительно хлестнул голос.

Скилур медленно обернулся, и глаза его вспыхнули ослепляющей яростью — перед ним воочию предстал сидящий на коне и натянувший лук на полную тетиву... Спаргапис! Ненавистный кровник!

Рука, замершая на рукояти, рванула меч из ножен. Спаргапис опустил лук и ослабил тетиву.

- Ого, кого я вижу! Уж не брат ли моей жены?

— Жены? — глухо повторил Скилур.