Плохие парни - Энтони Бруно

– Уж и не знаю, что сказать.

– Ах, давайте ближе к делу! Вы ведь так просто от меня не отстанете, верно?

Тоцци, прикрыв рот рукой, ненадолго задумался.

– Хорошо... Предположим, я из полиции. И чего, по-вашему, мне от вас надо?

– Ну, поскольку вы пришли с этими идиотскими россказнями о сертификатах Ричи, мне кажется, вас интересует именно он.

– А что именно я хочу о нем узнать?

Она взяла со стола костяной нож для разрезания бумаги и принялась играть им. Ей было известно, что ему надо.

– Это и впрямь интересный вопрос, особенно если учесть, что ваши парни из Программы обеспечения безопасности свидетелей выжали его досуха. Только не говорите мне, что после всего этого вы начали сомневаться в той грязи, которую он для вас отовсюду наскреб.

– Вы имеете в виду показания мистера Варги против вашего отца и многих других, данные на федеральном Большом жюри? Показания против, – он сделал нарочитую паузу, – так называемых крестных отцов мафии?

– Приехали, – пробормотала она.

Интересно, где они отыскали такого идиота?

– Мне кажется, вы считаете своего мужа ответственным за судьбу вашего отца.

– Это слишком мягко сказано. Вам известно, сколько судеб искалечено его показаниями? Сколько людей из-за него убито? Вам, это известно? И главное, Ричи внес ужасное смятение в сердца. Люди перестали доверять друг другу, с тех пор как он распустил язык. А ведь в любом деле, мистер Томпсон, если не доверяешь человеку, то и связываться с ним незачем.

Этот внезапный приступ откровенности поразил Тоцци. Ему стало трудно оставаться невозмутимым.

– Люди, о которых вы говорите, – это другие крестные отцы, которых сдал Ричи?

– Не только они. С них началось – и по всей цепочке вниз. – Она покачала головой. – Вы так и не поняли этого, верно? Ричи Варга уничтожил нью-йоркские семейства. Он убил в них дух доверия, он надругался над преданностью, он разбил превосходно налаженную систему на жалкие осколки. И сделал все это один сукин сын Ричи.

Ее суровый взор сейчас сверкал яростью.

– Да, и что же из всего этого вышло? – произнес Тоцци. – Capos, лейтенанты, рядовые – все мертвы или за решеткой. Никто ни за кого не отвечает. Все действуют на свой страх и риск, никто ни с кем не считается. А в результате множество ненужных жертв.

– Совершенно верно, мистер Томпсон. Но если вам все это известно, то чего же вы хотите от меня?

– Я хочу заполучить Ричи, миссис Варга.

– А почему бы вам не побеседовать с ним самим? Он мастер плести небылицы.

Тоцци промолчал. Джоанна наклонилась вперед и положила костяной нож на стол. Она пристально всматривалась в лицо Тоцци.

– Да нет, вы, похоже, не полицейский. Но разыскиваете Ричи. Значит, кто-то решил воздать ему по заслугам.

Впервые за весь разговор она несколько расслабилась и постаралась, чтобы он это почувствовал.

Тоцци вновь промолчал.

Она посмотрела поверх его головы и энергично тряхнула густыми темными волосами.

– Эх, парень, хотелось бы мне тебе помочь.

– Но вы сами не знаете, где он сейчас находится?

Она посмотрела на него ледяным взглядом.

– Знала бы, так его уже не было бы в живых. Отец об этом позаботился бы.

– Но если у вашего отца по-прежнему сохраняются такие связи, почему бы ему не выследить Ричи?

Джоанна вновь схватила костяной нож, взяв его за самое острие, как будто собиралась метнуть.

– На кого вы работаете?

Тоцци молча глядел на нее.

– Не на моего отца, иначе бы я об этом знала. Значит, или на Джиовинаццо, или на Мистретту, или на Луккарелли. Или, возможно, на всех троих сразу.

Ей любопытно было посмотреть, как он отреагирует на упоминание этих имен. Или подумает, что она чересчур много знает для обычной деловой женщины?

– А с какой стати мне на них работать?

Она громко рассмеялась. Ответ был и так ясен.

– Предать семейство – это одно дело. Но предать три самых могущественных семейства во всем Нью-Йорке и остаться в живых – это просто непредставимо. Слишком многое поставлено на карту. И главное, вопрос чести. На их взгляд, Ричи обязан умереть.

– А как насчет вас? Вы тоже желаете ему смерти?

– Скажем так: безутешной вдовой я не буду.

– Но нанимать убийцу тоже не станете?

– Послушайте, мистер Томпсон, я не являюсь наследной принцессой мафии, если именно на это вы намекаете. Я проработала в этой компании шесть лет и горжусь тем, какую должность я здесь занимаю. То, что делает мой отец и его дружки, не имеет ко мне никакого отношения.

– Но вы были замужем за мистером Варгой, а его чистоплюем не назовешь.

– Отец выдал меня за него, когда мне было девятнадцать. Тогда Ричи еще не разнесло и он был красавчиком. Он был щедр, и мой отец любил его, как родного сына, которого у него как раз и не было. Мне нравилось тратить кучу денег и хотелось порадовать отца, поэтому я за него и вышла. Все просто и ясно.

– А вы любили его?

Джоанна, раскрутилась в кресле и одарила его саркастической улыбкой, которая значила: понимай как хочешь.

Тоцци выглядел озадаченным.

Она подошла к окну и принялась смотреть на проносящиеся внизу машины. Вздохнув, она подумала о том, долго ли еще будет цепляться к ней этот парень.

– Ричи исчез. У него другое имя, другой адрес, может быть, и другая жена – откуда мне знать? Я слышала, будто правительство устраивает особо важным свидетелям даже операции по изменению внешности. А если это так, то Ричи наверняка сделал пластическую операцию. Ричи ни от чего не отказывается. Его жадность даже забавна. Да и вообще... Причинил стольким людям большие неприятности и вдруг стал героем, потому что сотрудничает с федеральным прокурором. Образец сугубо американского героя. Вздрючил нас всех – и улизнул.

Тоцци, поджав губы, кивнул. Потом подхватил портфель и собрался уходить. Она обернулась и удостоила его взглядом. У него был разочарованный вид. Может быть, ему не нравилось то, что он проникся неожиданной симпатией к дочери Жюля Коллесано. Та еще сиротка!

– И еще одно, – сказал он, подойдя к ее столу. – А нет ли у Ричи каких-нибудь особых примет, привычек, повадок, одним словом, чего-нибудь такого, что нельзя изменить пластической операцией?

Она отвернулась, чтобы скрыть легкую усмешку.

– Да есть одна вещь... – И она целомудренно умолкла.

– Но что же это?

Она поглядела на часы.

– Угостите меня ленчем, мистер Томпсон, и мы это обсудим.

Глава 6

Понемногу это начинало ему надоедать. В конце концов Гиббонс снял пиджак, повесил его на спинку кухонного стула из алого пластика и уселся поудобней. Он закатал рукава рубашки, но галстука не снял и ворота не расстегнул. В былые времена агенту возбранялось в часы службы расстегивать ворот, и у Гиббонса это с годами вошло в привычку.

В крошечной квартирке было душно, но он не открывал окон. Открытые окна извещают каждого встречного-поперечного о том, что ты здесь. Но досаждала Гиббонсу не духота, а сама по себе квартирка, мебель, невидимое присутствие старой леди.

Кухня была пропитана запахами чеснока, томатной пасты, мяты. В каждой комнате висело по распятию, в спальне на туалетном столике стояла статуэтка младенца Христа, а над телевизором в рамочке – изображение Девы Марии. Даже на выключателях были наклеены фантики с ликами святых. Гиббонс поневоле задумался над тем, где такую хреновину добывают. Должно быть, католики спекулируют ими, как билетами на бейсбольные игры.

Он оставался в кухне, потому что гостиная была просто невыносимой. Стилизованная под барокко мебель в пластиковых чехлах, пластиковые розы в маленьких белых вазах, идиотские фарфоровые безделушки, прихваченные наверняка с чужих свадеб, и повсюду – фотоснимки итальянских родственников старой леди. Гиббонс ненавидел итальянцев. Если они не оказывались членами мафии, значит, непременно были нищими иммигрантами, из кожи вон лезущими, чтобы их впустили в страну.

Из всех этих снимков, развешанных и расставленных в гостиной, Гиббонс уделил более или менее пристальное внимание только двум. Одним из них был выцветший мгновенный снимок в позолоченной рамочке, стоящей на столике у дивана. Темноволосый ребенок, лет шести или семи, восседая на шотландском пони, хмурился в камеру. У Гиббонса не было ни малейших сомнений в том, что из этой мартышки с годами получился Тоцци.

На втором, размером пять на семь дюймов, была изображена высокая головокружительно красивая девушка в кепи и в свободного покроя платье. Это была Лоррейн, выпускная фотография, Барнард, 1960 год.

Гиббонс взглянул на часы. Он проторчал здесь уже четыре часа одиннадцать минут, поэтому ему и стало скучно. Конечно, он мог вспомнить засады, в которых ему доводилось сидеть и гораздо дольше. Засада – штука всегда утомительная, но он научился отлично с этим справляться. Главное, ни на миг не забывать о том, что ты на передовой. Такова, собственно, и вся работа агента. Если Тоцци нынешним утром так и не покажется, Гиббонсу придется рыть глубже, пока он не найдет другую ниточку, новое лежбище, иной контакт.