Под знаменем Сокола (СИ) - Оксана Токарева

Чего ждет Войнег? Чужаки, в самом деле, приблизились уже на расстояние более чем достаточное для выстрела, и здесь, на открытом пространстве, выстроенные в два ряда лучники Войнега имели явное преимущество.

Всеслава увидела Анастасия. Державшийся рядом с сотником лекарь молодецки горячил коня, внимательно разглядывая нападавших.

— Не больно-то они похожи на разбойников Соловья, — услышала Всеслава его спокойный голос. — Да и предводитель выглядит каким-то знакомым.

И в следующий момент дядька Войнег скомандовал отбой.

— Встречай родича и соседа, княжна! — с облегчением доложил он, подъезжая к саням. — Княжич Ратьша Дедославский за тобою следом к батюшке Велесу в гости пожаловал!

И затем раздалось знакомое:

— Поздорову, сестра!

— Храни тебя Велес, милый брат!

Хотя княжич Ратьша в самом деле приходился княжне и Ждамиру Корьдненскому родней, чай, его дед и их бабка по мужской линии от одних отца с матерью родились, молва давно записала его девице в женихи. Еще когда Всеслава лежала спеленатая в люльке, а будущий воитель бегал по двору в одной рубашонке, об этом обмолвился старый Мстислав. Род его не уступал великокняжескому, так же ведя происхождение напрямую от прародителя Вятока, да и град, в котором Мстислав сидел, считался чуть ли не сердцем земли вятичей. Неслучайно именно в Дедославле, а не в стольном Корьдно собиралось вече всей земли. Князь Всеволод тогда лишь отшутился, мол, не рановато ли соседушка ведешь разговор про золотую сваечку да серебряно колечко. Кабы имел десяток дочерей, всем бы сыновьям твоим невесты нашлись, а то ведь одна кровиночка, и ту придется хазарам отдать.

В таком же духе с неизменным напоминанием о хазарах отвечал возмужавшему Ратьше и его отцу братец Ждамир. Однако в последние месяцы, когда между княжной и хазарским каганом оказалось растущее день ото дня русское войско, Ратьша вновь напомнил о своих притязаниях. И хотя осторожный Корьдненский властитель с рукобитием не торопился: стоит еще посмотреть, что там у Святослава с хазарами выйдет, Всеслава чуяла, недалек тот день, и точила слезы в подушку — из огня да в полымя.

Глядя на высоченного широкоплечего красавца, Всеславины служанки растаяли в сладкой истоме: вот как бы такой сокол снизошел до них, серых утиц! Ну хоть на одну ночь! И за что госпожа его не жалует? Нешто краше беспортошный неумойка Неждан?!

Всеслава понимала служанок. В самом деле, троюродный брат, уродившийся статью в материну родню, воинственных ляхов, поражал своей редкой, нездешней красотой, прельщая красных девок роскошными волосами пепельного цвета, яркими синими очами, удалью молодецкой да пригожим лицом. Пожалуй, только русский воевода Хельги Лютобор, его соперник в том памятном единоборстве, мог прежде и здесь с ним тягаться. В профиль, если глядеть справа, они и нынче были чем-то схожи. Да только после хазарского плена помеченная шрамами от ожогов левая половина лица храброго русса больше напоминала пятнистую морду пардуса.

И все же в Ратьше Всеслава видела куда больший изъян. Словно в зачарованном серебряном зеркале жил красавец-княжич, собой любуясь и никого не замечая вокруг. Что же до удали, то хоть в сшибках молодецких и в поединках боевых мало кто мог ему противостоять, хоть в стычках с дикими печенегами и разбойниками-викингами обычно княжич одерживал верх, а все же слава за ним не самая добрая бежала. Сказывали, увлекшись неистовством битвы да хмельным пиршеством погони, мог Ратьша и печенежские вежи вместе с бабами и детишками дотла спалить, и пленных каленым железом самолично пытал, и данникам непокорным животы вспарывал или в болоте топил.

Неспроста ярился Ратьша. Горше безродного Неждана злился княжич на свою недолю. Это ж надо такому случиться: всем хорош уродился молодец, и в совете, и бою первый, а сладкое бремя наследовать владения отцовы достанется не ему. Меньшим у отца с матерью появился на свет Ратьша, последним из восьмерых сыновей. Тут уж как с дружиной не заигрывай, бояр не задаривай, а поперед всех братьев никак не пролезть.

Вот потому дневал и ночевал младший княжич не в родном Дедославле, а в стольном Корьдно. С нарочитыми мужами дружбу водил, с дружиной княжеской на степные рубежи в дозоры выезжал и, лелея гордые замыслы о престоле великокняжеском, все чаще речь заводил о браке со светлейшей княжной. Ведал ведь, что добрые боги никак не сподобятся послать Ждамиру Корьдненскому сыновей. А кого еще назначать наследником, как не мужа сестры.

Хотя молодой княжич прославился далеко за пределами своей земли как известный щап, способный, ежели надо, перещеголять самого императора ромейского, сегодня вместо собольей шубы или драгоценного корзно, которые он менял едва ли не ежедневно, с его могучих плеч спускался добротный, но простой суконный мятль, подбитый мехом росомахи. Под ним тускло поблескивала броня. Так Ратьша обряжался, когда шел в поход или на охоту, но никак не в гости к богам. Впрочем, он и сам видел получившееся несоответствие.

— Прости, сестрица, что без предупреждения и в платье дорожном, неказистом, — молодцевато соскочив с коня, начал он. — Хотели мы с гриднями секача на болоте взять, да тут оказалось, что ради иной добычи и стен Корьдненских покидать не надобно!

— Наслышаны, наслышаны, княже, о твоей нынешней удаче, — прогудел склонившийся перед Мстиславичем в почтительном поклоне Войнег. — И о разбойниках кромешных уже знаем. Издали, не разобравшись, чуть тебя с твоими молодцами за них, окаянных, не приняли. Хорошо еще стрелять не начали.

Ратьша удивленно поднял черную, красиво очерченную бровь, затем приметил съежившегося под пологом Тойво и улыбнулся:

— Ну, коли вы уже все знаете, думаю, сестрица меня точно простит, да и Велес не осерчает. Впору ли о платье заботиться, — повернулся он к Всеславе, — когда лихие вороги крамолу замыслили. Мы с молодцами как были вскочили на коней и вперед. Боялись не поспеть!

Хотя наливные, спелые губы княжича дружелюбно улыбались, обнажая два ряда белоснежных ровных зубов, в синих глазах морозными искрами поблескивал редко когда там таявший лед. Так ли на невесту любимую смотрят?

Всеслава вспомнила другие глаза: теплые, ласковые, цветом напоминавшие зрелую лещину, ореховыми бусинами выделявшиеся на вечно обветренном лице. Какие эти глаза были веселые, праздничные! Точно начало Жовтеня месяца, когда солнце сияет на небе, а лес стоит нарядный и золотой. Как смотрела Всеслава в эти глаза, как любовалась ими. Неужто тому уже третий год пойдет?

А что же Ратьша? Нешто в самом деле за нее испугался или как обычно ухватился за первую же возможность удаль молодецкую перед корьдненской и русской дружинами показать, разогнать кровь горячую в жаркой битве и лихой погоне. Чай, разбойники беззаконные на его великую будущность