Соблазненные луной - Лорел Гамильтон

Глава 30

Я стояла на высоком холме и смотрела вокруг. До самого горизонта, смешиваясь с его голубой туманной далью, простиралась роскошная зелень, настоящий изумрудный океан. Целый восхитительный миг я стояла одна на вершине огромного холма, а потом почувствовала, что кто-то здесь есть. Я не слышала ни звука, ни движения, просто знала, что если оглянусь, то за спиной у меня кто-то будет стоять. Я думала увидеть Богиню, но ошиблась. В лучах яркого солнца стоял мужчина. На нем был плащ, тенью скрывавший его лицо и прятавший очертания фигуры, развеваясь под легким ветерком. То мне казалось, что незнакомец широкоплеч, то что скорее тонок. Словно тело под плащом менялось прямо у меня на глазах.

Ветер отбрасывал назад мои волосы и раздувал колоколом его плащ. Ветер принес мне запах поля и леса. Незнакомец пахнул первозданной дикостью леса и свежевспаханным полем, но, кроме этих густых ароматов, был еще один, который невозможно описать. От него пахло – за неимением других слов – мужчиной. Но это слово мало что передает. Так пахнет шея мужчины в разгар любви и страсти – дивный аромат, от которого сжимается грудь и переполняется сердце. Если бы парфюмеры сумели разлить его по флакончикам, они бы озолотились, потому что от него пахло любовью.

Он протянул ко мне руку, и я пошла к нему. Рука его менялась ежесекундно, как и тело – цвет кожи, форма и величина ладони, – словно проплывая множество вариантов. Рука, взявшая мою ладонь, оказалась темной, как у Дойла, но лицо под капюшоном Дойлу не принадлежало. Я различала в нем черты всех моих мужчин. Все, кто познал мое тело, отражались и проплывали в лице Бога, но руки, притянувшие меня, были самые настоящие, крепкие руки. Он прижал меня к себе, плащ одел нас обоих и затрепетал крыльями на ветру. Я положила голову ему на грудь, обвила талию руками, и мне стало так спокойно, словно мне больше ничего не страшно. Я словно обрела дом – тот дом, каким его все представляют, но каким он никогда не бывает. Мирный, счастливый – именно то, что нужно, все, чего ты хотел. Минута полного спокойствия. Абсолютное счастье. И казалось, что так может продолжаться вечно.

И стоило мне сформулировать эту мысль, как я поняла, что и правда может. Я могу остаться здесь, в руках Бога, или уйти туда, где царят мир и счастье. Счастье ждало меня, и я могла к нему уйти, но я вспомнила о Дойле и о Холоде, о Галене, Никке, Китто, Рисе... О Богиня, Рис!.. Неужели королева ослепила его? Спокойствие ударилось о мое горе и разлетелось вдребезги.

Руки обнимали меня все так же крепко, грудь была так же надежна, и сердце его билось уверенно, наполняя меня все той же радостью. Он не изменился, изменилась я. Если я умру, что станет с моими стражами? Андаис не умерла, она умереть не может, и ее гнев, когда она придет в себя, будет просто ужасен.

Я пыталась удержать радостное спокойствие, я цеплялась за него, как ребенок цепляется за родителей, когда боится оставаться в темноте, – но я ведь не ребенок. Я принцесса Мередит Ник-Эссус, обладательница рук плоти и крови, и я еще не могла уйти к вечному миру. Мне нельзя оставить моих людей на милость королевы.

Я чуть отстранилась взглянуть в лицо Богу, но увидеть его так и не смогла. Кто-то говорит, что у Бога лица нет, кто-то – что у него лицо твоей самой большой любви, кто-то – что у него лицо того, кто тебе больше всех нужен. Не знаю, только для меня тогда его лицо было все из улыбки и теней. Он меня поцеловал, и губы его пахли медом и яблоками. В голове у меня прозвучал голос, в котором смешались рокочущий бас Дойла и звонкий смех Галена: "Поделись этим с ними".

Я очнулась, ловя воздух ртом, грудь была как в огне. Я попыталась сесть, но от боли тут же упала обратно, вся скорчилась – и больно стало так, что я заорала бы, только воздуху для крика не было.

Надо мной склонилось лицо Китто. Он прошептал:

– Мать господня...

У него вся нижняя половина тела была в крови, и на верхней тоже крови хватало. Я не помнила, чтобы королева добралась до него. Хотела спросить, но даже дышать было так больно, что заговорить я не решилась. С каждым вдохом в меня будто кинжалы впивались с обеих сторон. Так больно, что подмывало опять скорчиться, но я знала, что от этого станет еще больней, и потому осталась лежать неподвижно, только руками проскребла по полу.

Пол был мокрый – от крови, я знала. Но я не понимала, почему кровь так близко от меня. Китто словно прочитал мои мысли, он наклонился и сказал:

– Я затащил тебя в кровь сидхе. Рука крови может питаться кровью.

Он наклонился очень низко, потому что вокруг было слишком шумно. Много мужских голосов. Я выхватывала только обрывки фраз:

– Здесь лежит Мортал Дред... Она нас всех убьет... безумие...

Китто наклонился еще ниже:

– Ты меня слышишь, Мерри?

Мне удалось прошептать едва различимо:

– Да.

О чем шел спор, мне было не понять, но что Китто говорил о крови – я, кажется, поняла. Он затащил меня в лужу крови, надеясь вылечить. Может, мне и правда от этого стало получше, но что-то со мной было очень не так. Дышать было больно, а двигаться – невыносимо больно. Бог вернул меня к жизни, но не исцелил. Как только я это подумала, я ощутила его поцелуй на губах. Губы покалывало, словно мы разъединились только что. Пахло яблоками, а на губах остался вкус меда, когда я их облизнула.

Гален подполз ко мне и приподнялся на руках, чтобы взглянуть мне в лицо. Он улыбнулся, хотя в глазах застыла тень страдания. Я помнила, как бился он в судорогах, приняв на себя первый удар магии Андаис. Мне она все ребра раздавила; наверное, и ему тоже. Я попыталась поднять к нему руку и обнаружила, что кричать я уже умею. Мой крик оборвал спор лучше всякого выстрела. Как только вопль смолк, в комнате повисло такое тяжелое молчание, какого я в жизни не слышала. Китто хотел оттолкнуть Галена, но я переборола боль и сумела приподнять руку так, чтобы Гален ее взял. Легкое это прикосновение пролилось по мне будто бальзамом. Я смогла ровнее лечь на полу. Смогла вспомнить, как нужно дышать, хоть и очень осторожно из-за боли.

Губы покалывало, и казалось, будто я вгрызаюсь в яблоко. Похрустывающая дынная сладость таяла на языке. Яблоки в меду. Да, именно этот вкус наполнил мне рот. В голове эхом прозвучало: "Поделись с ними".

– Поцелуй меня, – попросила я.

На лице Галена отразилось страдание. Он решил, что я прошу прощальный поцелуй. Я надеялась, что он ошибается.

Он тихо стонал, подползая ближе ко мне. Я знала, что сломанные кости впиваются ему в плоть при малейшем движении, и все же он не колебался ни секунды. Он прополз последние разделяющие нас дюймы и склонился ко мне. Губы коснулись моих губ невероятно нежно, но вылетевший из моих губ вздох не пахнул уже яблоками и медом. У Галена был вкус душистых трав. Вкус росы со слабым запахом базилика. Вкус базилика – теплый, густой, яркий. Несорванного базилика, подставившего солнцу листья в капельках росы.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});